Открывается дверь, входит Голованов.

Голованов. Привет.

Шухов. Коля! Ну наконец. А где остальные?

Голованов. Не знаю. Я – с завода.

Шухов. А что случилось?

Голованов. А ты не знаешь?

Шухов. Нет. А что там?

Голованов. Тебе что, никто не звонил?

Шухов. Не знаю, я давно уж из дома.

Голованов. Из горкома комиссия.

Шухов. Привет… Чего им?

Голованов. Автозавод шум поднял. Месячный план мы им срываем. И соответственно квартальный.

Шухов. Им только? А себе?

Голованов. Но они ж в наших делах не виноваты. Словом, они просят пересмотреть все забракованные тобой партии. И если что-то приличное найдется…

Шухов (взрывается). А больше они ничего не хотят? Перебирать вручную десятки тысяч манжет… Они что, совсем свихнулись?

Голованов. Людей они своих дадут.

Шухов. Что?! Да ты понимаешь, что ты говоришь? «Своих». Ты представляешь, что они напринимают сами себе? Совсем с ума посходили? Мы с таким трудом добиваемся авторитета Госприемки, мы первые в нашем городе, по нам должны равняться, а что же ты предлагаешь? Мало того, что нас давят со всех сторон – и жалостью, и угрозами. До того дошло – продуктовыми заказами перестали обслуживать, в пионерлагерь вместо десяти путевок – три, пусть, мол, ваш Госстандарт о ваших детях заботится, занавески на окна – списанные, в ржавых пятнах, лампы на столах – из брака, сами чинили, и все это, между прочим, с твоего благословения…

Голованов. Я главный инженер, а не завхоз.

Шухов. Неважно. Ты знал, как к нам относятся. И если не сам решал, то и не спорил, а может, и ручки потирал – так, мол вам и надо, чтоб не строили из себя… Мы одни против всех – как Брестская крепость, я своих дрючу каждое утро, чтоб не поддавались, а ты теперь что же предлагаешь – плюнуть самому себе в лицо? И все, что в документах правительственных, все это, значит, очередная кампания, поиграли в государственные интересы, и хватит, айда обратно входить в положение бездельников и бракоделов?! И только потому, что горком хочет иметь хороший вид сверху? А как они снизу выглядеть будут, это начхать, не те очи бачут?!

Голованов. Да при чем здесь я? Меня самого выдернули из дома неожиданно. Думаешь, мне очень хотелось трюхаться с ними по заводу в субботу и слушать всякую… Никому не хотелось, ни мне, ни… (Осекается.)

Шухов. Их что, тоже вызвали?

Голованов. Тоже, тоже.

Шухов. Но ты же сказал, не знаешь, где они…

Голованов молчит.

Я всех жду, как… А вы, оказывается… Предупредили б хоть.

Голованов. А нас кто предупредил? Послали группу захвата – кто дома, того на завод.

Шухов. А что же вы, как пионеры, – будь готов, всегда готов? Сегодня выходной и, между прочим, мой юбилей. И по-моему, не очень-то прилично не приходить, когда вас пригласили, и уж совсем неприлично лезть без меня в мое хозяйство.

Голованов. Тебя тоже искали.

Шухов. Плохо искали. А может быть, как раз наоборот – хорошо. В смысле обрадовались, что не нашли. Думали, без меня легче уговорить?

Голованов. Да никто ничего не думал. Так получилось. И никто без тебя ничего не собирается решать. Поэтому меня и попросили съездить за тобой. Чтоб ты – буквально туда-обратно. Решим вопрос, и все, и все вместе – сюда. А то без тебя твоя Зинаида, как Полкан на цепи, – даже не разговаривает, только лается.

Шухов. Зинаида не разговаривать должна там, а сидеть вот здесь. А ты – вон там. Это во-первых. А во-вторых… Мне, конечно, очень жаль, что третий цех не выполнит план. И наш родной завод. И автозавод тоже. И что тебя лишат премии, действительно очень жаль. Но давай все же решим главное – или мы играем в детские игры, где можно ходы брать обратно, иди мы взрослые люди и отвечаем за свои слова и поступки. Я на себя взял перед государством обязательства, когда пошел в Госприемку. И, кстати, тот же горком, если ты помнишь, долго меня еще уговаривал и объяснял, как это важно и каким я должен быть принципиальным и не пасовать, когда на меня будут давить, и т. д. и т. п. А теперь что же? Все отменяется?

Голованов. Сам их спроси. Что ты мне это?…

Шухов. Но ты ведь тоже считаешь, что я должен поехать и согласиться. Так ведь?

Голованов. А почему бы и нет? Почему бы конкретно в данной ситуации, не проявить гибкость и понимание момента? Ну, упрешься ты, ну сохранишь в целости свою невинность, – кому хорошо от этого будет?

Шухов. Государству.

Голованов. Брось. Оно недосчитается сотен машин, чего ж хорошего?

Шухов. Сотен неисправных машин.

Голованов. Почему все должны оказаться неисправными? Не все же наши манжеты бракованные. Если десять из тысячи, это еще не значит, что остальные девятьсот девяносто тоже. Да, да, я знаю – теория вероятности, учил. Но это теория. А на практике? Ты уверен, что если сейчас мы бы проверили всю партию, всю тысячу штук, то все они оказались, как эти десять?

Шухов. Нет. Ну и что из этого?

Голованов. А-а, значит, нет. Так почему же?…

Шухов. Потому. Потому что мы не можем каждый раз проверять все, что вы гоните. Это миллионы изделий.

Голованов. Да и не надо каждый день, кто говорит о каждом дне. Сегодня, сейчас, один раз, в виде исключения. Учитывая, что все мы оказались… Причем не по своей вине. Ну были б сами виноваты, ну ладно, кто спорил бы: что посеяли, то и пожали. Но сырье-то, ты же знаешь, если не забыл еще, какое гонят нам сырье. Можно из него сделать что-нибудь приличное?

Шухов. Можно. Если сортировать на входе.

Голованов. А кто это будет делать? Мы на свое производство еле наскребаем. Спасибо, милиция помогает, если б не алкоголики и шпана, кто б работал в подготовительном?

Шухов. Это твои проблемы.

Голованов. Мои? А когда ты сидел начальником техотдела, чьи они были? Что ж ты тогда не волновался насчет входного контроля, и прессов старых, и рецептур? Не хотел нервы трепать, об стенку башкой биться, чтоб сохранить ее ясной для преферанса? Так что ж сейчас вдруг вспомнил? Потому что не ты за это уже отвечаешь?

Шухов. Мне без этого хватает, за что отвечать.

Голованов. Без этого? Это тебе кажется, что ты за что-то другое отвечаешь. За то же самое. Потому что из дерьма нельзя сделать конфетку. А то, что мы сидим в нем по уши, это и твоя заслуга. Так что неча на зеркало пенять…

Шухов. Это все в прошлом. А сегодня твое дело – выпускать качественную продукцию, а мое – принимать ее или не принимать. Вот так.

Голованов. Понятно. Хочу казню, хочу милую. Господь бог.

Шухов. Для вас – да.

Голованов. А тебе не кажется, что твоя божественность липовая? Чем ты меришь качество? Приборами, которым, как и прессам, сто лет в обед? По ГОСТам, которые давно устарели? Не мы, ты сам подрываешь репутацию Госприемки. Мало того, что она в принципе бессмысленна…

Шухов. Даже так?

Голованов. А как? Какой же смысл вводить у нас Госприемку, если мои поставщики ее не имеют? И, кстати, мои заказчики тоже.

Шухов. Это временно.

Голованов. В этом-то и бред. Сейчас мы к ней еще не готовы, а когда будем готовы, она уже не нужна будет. При полном хозрасчете качество не палкой, а пряником будет делаться. Решать экономическую проблему административными методами – это уже было, проходили. И чем кончается все это – знаем.

Шухов. Но тем не менее она дает эффект.

Голованов. Временно. И местами. Это все равно что пить анальгин, когда болит зуб, вместо того, чтобы его лечить. Вот ты говоришь: поставь входной контроль. А где люди на это? Ты говоришь: не принимай плохое сырье. А кто выпускает хорошее? Где взять другого поставщика, когда этот-то еле выполняет договорные обязательства, потому что он один, а нас много? Чтобы давать качество, я должен иметь свободу выбора – поставщиков, смежников, кадры… Свободу выбирать лучшего среди них. Ты понял? Для качества нужно качество. Из ничего только ничего и получается.

Шухов. Знаешь что? Не я это придумал, я исполнитель. не нравится – пиши в правительство. Но только учти, Госприемка – составная часть перестройки, и если ты предлагаешь ее отменить, то тем самым…