Тот вошел, по-армейски доложил:

— Товарищ министр, начальник управления связи полковник Громцев по вашему приказанию прибыл!

Федорчук поднял голову. Выражение лица брезгливо-раздражен­ное.

— Ишь, какой холеный полковник. — И тут же закричал: — Бездельник! Если связь и дальше будет так же плохо работать, мо­жешь сюда больше не заходить! Иди сразу н управление кадров за бе­гунком! И через слово — мат.

Федорчука раздражала система внутренней связи, существовав­шая в министерстве. Когда он, нажав кнопку на пульте прямой связи, соединялся с кем-то из начальников управлений, то слышал какие-то шорохи и скрипы. Он пришел к выводу, что аппарат МВД его прослуши­вает. В реальности у министерства не было таких технических воз­можностей. Прослушиванием занимались только недавние подчиненные Федорчука на Лубянке. И действовали они по его указанию. Один из партийных работников, переведенный в МВД, в первый же день устано­вил, что прослушиваются все его телефоны. Человек опытный и знаю­щий, он сразу позвонил начальнику третьего главного управления КГБ, которое курировало МВД:

— Ты зачем меня прослушиваешь? Я ведь не включен в этот список...

Существовал список чиновников, чьи телефоны подлежат «опе­ративному техническому контролю». В ЦК прослушивали всех сотрудни­ков до уровня заместителя заведующего отделом. К телефонам высоко­поставленных аппаратчиков подключались только по особому распоря­жению.

Начальник третьего главка засмеялся:

— Ладно, ладно, снимем с тебя прослушку. Действительно сняли, а заодно убрали еще два жучка, которые были установлены в служебном кабинете замминистра. Люди знающие уверяют, что Федорчук сам слушал записи разговоров интересовавших его людей.

При Федорчуке в МВД стали процветать анонимки, доносы.

Возле дома на Мосфильмовской улице, где жило много сотруд­ников министерства, поставили фургон с группой наружного наблюде­ния. Следили за тем, кто на какой машине ездит, кого подвозит, с кем утром выходит из дома, С кем возвращается с работы и когда.

Щелоков и Чурбанов анонимщиков не любили, считали, что сами знают свои кадры. Если Чурбанову приносили донос, он мог брезгливо отбросить такую бумагу:

— Помните ее хорошенько и можете сходить в туалет.

При Федорчуке стали составлять списки тех, у кого есть дачи и машины и чьи родственники служат в системе МВД. Наличие дачи или машины считалось достаточным основанием для увольнения. Если нахо­дили родственника в милиции, говорили:

— Выбирайте, кто из вас уходит из системы. Виталий Васи­льевич пришел с задачей разогнать «щелоковское» руководство МВД и намеревался выполнить указание генерального секретаря. Смягчить его сердце было невозможно. Даже лесть не помогала. Заместитель начальника хозяйственного управления МВД забежал вперед и преду­предительно распахнул перед министром входную дверь. Федорчук про­бурчал:

— Первый раз вижу швейцара в генеральском мундире.

Генералу предложили подать рапорт об увольнении.

Федорчук безжалостно изгонял людей из органов и уволил в общей сложности чуть ли не девяносто тысяч человек. За глаза его именовали «чистильщиком». Милиция стонала. На руководителей МВД пришло тридцать тысяч жалоб, писали генеральному секретарю, проси­ли защитить их от произвола министра. Главный кадровик министер­ства генерал Лежепеков считал, что они с министром действовали правильно:

— Многих из уволенных отдали под суд. Из руководящего со­става уволили человек сто восемьдесят по отрицательным мотивам. Федорчук докладывал в ЦК о срастании коррумпированных элементов милиции с мафией.

Федорчук и его помощники закрыли важные аналитические служ­бы, отказались от профилактики преступлений. В главном управлении уголовного розыска сменили все руководство, всех начальников отде­лов, разогнали лучших сыщиков страны, которые работали в группе старших инспекторов по особо важным делам. Группу просто ликвиди­ровали. Двое разыскников высшего класса покончили с собой — после беседы с новыми руководителями управления кадров МВД. В таких слу­чаях полагается проводить расследование. В министерстве решили расследование не проводить.

Министр Федорчук, вспоминает профессор Игорь Карпец, сфор­мировал комиссию, которой поручил изъять из ведомственных библио­тек системы внутренних дел книги и брошюры, написанные теми, кто попал в черный список. Книги было приказано сжечь... В черный спи­сок попали и работы профессора Карпеца, но именно в этот момент ему присудили Государственную премию.

После ухода Федорчука многих и многое в МВД восстановили, но действовали крайне осторожно, боясь обвинений в «щелоковщине». Убрали из министерства и генерала Василия Лежепекова — он пере­усердствовал в чистке кадров. Снял Федорчука Михаил Сергеевич Горбачев. Не потому что тот свирепствовал у себя в министерстве, а потому что Федорчук когда-то собирал оперативные материалы и на самого Михаила Сергеевича.

Партийное дело завели не только на Щелокова, но и на перво­го секретаря Краснодарского крайкома Сергея Медунова. Он был хозяи­ном края с 1973 года. Когда Брежнев стал вспоминать военные годы и свои подвиги, то больше всех от этого выиграл Медунов, Знаменитая «Малая земля», где воевал полковник Брежнев, находилась на территории Медунова. Первый секретарь крайкома позаботился о том, чтобы подвиг Брежнева был достойно увековечен. Брежнев приехал в Новороссийск, растрогался, обнял Медунова.

Об успехах Кубани писали постоянно. На партийном съезде Ме­дунов обещал собрать миллион тонн риса. Построили искусственное водохранилище, затопили дома, людей переселяли в другие места. Весь край работал на этот миллион — в жару по колено в воде, чтобы Медунов мог доложить о своем успехе. Он получил «Золотую Звезду» Героя Социалистического Труда. Потом выяснилось, что обещанный миллион — это липа. Поля загубили.

Михаил Сергеевич Горбачев вспоминает: «При Медунове стали реанимироваться и особые, я бы назвал их кубано-местнические, на­строения... Культивирование мысли о том, что кубанцы — люди особо­го склада, имеющие не только особые заслуги, но и особые права и преимущества но сравнению с другими...»

В крае происходили немыслимые по тем временам вещи. Об этом напомнил журнал «Люди», где составили полное описание «медуновщи­ны». Знаменитое в те годы «рыбное дело» началось с ареста директо­ра сочинского магазина «Океан» Арсена Пруидзе. Дальше пошло как по маслу:

«Вячеслав Воронков, мэр города Сочи (тайники с перстнями и бриллиантами, квартира с фонтаном и камином, автомобиль «форд», праздники с цыганами, брюнетками и шатенками в Рыцарском Замке, «я допустил перерождение и невыдержанность», тринадцать лет с конфи­скацией имущества);секретарь Сочинского горкома партии Александр Мерзлый и начальник управления общественного питания Валентина Мерзлая по прозвищу «Шахиня» («групповуха» с немками на берегу моря, кража оружия у пограничников, присвоение автомашин, бесплат­ное строительство дачи, приписки, собирание взяток с работников торговли, арест, симулирование психического заболевания, по пятна­дцать лет лишения свободы с конфискацией имущества);

секретарь крайкома Тарада (добровольная сдача следствию ценностей на 750 тысяч рублей, признание взяток от ста человек, три тайника — на кухне, в сарае, в курятнике, взялся помочь след­ствию, умер от инсульта в Лефортовской тюрьме);

управляющая трестом столовых и ресторанов Геленджика Бэлла Бородкина по прозвищу «железная Бэлла» (взятки на один миллион ру­блей, расстрел);

первый секретарь горкома партии Геленджика Погодин (исчез);

председатель Хостинского райисполкома Логунцов (был допро­шен как свидетель, вернувшись домой, написал письмо сыну, обмотал себя проводами и воткнул их в электрическую сеть)...»

Вот такая беседа с Медуновым состоялась у корреспондента журнала «Люди»:

— Я сыну Жорику машину купил пополам с тестем, «Жигули», в северном исполнении, утепленную, — он же болел у меня. Тарада на­писал, что вызывает Медунов и говорит: «Сыну машину надо купить. Сын больной. А денег нет». Тарада якобы сходил за деньгами и поло­жил мне в ящик стола конверт, а в нем — шесть тысяч. Это клевета! Это ложь!