Вынужденный стоять в неудобном положении, согнувшись, лейтенант пробурчал:

– Я сказал, что должен без промедления проводить вас к министру полиции. Ваше имя уже неделю назад сообщили на все заставы. Такой приказ…

– Чей приказ?

– А чей же может быть? Министра полиции, господина герцога де Ровиго, а следовательно, приказ Императора!

– Это еще надо проверить! – воскликнула Марианна. – Что ж, раз вы так настаиваете, едем к герцогу де Ровиго. Однако я не премину высказать ему все, что думаю о нем и его подчиненных. Но пока я остаюсь хозяйкой у себя, будьте добры отправиться на сиденье к кучеру, молодой человек! И потрудитесь указать ему дорогу! Иначе вы не заставите меня тронуться отсюда.

– Хорошо! Иду!

Разочарованный жандарм неохотно вылез и взобрался к Гракху, встретившему его насмешливой улыбкой.

– Очень любезно с вашей стороны составить мне компанию, лейтенант! Вы увидите, как здесь хорошо! Правда, немного сыровато, но зато столько воздуха, не то что внутри! И куда нам ехать?

– Давай двигай! И без фокусов, милейший, если не хочешь, чтоб тебе влетело!.. Вперед, – проворчал жандарм.

Гракх, не отвечая, тронул с места и, забыв на время о достоинстве княжеского кучера, во все горло запел с акцентом гамена из предместья старый марш солдатов Аустерлица:

Посмеемся? Съежившаяся в глубине кареты Марианна не имела ни малейшего желания смеяться, но этот воинственный марш, распеваемый звонким голосом юного кучера, очень подходил к ее настроению… Она была слишком разгневана, чтобы хоть на минуту ощутить страх перед этим Савари и причинами, из-за которых он приказал всем заставам караулить ее. Когда подъехали к особняку Жюинье, Марианна заметила, что тут тоже кое-что изменилось. Шел ремонт. Повсюду виднелись леса, бочки с гипсом, банки с красками, оставленные рабочими, закончившими трудовой день. Несмотря на это и на поздний час (на колокольне Сен-Жермен-де-Пре как раз пробило десять), множество слуг в сияющих ливреях и других особ сновало во дворе и в прихожих. К тому же вместо того, чтобы проводить Марианну на второй этаж в пыльную приемную, за которой находился небольшой, скудно обставленный кабинет герцога Отрантского, лейтенант жандармерии передал ее высоченному мажордому в красной ливрее и напудренном парике, который величественным жестом открыл перед нею салон первого этажа, салон, где все объявляло об абсолютной верности вкусам хозяина. Массивная мебель красного дерева на позолоченных бронзовых львиных лапах, темно-зеленые обои, тканные золотыми пчелами, помпейская люстра и лепные военные аллегории, повторяющиеся на многочисленных панно. Завершающим штрихом был громадный бюст Императора в лавровом венке на высоком мраморном постаменте, напомнившем Марианне траурную стелу.

Посреди этого великолепия какая-то дама в сиреневом платье и украшенной малинскими кружевами лиловой накидке взволнованно ходила взад-вперед, шурша своими шелками. Это была дама среднего возраста, чье благородное лицо и высокий лоб являли смесь мягкости и строгости. Марианна знала ее, часто встречая у Талейрана: канониса де Шатеней, дама высокого ранга и высокого ума, о которой поговаривали, что она когда-то питала слабость к молодому и тощему генералу Бонапарту.

Когда Марианна вошла, она прекратила свою лихорадочную прогулку и с удивлением посмотрела на вошедшую, затем, с радостным восклицанием протянув руки, поспешила к ней:

– О, дорогая великая актриса!.. Ах, простите! Я хочу сказать: дорогая княгиня, какое счастье и какое облегчение встретить вас здесь!..

Наступила очередь Марианны удивиться. Каким образом г-жа де Шатеней могла узнать о перемене в ее положении? Канониса нервно усмехнулась и увлекла молодую женщину к стоявшему между двух неприветливых бронзовых «Побед» канапе.

– Но ведь Париж только и обсуждает ваш столь романтический брак! О нем говорят почти столько же, сколько о немилости бедного герцога Отрантского! Вы знаете, что нет больше речи о его миссии посла в Риме? Император, как говорят, был в страшном гневе на него из-за великого аутодафе, которое он совершил со всеми тайными досье и другими документами своего министерства. Он изгнан, самым настоящим образом изгнан!.. В это трудно поверить! Но… а на чем я остановилась?

– Вы сказали, что много говорят о моей свадьбе, сударыня, – проговорила ошеломленная этим потоком слов Марианна.

– Ах да! О… это так необычно! Знаете, дорогая, ведь вы самая настоящая конспираторка! Скрыть под псевдонимом одно из самых знатных имен Франции! Как романтично!.. Поверьте, однако, что я никогда не принимала это за чистую монету. Я давно догадывалась, что вы настоящая аристократка, и когда мы узнали эту новость…

– Простите, но как вы узнали? – прервала ее Марианна.

Канониса несколько мгновений помолчала, раздумывая, затем продолжала еще стремительней:

– Как это произошло? Ах, да… великая княгиня Тосканы написала об этом Императору, как о событии совершенно невероятном! И таком трогательном! Молодая, прекрасная певица соглашается выйти замуж за несчастного, настолько обиженного природой, что он никогда не смеет показаться кому бы то ни было! И самое главное, обнаруживается, что эта красавица принадлежит к старинному роду! Моя дорогая, ваша история сейчас облетает всю Европу. Госпожа де Жанлис хочет написать о вас роман, а что касается госпожи де Сталь, говорят, что она мечтает о встрече с вами.

– А… Император? Что сказал Император? – настаивала Марианна, одновременно ошеломленная и обеспокоенная всем этим шумом вокруг союза, который она надеялась сохранить в тайне, поскольку он тайно заключался.

Очевидно, у сплетников тосканского двора были очень длинные языки, если их болтовня смогла добраться уже сюда…

– Право, я не много могу вам сказать, – ответила канониса. – Я знаю только, что Его Величество разговаривал с Талейраном и издевательски насмехался над бедным князем за то, что он принял лектрисой к своей жене родную дочь маркиза д’Ассельна.

Это так похоже на Наполеона! Он должен был прийти в ярость из-за этой свадьбы и не нашел ничего лучшего, как излить свой гнев на голову Талейрана, без сомнения, в ожидании сделать то же с самой Марианной, откуда и это настоятельное приглашение нового министра полиции. Она спросила, чтобы сменить тему разговора:

– Но каким образом, сударыня, мы встретились здесь, да еще в такое позднее время?

Г-жа де Шатеней мгновенно утратила светскую оживленность, и ее вновь охватило волнение, от которого ее избавил приход Марианны.

– Ах, не говорите! Меня это ужасно беспокоит! Представьте себе, я была в Бовези у моих добрых друзей, которые имеют там очаровательное поместье и которые… Ладно! Представьте себе, что сегодня утром появляется жандарм, разыскивающий меня от имени герцога де Ровиго, срочно требующего меня к себе! И хуже всего то, что я совершенно не знаю: почему и за что! Я оставила моих бедных друзей в состоянии сильного беспокойства и проделала ужасное путешествие, непрерывно спрашивая себя, почему меня в некотором роде арестовывают. Я была так расстроена, что заехала на минутку к советнику Реалю, чтобы спросить, что он об этом думает, а он буквально вынудил меня поспешить, чтобы не опоздать, ибо опоздание может привести к неприятным последствиям! Ах, моя дорогая, я в таком состоянии… И я уверена, что с вами произошло то же самое.

Нет, это не было тем же самым. Несмотря на то что Марианна старалась сохранить полное хладнокровие, она имела достаточные основания считать, что касающийся ее приказ вызван другими причинами, хотя она и не могла себе представить, что Наполеон зайдет так далеко и арестует ее за то, что она осмелилась без его разрешения вступить в брак. Но у нее не оказалось времени, чтобы разделить свою тревогу с собеседницей. Появился величественный привратник и сообщил г-же де Шатеней, что министр ждет ее.