– Таково и мое мнение. Но я хотела бы выразить вам… – Квентину Кроуфорду не пришлось так скоро выслушать благодарность Марианны. В этот момент они подошли к осенявшим паперть старой иезуитской церкви вязам, и шотландец внезапно сжал ей руку.

– Тише! – сказал он. – Здесь кто-то есть…

Поднявшийся ветер гнал по небу большие облака. Одно из них закрыло луну, и в сгустившейся тьме показалось, что за деревьями скрывались какие-то бесформенные фигуры. Перед церковью виднелся силуэт фиакра, но кучера на сиденье не было. Услышав легкое ржание, Марианна повернула голову вправо и увидела стоящих в углублении нескольких лошадей. Ей не потребовалось ни слов, ни движения, которым Кроуфорд вытащил из-под сюртука пистолет, чтобы догадаться о засаде, но она даже не успела подумать, кто может быть там.

Деревья словно сдвинулись с места, и в одно мгновение посетители тюрьмы оказались в центре круга из зловещих темных фигур в длинных плащах и широкополых шляпах. Кроуфорд поднял пистолет.

– Что вам надо? Если вы грабители, золота у нас нет.

– Спрячьте вашу пукалку, сеньор, – раздался голос с сильным испанским акцентом.

– На вас наведено оружие посерьезней! И нам не нужно золото.

– Что же вы тогда хотите?

Пренебрегая ответом, испанец, чье лицо невозможно было рассмотреть из-за надвинутой на лоб шляпы, сделал знак рукой, и шотландец тут же оказался схваченным и связанным. Затем мужчина обратился к своему соседу.

– Это точно она? – спросил он.

Сосед, значительно ниже ростом и хрупкий на вид, сделал два шага вперед. Он вынул из-под плаща потайной фонарь и, открыв заслонку, поднес его к лицу Марианны, которая в слабом свете заметила, что неизвестный – женщина и эта женщина – Пилар.

– Это она! – воскликнула испанка торжествующим тоном. – Благодарю вас за все бессонные ночи, мой дорогой Васкец! Я была уверена, что рано или поздно она придет.

– Не хотите ли вы сказать, – высокомерно начала Марианна, – что этот субъект сторожил около тюрьмы несколько недель исключительно в надежде устроить вам эту приятную встречу?

– Именно это я хотела сказать. Вот уже больше месяца мы вас ждем! Как раз с тех пор, как мы узнали из Бурбон-Ларшамбо, что князь Талейран вернулся в Париж… и что княгиня Сант’Анна так заболела, что больше не выходит. Тогда дон Альваро снял дом на Балетной улице и поместил там службу наблюдения. Мы также узнали, что вас нет ни у князя, ни у себя. Следовательно, вы должны были быть в каком-то другом месте. Следить за тюрьмой осталось единственной возможностью вас поймать!

– Поздравляю! – сказала Марианна. – Я и не предполагала, что вы такая сообразительная и такая… словоохотливая! И что же вы собираетесь с нами сделать? Убить?

Бледное лицо Пилар приблизилось вплотную к ней. Жгучая ненависть струилась из ее черных глаз, но Марианна спокойно смотрела на это лицо, красивое и чистое, но уже со следами исступленного отчаяния. Если ей суждено было увидеть смерть, начертанную на человеческом лице, то она находилась перед ней, однако Марианна чувствовала себя такой сильной от переполнявшей ее любви, что не испытывала ни малейшего страха. К тому же Пилар процедила:

– Это было бы слишком легко! Нет, мы только заберем вас с собой и будем сторожить, чтобы вы не могли учинить ни малейшей гадости. Нельзя допустить, чтобы вы помешали действиям правосудия. Сначала я думала передать вас в руки полиции, но похоже, что Наполеон питает слабость к вам!

– Если бы я была на вашем месте, я приняла бы во внимание эту слабость. Он не любит, когда задевают, а особенно похищают его друзей!

– Он об этом не узнает. Разве вы не находитесь в… ссылке? Ну-ка, господа, заткните мадам рот, а то она, похоже, собирается кричать.

Это было именно так. Марианна уже набрала в легкие воздуха, чтобы закричать изо всех сил в надежде хотя бы привлечь внимание жителей соседних домов, но она не успела это сделать. Секунду спустя ей забили рот кляпом, связали и отправили в фиакр, где уже находился Кроуфорд. Один из людей вспрыгнул на сиденье кучера, а Пилар и Васкец сели вместе с пленниками. Едва усевшись против своего врага, сеньора Бофор нахмурила брови.

– Пожалуй, лучше будет завязать им глаза, друг мой… Я не хочу, чтобы они знали, куда мы их повезем.

Испанец повиновался, и Марианне, ставшей немой и слепой, остались в утешение только ее мысли, сразу ставшие гораздо менее оптимистичными. Все действительно оказалось не так просто, как она себе представляла. С того момента, как она покинула Язона, она была убаюкана заманчивым убеждением, что избавилась от страха: она решила сделать все, чтобы спасти своего возлюбленного и вернуть ему свободу, которую, несомненно, она собиралась с ним разделить. А в случае неудачи она пообещала себе умереть, если не с ним, то в одно время, чтобы вместе, рука об руку, вступить в царство вечной любви. Она даже представила себе письмо, написанное Жоливалю, чтобы он смог соединить их тела в одной гробнице, и, подобно обиженным детям, желающим умереть и этим наказать родителей, она испытывала некоторое удовольствие, представив раскаяние и угрызения совести Наполеона, когда он узнает, что его жестокость толкнула «соловья» на смерть… Дойдя до этого, она с горечью констатировала, что совершенно забыла о неприятной действительности, которую представляла Пилар.

До сих пор она смотрела на нее как на святошу и дикарку, неспособную к здравым рассуждениям, главным образом озабоченную тем, как ей самой выйти сухой из воды. Она считала ее глупой и злобной, а также подлой, раз она ради низкой мести дошла до того, что обвинила своего супруга перед полицией. Но она никогда не могла себе представить, что эта злоба может вызвать такую ужасную деятельность. Что сказала безумная испанка? Что нельзя допустить, чтобы ее действия помешали ходу правосудия?.. Другими словами, она похитила Марианну, чтобы она не могла ничего сделать для спасения Язона!.. На мгновение пленнице показалось, что она слышит голос Талейрана:

«Пилар принадлежит к племени непримиримому… у них обманутая влюбленная, не дрогнув, отправит неверного любовника к палачу…»

Это было так, это было именно так! Ее упрячут в какое-нибудь логово, откуда она не сможет выйти, пока Язона не казнят. Может быть, после того ей окажут милость и тоже убьют? Тогда путь к искуплению для набожной Пилар станет еще привлекательней!..

«На ее месте, – подумала Марианна, – я, несомненно, убила бы соперницу, но ни за что в мире и пальцем не коснулась бы человека, которого люблю».

Связывавшие ее путы причиняли боль, а кляп затруднял дыхание. Она поерзала, чтобы найти более удобное положение.

– Сидите спокойно! – раздался холодный голос Пилар. – Скоро мы поменяем кареты.

Действительно, вскоре фиакр остановился. Сразу несколько рук крепко схватили Марианну, чтобы высадить, и, едва она коснулась земли, как оказалась в другой карете, на гораздо более мягких подушках. Ее локти прижались к шелковистому бархату. И она сразу почувствовала, что рядом с ней сидит не Кроуфорд. Это была Пилар. Тонкое обоняние Марианны узнало густой запах ее духов: жасмина и гвоздики. Больше никто не поднялся в карету, и пленница начала серьезно беспокоиться о своем спутнике, чье приглушенное бормотание донеслось издалека. Кто-то сказал около дверцы:

– А что нам делать с другим?

– Я же уже говорила, куда его отвезти, – ответила Пилар. – Ручаюсь, что полиция не будет искать его там, если вообще начнет разыскивать.

– Будьте уверены, донна Пилар, что этим она займется. Когда его жена узнает, что он не вернулся, она поднимет шум!

– Не думаю! Тогда ей придется сознаться, что они дали убежище изгнаннице… Главное, впрочем, чтобы его не обнаружили до намеченного нами дня. Потом мы его отпустим. Обращайтесь с ним хорошо. Он не враг нам. Кстати, вы заплатили кучеру фиакра?

В ответ, вместо гортанного голоса человека по имени Васкец, раздался тихий смех, показавшийся Марианне зловещим.

– Вы не должны были! Мы же здесь не дома.