– О! – запротестовал главный маршал. – Кто угодно? Одна из Габсбургов? Госпожа графиня, ваш легкомысленный язык может сыграть с вами дурную шутку!..

– Скорее мое несовершенное знание французского, – отразила удар Доротея с внезапным взрывом смеха. – Я хотела сказать, что они подходят не ко всем фигурам. Надо быть худощавой и гибкой, с длинными ногами, – добавила она, бросив испытующий взгляд на свое отражение в ближайшем зеркале, – а Ее Величество слишком любит пирожные.

Г-жа де Перигор тоже была превосходно сложена, и накануне Марианна поразилась происшедшей в ней перемене: девочка с большими глазами, которую кое-кто считал некрасивой и слишком худой, расцвела, превратившись в настоящую красавицу. Даже Марианна не носила с большим изяществом многотрудные творения Леруа. Платье из чередующихся полос плотных белых кружев и черного бархата, которое графиня выбрала на сегодня, могло бы показаться безвкусным на менее породистом теле, чем ее. Она ласково просунула руку под локоть Марианны.

– Как чудесно, что вы снова стали сама собой. И в самом деле, как далеки теперь и мадемуазель Малерусс, и синьорина Мария-Стэлла!..

Несмотря на все ее самообладание, Марианна почувствовала, что краснеет.

– Очевидно, я кажусь вам чем-то вроде хамелеона, – вздохнула она. – И меня беспокоит, как будут судить об этом простые смертные.

Красивые черные брови г-жи де Перигор поползли вверх.

– Простые смертные не позволят себе судить вас, дорогая! Что же касается нашей знати, скажем прямо, что они еще и не такое видели! Известно ли вам, что мой дед был конюхом у царицы Екатерины, прежде чем стать ее любовником и жениться на герцогине Курляндской? Это ничуть не мешает мне гордиться им… Именно его я предпочитаю всем моим предкам!.. А что касается некоторых из наших эмигрантов, я знаю таких, которые занимались ремеслом куда менее почетным, чем служба лектрисы у княгини или выступление в концертах! Перестаньте волноваться, и пойдем представиться нашему церберу.

– Минутку! – сказала Марианна, оборачиваясь к Дюроку. – Не могли бы вы, господин герцог, дать мне объяснения относительно присланного вами приказа? Зачем я вызвана сюда?

Круглое, с немного неопределенными чертами лицо главного маршала дворца расплылось в широкой улыбке.

– Но… чтобы быть представленной Их Величествам, ничего больше… таков порядок! Обычно это делается на балу, но поскольку мы в трауре…

– Ничего больше? – недоверчиво спросила Марианна. – Вы в этом уверены? Вы уверены, что Его Величество не приготовил для меня какую-нибудь пакость в его вкусе?

– Конечно! Император приказал мне вызвать вас, и я от его имени пригласил вас на представление. Впрочем, – вынимая часы, добавил он, – уже пора войти в зал, а госпожа де Монтебелло еще не появилась. Очевидно, она задержалась у Императрицы… Но это не имеет значения. Я имею такое же право представлять новичков. Прошу вас, сударыня.

Двое слуг в зеленых с золотом ливреях отворили двойную дверь в соседний зал, и приглашенные неторопливо вошли, располагаясь вдоль стен: женщины впереди, мужчины сзади. Дюрок один остался рядом с Марианной, которая остановилась немного в стороне от остальных, недалеко от двери, из которой должна была появиться императорская чета. Людей собралось много, но молодая женщина, охваченная одновременно беспокойством и желанием поскорей увидеть человека, которого она все так же любила, даже не взглянула на остальных приглашенных. Они представляли для нее безликую массу платьев и сверкающих мундиров, французских и иностранных. Она ограничилась тем, что на ходу проверила в одном из высоких зеркал, в порядке ли туалет и весь ее внешний вид. Единственная мысль билась в ее мозгу: как он ее примет?

Сначала она считала, что будет иметь дело с ним одним, что он прикажет отвести ее в свой кабинет, чтобы поговорить без свидетелей. Поэтому она испытывала жестокое разочарование. Это выглядело так, словно Наполеон предупреждал, что она для него не больше, чем любая другая женщина! Неужели он до такой степени влюблен в эту толстую австриячку? И затем, склонность к враждебным выходкам и сомнительным комплиментам, которыми Наполеон публично награждал некоторых женщин, была ей слишком хорошо известна, чтобы она не опасалась момента, когда окажется лицом к лицу с ним перед всеми этими жадно настороженными ушами и устремленными на нее взглядами.

– Их Величества Император и Императрица! – громко возвестил церемониймейстер.

Марианна вздрогнула. Ее нервы натянулись до предела. Высокие двери раскрылись, и сердце молодой женщины забилось с перебоями. Своим привычным быстрым шагом, с руками за спиной, вышел Наполеон.

Немного сзади Марианна увидела неторопливо выплывавшую Марию-Луизу, более румяную, чем прежде, в белом платье, украшенном такими же розами и серебряным сутажом.

«Она потолстела», – подумала Марианна с мстительной радостью.

За ними проследовала группа приближенных и остановилась в глубине зала, в то время как Император и Императрица пошли дальше, заставляя шелковые платья склоняться в нескончаемых реверансах. Теперь Марианна узнала очаровательную принцессу Полину, сестру Наполеона, и герцога Вюрцбургского, дядю Марии-Луизы. В ряду приглашенных она была третьей после двух дам важного вида и значительно старше ее, но спустя две-три минуты она уже была не способна назвать имена своих соседок или повторить то, что сказал им Наполеон, ибо ее уши затянуло гулким туманом. Только громкому голосу Дюрока удалось его прорвать.

– Ваше Величество, соблаговолите позволить мне представить, как было приказано, ее светлейшее сиятельство княгиню Коррадо Сант’Анна, маркизу д’Ассельна де Вилленев, графиню Каппанори, Галлено и…

Длинный перечень титулов, приобретенный ее замужеством, свалился на Марианну грузом приговора. В то же время ее колени согнулись для глубокого реверанса, требующего невероятной грации, гибкости и чувства равновесия. С глухими ударами в висках Марианна слушала свои последние титулы, растерянно глядя на затянутые в белый шелк ноги в лакированных туфлях с серебряными пряжками. Затем наступила тишина. Император был так близко к ней, что она слышала его дыхание, но, внезапно повергнутая в трепет, она не смела поднять глаза… Что скажет он?

Вдруг хорошо знакомая рука протянулась к ней, чтобы помочь подняться, и Наполеон спокойным голосом заявил:

– Встаньте, сударыня! Как мне кажется, мы довольно долго ждали, когда вы появитесь.

Тогда она решилась посмотреть на него, встретить взгляд серо-голубых глаз, в которых прочла не гнев, а скорее некую игривость, и внезапно она спросила себя, уж не насмехается ли он над нею? Слишком веселой была адресованная ей улыбка…

– Мы также очень рады поздравить вас со вступлением в брак и засвидетельствовать, что вы не изменились. Вы остались такой же прекрасной!

Вряд ли это был комплимент. Просто констатация! Однако его быстрый взгляд пробежал по восхитительному покрасневшему лицу, по плечам и открытой груди, трепетавшей так близко от него, но внезапно отрезвевшая Марианна не смогла ничего прочесть в этом взгляде. К тому же он уже повернулся к Марии-Луизе, чтобы представить ей молодую женщину, ей волей-неволей пришлось повторить реверанс перед той, кого она так ненавидела. Но перед тем, как склониться, она успела заметить недовольно отвисшую губу, знаменитую губу Габсбургов.

– Бонжур! – раздался неприятный голос Императрицы.

Ничего больше! Узнала ли она ту, которая на второй день их свадьбы учинила в Тюильри тот ужасный скандал, ту, которую застала рыдающей у ног Императора и которую назвала «упрямая женщина»? Марианна готова была в этом поклясться… Поднявшись, она не могла отказать себе в удовольствии окинуть Марию-Луизу полным дикой радости взглядом. Между ними пронеслись невидимые токи, которые Марианна физически ощутила. Австриячка ненавидит ее, она в этом уверена, и это принесло ей опьяняющую радость триумфа. Ненависть, тем более неистовая, была ощутимой, витала между двумя женщинами, как разогретый воздух в грозовой день, ненависть, которая была, возможно, мерилом страха, ее вызвавшего? Вокруг себя Марианна ощущала затаившееся дыхание, томительное ожидание. Придется ли им увидеть, как при первой встрече сойдутся в поединке новая супруга и последняя любовница?