– Да, Мэк, куда угодно!

Он не слышал, как она вошла, и, оглянувшись, сказал с глубоким вздохом:

– Наконец-то! Вы были так заняты нашим дорогим больным, что я не успел сказать вам ни слова. Но я умею ждать: я привык к этому.

Роза молча оглядела его с каким-то новым сердечным чувством.

– Вы забываете, что вы не тот Мэк, который уехал. Я спешила навстречу к двоюродному брату, но не посмела быть фамильярной с поэтом, который у всех на слуху, – она так торжественно произнесла эти слова, что Мэк засмеялся и покраснел: ему была отрадна похвала из ее уст.

– Но ведь вам нравится все смешивать? Помните, я обещал предложить вам и любовь, и поэзию.

– Да, нравится! И я не нахожу слов, чтобы выразить мое удивление и восторг. Как вам это удалось, Мэк?

– Это получалось само собой – и среди холмов, и рядом с вами, и на морском берегу. Я прямо сейчас мог бы написать дивную поэму и воспеть в ней вас, как весну. Вы и есть весна, в этом зеленом платье, с подснежником в чудесных волосах! Роза, преуспел ли я хоть немного? Слава, которую я приобрел, продвинула ли она меня к той награде, ради которой я трудился? Доступнее ли теперь ваше сердце?

Мэк не сделал ни шага, но его взор неудержимо притягивал к себе. Роза подошла к нему, протянув обе руки, как будто отдавая ему все свое существо, и сказала с откровенной простотой:

– Право же, оно не стоит таких усилий. Но если вам все-таки нужна столь ничтожная вещь, то она ваша.

Юноша схватил ее за руки, не веря такому счастью.

– Уверены ли вы в ваших чувствах, Роза, вполне ли уверены? Не позволяйте минутному увлечению ослепить вас. Я пока еще не настоящий поэт, да и самые лучшие из них – простые смертные.

– Это не увлечение, Мэк.

– Но вдруг это лишь благодарность за малую долю участия, которую я принял в спасении дяди? Я лишь уплатил ему мой долг, так же как и Фиби, и готов был рисковать своей жизнью.

– Нет, это не благодарность.

– А может быть, это сострадание к моему терпению? Но я так мало сделал и так далек от вашего идеала. Я могу трудиться и ждать, если вы не уверены, потому что хочу иметь все, или ничего.

– О Мэк! Почему вы так недоверчивы? Вы сказали, что заставите меня полюбить вас, и достигли этого. Верите вы мне теперь? – с каким-то отчаянным порывом девушка сама бросилась в объятия Мэка. Он крепко сжал ее, чувствуя с каким-то торжеством, что маленькая Роза стала любящей женщиной.

– Теперь я поверил, – он с любовью приподнял ее покрасневшее и застыдившееся личико. – Нет, не ускользайте от меня слишком быстро, дайте насладиться еще минуту. Неужели я действительно нашел свою Психею!

– А я Амура, – смущенно засмеялась Роза от этой сентиментальной мысли Мэка.

Счастливый жених тоже засмеялся, но затем вдруг очень серьезно сказал ей:

– Милое создание! Зажгите лампаду и посмотрите как следует, пока не поздно: я отнюдь не ангел, а просто грешный человек.

– Хорошо, дорогой мой! Я боюсь одного: вы подниметесь так высоко, что я не в силах буду следовать за вами, ведь у меня нет крыльев.

– Мой маленький талант будет прославлять ваши большие дарования.

– Нет, пусть вся слава достанется вам, а я буду просто женой поэта.

– Я знаю, что лучшими минутами вдохновения я буду обязан моей счастливой жизни и любимой женщине.

– О, Мэк! Мы будем трудиться, украшая этот мир любовью и музыкой. Это то, что останется после нас.

– Дай Бог, чтобы это было так!

Он смотрел на свою невесту, озаренную весенним солнцем, сияющую от счастья, больших надежд и добрых целей, и вдруг подумал: «Последний лепесток развернулся, открылась золотая серединка, моя Роза расцвела!»