— А я что, дурак? — простодушно ответил Вовка. — Я же вытащил из нее запал.

Стоявшие рядом солдаты засмеялись.

Капитан сначала улыбнулся, потом насупил брови.

— Ладно, веди их Левашеву. А это тебе. — Командир подарил маленькому разведчику новенький парабеллум, отнятый у немецкого офицера.

…Через пять дней, когда уже был освобожден Мелитополь, Лепешкин навестил Вовку.

— Приехал пороть тебя за непослушание, — шутил он. — Вот в записке, которую ты передал мне, командующий так и пишет: «пороть». Не тебя, а меня хочет генерал «пороть».

«Я больше не буду», — хотел сказать мальчишка, но промолчал.

А подполковник, вынув из кармана медаль «За отвагу», уже серьезным голосом произнес:

— От имени Президиума Верховного Совета СССР вручаю награду.

Потом, прикрепляя медаль к гимнастерке маленького солдата, добавил:

— Кроме того, тебе присвоено звание сержанта.

— Служу Советскому Союзу! — отчеканил Вовка.

Командир был весел. Полк отлично выполнил боевую задачу. Многие гвардейцы и сам командир были награждены боевыми орденами.

В тот же день полк двинулся вперед. Маленький сержант ехал на вороном коне рядом с подполковником Лепешкиным. Медаль он прикрепил на борт шинели. Через плечо на ремне висел немецкий пистолет.

Когда полк проходил по улицам Мелитополя, Володя вдруг увидел Толю. Мальчишка стоял с лопатой возле дома и смотрел на солдат-освободителей.

— Толька! — крикнул Володя и помахал рукой.

Толя узнал приятеля, но нисколько не удивился, увидев его на коне и в военной форме.

— Уходишь? — спросил он.

— Победим гитлеризм, приеду! А что ты делаешь?

— Закапываю воронки. Приезжай, Вовка!

Володя повернулся к приятелю так, чтобы тот увидел медаль на отвороте шинели. Но Толя медали не заметил. Он помахал над головой старой шапкой и крикнул вдогонку:

— А еще потребуется что-нибудь, приходи!

— Ладно, увидимся! — ответил Володя, и ему почему-то стало немного грустно.

Советские войска с боями освобождали деревни и села и шли на запад. Вскоре немецко-фашистские захватчики были отброшены за Днепр.

В боях и походах маленький гвардии сержант закалялся, приобретал боевой опыт, не по годам взрослел, но по матери скучал, думал о ней часто. И вдруг радость! На Днепре во время небольшого затишья Володя впервые за свою жизнь получил письмо. Конверт из старой пожелтевшей обложки ученической тетради. Володя сразу догадался — это от матери. Не дочитав его, он на радостях побежал к разведчикам.

— От мамы!.. — только и мог выпалить он, протягивая письмо Левашеву.

— Читай вслух, — предложил ефрейтору Фома. А тут и другие разведчики стали просить почитать письмо. Левашев кашлянул и, разгладив на ладони листок, начал громко:

«Здравствуй мой сынок, Володя! Вчера зашел председатель колхоза и говорит: „Мария, радуйся! Письмо тебе от Володи“, — и дает голубой конверт. Я так и обомлела. Значит, жив ты, мой родной! А мы думали, что тебя немцы проклятые замучили. Где же ты теперь? Неужели правда, воюешь как настоящий солдат? Ведь тебе…»

Левашев поперхнулся и хотел пропустить, что было написано дальше, но Фома протрубил:

— Читай подряд…

«Ведь тебе только тринадцать годков, — продолжал ефрейтор. — Поди, страху натерпелся… Ты уж попроси командира, чтобы отпустил он тебя домой. Я рубаху тебе сшила.

А мне, родной, тоже досталось от фашистов. Проклятые собрали в селе баб и погнали, словно скот, в Германию. Кормили в дороге жмыхом да сырой свеклой. А били они нас шомполами да плетками. Может быть, и в живых бы мы не остались, если бы не наши солдаты. Спасли нас, родимые, от смерти. Машинами в село привезли.

Колхоз наш пока бедный. Мужиков нет, коней в армию отдали. В поле работают одни бабы да малыши.

Я не работаю. Лежу пластом и кровью харкаю. Это они — изверги, довели меня до могилы. Уж не знаю, выживу ли? Пропиши, сыночек, долго ли еще воевать будешь? А если не пустит тебя командир домой, то служи усердно, начальства слушайся и фашистов бей нещадно. Отомсти им за все наши страдания.

Кончится война — учись на командира. Это тебе завет материнский. Может, и я доживу до тех лет, чтобы на тебя полюбоваться.

Пропиши мне, сынок, сыт ли ты, одет ли, не обижают ли тебя. Под пули не лезь.

Целую тебя крепко. Твоя мама».

— Тут есть приписка, — добавил Левашев и прочел:

«Вовка, это я писал. Мама диктовала. Совсем худо маманьке, сильно хворает. Ну, бывай. Твой брат Виктор».

Фома молча подошел к Левашеву и, взяв у него письмо, гневно сказал:

— Вы слыхали, братцы? Да разве после всего этого можно щадить фашистов? Гнать их и бить беспощадно!

— Правильно! — хором ответили разведчики. — Бить врагов беспощадно!

В тот же день в полку было общее собрание. Гвардии подполковник Лепешкин сам читал для всех письмо Вовкиной матери. Выступили офицеры и солдаты. Все они клялись беспощадно бить фашистов. Тут же коллективно был написан ответ. В письме командир хвалил Володю, рассказывал о его подвигах. Но заканчивалось оно неожиданно для маленького сержанта Валахова: «Будьте спокойны за судьбу вашего сына. Завтра он едет в Москву. Посылаем его учиться в Суворовское училище. Через год приедет к вам на каникулы».

Вовка не знал, радоваться ему или огорчаться. Как поступить в этом случае, подсказал Левашев:

— Приказ есть приказ. Выполняй.

Проводы были сердечными. Солдаты обнимали и целовали своего маленького друга. Подарили ему новенькую шинель с погонами сержанта, сапоги, полевую сумку и компас, трофейные часы, снабдили деньгами на дорогу. До штаба армии, где Володя должен был получить документы, его провожали Фома и Левашев. Всю дорогу вспоминали о минувших боях, говорили о счастливой жизни, которая наступит после войны.

— Мне бы сейчас за плугом походить, — вздыхал Фома и с грустью смотрел на свои большие руки, тоскующие по мирному труду.

— А я по ребятишкам соскучился. В школу хочется, — поддакивал Фоме бывший учитель Левашев.

За разговорами не заметили, как подъехали к штабу. Кругом ходило много офицеров. Маленький сержант еле успевал приветствовать их. Мимо прошел генерал. Володя вытянулся в струнку, поприветствовал его. А генерал прошел мимо и внимания не обратил.

— Не порядок, — пошутил Фома, — Все же ты гвардии сержант, а генерал тебя не заметил.

Расстегнув шинель так, чтобы была видна медаль, Володя юркнул в генеральскую землянку.

— Товарищ генерал! Гвардии сержант Валахов! — представился он генералу. — Разрешите обратиться?

— Обращайтесь, — ответил генерал, не поднимая головы. Он рассматривал какую-то карту.

— Когда вы шли, я отдал вам честь, но вы почему-то не ответили.

Генерал бросил карандаш на стол и, сняв очки, с удивлением посмотрел на мальчишку.

— Дорогой мой сержантик, — заговорил он. — Устал я. Понимаешь, устал, потому и не заметил. Ты уж извини меня.

Вовка улыбнулся и не знал, что ответить.

— Вот и встретились мы еще раз, — сказал генерал. — Звонил ваш командир. Одобряю. Я еще тогда в записке писал Лепешкину: «Пришли его мне, определю». Жаль было расстаться. Ну ладно. Значит, учиться хочешь? — спросил генерал.

— Хочу!

— Вот и прекрасно! В Москву в Суворовское училище поедешь.

Вовка хотел уже выйти из землянки, но, вспомнив своих друзей, замешкался у порога.

— Ну, что еще у тебя? — спросил генерал. — Выкладывай.

Немного смущаясь, маленький сержант рассказал о Фоме и Левашеве и попросил генерала отпустить их домой к мирному труду.

— Не могу, товарищ сержант! Нам предстоят еще тяжелые бои. Пусть уж потерпят твои друзья еще немного.

— Они не просили. Это я сам…

— Это хорошо, что ты о людях заботишься, — похвалил Володю генерал, — хороший командир из тебя получится. Ну, а сейчас иди, поезд через час отходит.

Около землянки Володю ждали Левашев с Фомой. Тут же стояла грузовая машина, на которой ему предстояло ехать на прифронтовую железнодорожную станцию.