— Так вот, если бы не мои постоянные бдительность и опека, моего Валерочки уже давно бы не было в живых. Он постоянно попадает в пиковые ситуации по вине неблагодарных людей, не способных по достоинству оценить его таланты и выдающиеся качества. Они все время строят ему козни, подставляют, предают, пытаются унизить моего бедного мальчика, и, если бы не я, он уже давно лежал бы в могиле. Но слава Богу, этого не случилось и, надеюсь, никогда не случится, пока я жива…

— Может, лучше напишете мемуары дома и принесёте их мне — я с удовольствием почитаю на досуге, — предложил босс, поморщившись, как от зубной боли.

— Да как вы смеете?! — вскричала возмущённая мамаша. — Со мной ещё никто так не разговаривал!

— Не сомневаюсь. Извините. Продолжайте, ради Бога.

— То-то же! И не смейте меня перебивать, — успокаиваясь, прошипела она. — Если хотите получить заказ на работу, то лучше помолчите. Так вот, уважаемый Родион Потапович, моему Валерочке грозит серьёзная опасность. Его хотят убить. Причём очень скоро. Сегодня. Но… он об этом ещё не знает.

— А вы, значит, знаете?

— Естественно.

Босс удивлённо воззрился на неё:

— Откуда, если не секрет? Уж не хотите ли вы сами его…

Открыв сумочку, она вытащила перетянутую синей атласной ленточкой пачку писем и торжествующе потрясла ею в воздухе.

— Вот откуда!

— Что это?

— Не подгоняйте меня! Я сама все объясню.

Как вы уже слышали, я стараюсь оберегать сына от неприятностей, чтобы он лишний раз не волновался и не расстраивался. Поэтому я… э-э-э, как бы вам это лучше сказать…

— Читаете его почту, — мягко подсказал босс.

— А как вы догадались? Впрочем, неважно. Десять дней назад я, будем откровенны, как обычно, просматривала его письма перед тем, как они попадут к нему. Знаете, у него даже нет ключа от почтового ящика — у нас так принято в доме. Почту приносят, когда он на работе, и у меня достаточно времени, чтобы как следует со всем ознакомиться и сделать необходимые вырезки и поправки, чтобы он, не дай Бог, не расстроился, читая свою корреспонденцию. Будьте уверены, я не считаю это сколько-нибудь предосудительным в наше тревожное время. Даже наоборот — мне памятник нужно поставить при жизни. Если бы вы знали, от скольких бед я его избавила таким образом! Но моё воспитание и врождённая скромность не позволяют хвастаться этим перед сыном, хотя, наверное, когда буду лежать на смертном одре, я все же не удержусь и все расскажу, чтобы он мог оценить подвиг любящей его матери… — Она прижала к глазам батистовый платочек и всхлипнула.

— Мария, принеси воды, — сочувственно вздохнул босс, и я поднялась.

— Нет!!! Только не воды! — вскричала та в ужасе, словно её собирались угостить раствором цианистого калия. — Со мной уже все в порядке, спасибо.

Я села на место.

— На чем я остановилась? — требовательно спросила она у босса.

— На том, что вашего сына завтра прикончат.

— Не шутите так, — слабо простонала она. — Вы — кощунственная личность! Если бы не обстоятельства, я бы сейчас… — Она скрипнула зубами, но не бросилась на Родиона, и у меня отлегло от сердца. — В общем, десять дней назад я получила письмо. Вернее, письмо, конечно, предназначалось Валерику, но даже под страхом смерти я не отдала бы его ему — это сразило бы его наповал. Вы даже не представляете, что там было написано! Я не буду сейчас вам читать, потому что вы и сами сможете это потом сделать, а расскажу вкратце. Это были самые настоящие угрозы, составленные вырезанными из газет буквами. У меня чуть не остановилось сердце, когда до меня дошёл смысл этого кошмарного послания. — Она схватилась за сердце. — Эти мерзавцы обещали оторвать моему сыну его чудесную голову, если он не подпишет какие-то там бумаги во время какой-то там встречи. Естественно, я не стала ему этого показывать, чтобы не травмировать его и без того слишком ранимую психику. Вы меня понимаете?

— С трудом, — буркнул босс. — Продолжайте.

— Через два дня пришло ещё одно письмо. На этот раз негодяи грозились оторвать не только голову, но и все конечности Валерочки, если он ко всему тому не изменит ещё и условия контракта в пользу известной ему фирмы. Как я поняла, встреча должна была состояться очень скоро. Мой сын все время ходил такой радостный, возбуждённый, все твердил о том, что скоро станет весьма состоятельным бизнесменом. Я бы считала себя преступницей, если бы омрачила его радужное настроение, показав эти ужасные письма. Мне казалось, что все это лишь пустые угрозы, дешёвый блеф, и потом, мне было так приятно видеть его счастливым и довольным… — Она печально вздохнула. — А ещё через три дня опять пришло письмо. В нем говорилось, что коль мой сын молчит и ничего не предпринимает, то они воспринимают это как согласие с их требованиями, а значит, ему будет нетрудно подменить в контракте реквизиты и поставить другие, чтобы деньги за поставки шли на их счёт, как я поняла. Бандиты предупреждали, что в случае отказа ему отрежут… — тут она опять всхлипнула, — отрежут его маленькую пипочку, его хорошенькую писюлечку и заставят… съесть… — Она застонала. — Изверги, недоноски, сволочи! — полилось из неё вместе со слезами. — Как они смеют только предполагать такое! Он же тогда не сможет жениться и иметь детей!!! — Она застыла с открытым ртом, потом вдруг сразу успокоилась и решительным тоном произнесла:

— Таким людям не место в нашем обществе! Я требую, чтобы вы разыскали их и поставили на место — в тюрьму!

— А почему не обратились в милицию?

— Я смотрю телевизор и читаю газеты, чтобы доверить этим равнодушным и продажным органам своё единственное сокровище. И потом… они наверняка начнут следствие, и выплывет то, что я скрывала от сыночка эти письма. Не знаю, как он к этому отнесётся, но мне кажется, что на памятник тогда я вряд ли смогу рассчитывать, — сокрушённо проговорила она. — Помогите мне, умоляю…

— А с чего вы решили, что его убьют именно сегодня?

— Вчера пришло ещё одно письмо. В нем говорится, что если он все не сделает, то в этот же день они выполнят все свои угрозы.

— Значит, контракт подписывают сегодня? — догадался босс.

— Да. — Она уронила голову, и плечи её дрогнули. — Я ещё вчера хотела показать ему письма, но не решилась. Он купил мне цветы, дорогой коньяк, и мы так мило посидели за ужином… У меня просто не повернулся язык. Он ведь у меня такой впечатлительный, что обязательно натворил бы какую-нибудь глупость. А сегодня утром (я, между прочим, половину ночи не спала) он попросил пожелать ему удачи. Естественно, я не смогла сунуть в его счастливое, полное надежд и ожиданий лицо эти грязные бумажки. Я сказала ему «ни пуха ни пера», поцеловала в щёчку, и он уехал на своё совещание. А я помчалась к вам…

Я невольно присвистнула, и в кабинете воцарилась гробовая тишина, нарушаемая лишь тихим сопением босса, уставившегося на несчастную Викторию Романовну с нескрываемым ужасом. Наконец, очухавшись, он выдавил:

— Вы — фантастическая мамаша. Но пусть это останется на вашей совести. Когда он уехал?

— Чуть больше часа назад.

— Значит, время ещё есть, — облегчённо выдохнул он. — Сколько вы готовы выложить за то, чтобы ваш Валерочка смог в будущем иметь детей?

Подняв голову, она тихо произнесла:

— Деньги значения не имеют. У меня есть… э-э-э, кое-какие накопления. Не очень много, но все же.

— Тогда в случае благоприятного исхода вы заплатите нам… тысячу долларов. Согласны?

Она полезла в сумочку, вытащила ещё один конверт и вместе с остальными положила на стол.

— Ради сына мне ничего не жалко. Здесь пятьсот. Если спасёте, получите ещё столько же. А если нет — вернёте.

Почесав лоб, босс кивнул и спросил:

— Где он работает?

— Понятия не имею, — заявила эта несносная кочерга, и мы с боссом опять застыли. Она же, как ни в чем не бывало, продолжала:

— Он никогда не говорил, а я никогда не интересовалась. Знаете ли, я демонстративно, из принципа не проявляла никакого интереса к его делам, чтобы он знал, как я к ним отношусь. Он не настаивал.