— В ЦК приходят письма о безобразиях в республике. Мы пересылаем письма в ЦК Узбекистана и получаем ответ из вашего аппарата, что жалобы не подтверждаются. Ми одна не подтвердилась! Трудно в это поверить, Шараф Рашидович.

Рашидов не ожидал такого разговора. Его лицо окаменело, и он со значением спросил:

— Вы с кем разговариваете?

Но напугать Лигачева было нельзя. Он действовал по указанию Андропова. Егор Кузьмич ответил:

— Шараф Рашидович, дело серьезное. Я разговариваю с вами по личному поручению Юрия Владимировича.

Вот тогда Рашидов присел на предложенный ему стул и разго­варивал с Лигачевым уже с полным пониманием ситуации. Он увидел, что на столе разложены несколько десятков писем из республики.

Рашидов стал убеждать Лигачева:

— Егор Кузьмич, в этих письмах полно наветов. Мы должны защитить наших руководителей, чтобы они могли спокойно работать и давать стране хлопок.

Лигачев выслушал его недоверчиво и твердо сказал:

— Я буду предлагать Юрию Владимировичу направить в Узбеки­стан комиссию ЦК для проверки всех сигналов.

Рашидов в последний раз попытался его остановить:

— Но ведь сейчас идет уборка хлопка, комиссия помешает лю­дям работать. Страна останется без хлопка.

— Хорошо, — не стал спорить Лигачев, — уберете хлопок, то­гда комиссия и приедет. Мы можем подождать.

Разговор в кабинете Лигачева происходил в сентябре 1983 года. Заканчивалась уборка хлопка в октябре—ноябре. Рашидов хотел оттянуть приезд комиссии в надежде найти какую-нибудь контригру, пустить в ход старые связи, чтобы избежать проверки. Ведь прежде это ему не раз удавалось. Благодаря его хорошим отношениям с Бреж­невым и другими членами политбюро Узбекистан был в значительной степени зоной, свободной от контроля. Но с Андроповым у Рашидова личные контакты не получились.

Юрий Владимирович был затворником. В девять утра он приез­жал в свой кабинет на Лубянке и возвращался домой поздно вечером. Андропов почти не ездил по стране и не имел удовольствия насла­диться хваленым гостеприимством Рашидова. Как человек, страдавший множеством недугов, Юрий Владимирович был равнодушен к дарам южной природы, которыми руководитель Узбекистана щедро одаривал товарищей по политбюро.

Попытки Рашидова избежать появления в Ташкенте комиссии ЦК с особыми полномочиями не удались. Увидев, что новый генеральный секретарь не благоволит к Рашидо-ву, переменились и сотрудники аппарата. Шараф Рашидо-вич понимал, что выводы комиссии будут гу­бительными для его карьеры.

Но приезда комиссии Рашидов не дождался.

«31 октября 1983 года покончил жизнь самоубийством первый секретарь ЦК компартии Узбекистана, член политбюро ЦК КПСС Шараф Рашидович Рашидов», — уверенно пишет известный историк Рудольф Германович Пихоя, который при Ельцине возглавлял федеральное ар­хивное ведомство и ввел в оборот многие прежде секретные докумен­ты.

Газеты же тогда сообщили о том, что «скоропостижно скончал­ся видный деятель Коммунистической партии и Советского государ­ства, кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС, первый секретарь ЦК Компартии Узбекистана, член Президиума Верховного Совета СССР, дважды Герой Социалистического Труда Рашидов Шараф Рашидович».

Большой, с фотографией, некролог подписала — помимо членов политбюро — вся рашидовская гвардия, основные руководители Узбеки­стана. Пройдет совсем немного времени, и все они не только потеря­ют свои высокие кресла, но и окажутся за решеткой...

У многих тогда возникло подозрение, что Рашидов умер не своей смертью. Хозяина Узбекистана ждали крупные неприятности — минимум отставка, максимум — лишение свободы. Его преемник на по­сту первого секретаря ЦК будет арестован и сядет в тюрьму. Так что же, Шараф Рашидович не стал дожидаться, когда за ним придут, и ушел сам, совершил самоубийство? А может быть, его заставили это сделать, чтобы он не мешал очистительной операции Андропова в Уз­бекистане?

— Не знаю, почему он ушел из жизни, — говорил мне Егор Ли­гачев. — На похоронах у него я не был. По официальной версии — бо­лезнь сердца. На меня он производил впечатление человека, пышущего здоровьем.

Рафик Нишанович Нишанов, который при Рашидове был секрета­рем ЦК компартии Узбекистана, твердо сказал мне, что Шараф Рашидо­вич умер своей смертью. Поехал на поезде в Каракалпакию, и ему стало плохо с сердцем. Первого секретаря похоронили в центре Таш­кента, рядом с мемориалом Ленина.

Шараф Рашидович оказался на редкость умелым руководителем. Он сделал ставку на выращивание хлопка и каждый год увеличивал его поставки. Хлопок был невероятно нужен стране, особенно военной промышленности, поэтому на Рашидова сыпались ордена и благодарно­сти. Он получил две «Звезды» Герои Социалистического Труда, десять орденов Ленина и даже Ленинскую премию — партийные руководители, собрав все ордена, какие было можно, уже не знали, чем себя еще порадовать.

Пока Рашидов давал стране хлопок, в Москве ему разрешали править республикой так, как он считает нужным. Он создал прочную систему личной власти, пристроил на хорошие должности всех своих родственников. Только в аппарате республиканского ЦК работало четырнадцать родственников первого секретаря.

Шараф Рашидович, по существу, установил в республике клано­вую систему, которая контролировала целые области. На все важные должности назначались только свои люди. Руководитель Узбекистана никогда не спорил с московскими начальниками. На заседании прези­диума возник спор о совнархозах в среднеазиатских республиках. Второй (при Хрущеве) секретарь ЦК Фрол Романович Козлов, отстаивая свою точку зрения, сослался на Рашидова:

— А Шараф Рашидович нас благодарил. Опытный Анастас Микоян не выдержал:

— А ты думаешь, это искренне? Фрол Козлов растерялся:

— Я не знаю. Рашидов — кандидат в члены президиума... В мае 1962 года Хрущев отправил Рашидова во главе делегации на Кубу договариваться с Фиделем Кастро о тайном размещении на острове ядерных ракет. Вернувшись с Кубы, 10 июня Рашидов доложил:

— Думаю, мы выиграем эту операцию...

Сила Рашидова состояла в умении поддерживать добрые отноше­ния с максимально большим количеством высокопоставленных чиновни­ков в Москве. Всех, кто приезжал в республику, старались хорошо принять и ублаготворить.

Академик Александр Николаевич Яковлев в те годы руководил отделом пропаганды ЦК. Он рассказывал:

— Я однажды ездил в командировку в Узбекистан, Меня посели­ли в партийной гостинице, обильно кормили. Уезжая, я потребовал, чтобы с меня взяли деньги. Они наотрез отказывались. Прибежал перепуганный директор гостиницы: «Да как же это? Мне даже нельзя об этом доложить. Нас же с работы поснимают». Я настоял и запла­тил. По-моему, именно с тех пор у меня отношения с Рашидо-вым и не сложились.

— А Леонид Ильич любил его только за успехи в хлопко­водстве? Или что-то еще было?

— У Брежнева была слабость к наградам и подаркам. Не то чтобы он был жадным. Ему был приятен сам факт внимания. Рашидов умел этим пользоваться. Он ко всем ходил с подарками — и в сель­скохозяйственный отдел ЦК, и в другие. Приезжая в Москву, в своей резиденции он устраивав роскошные обеды, приглашал нужных людей, которые были ему благодарны.

Рашидов не был так уж близок к Брежневу. Леонид Ильич, ска­жем, не приглашал его к себе домой. Зато в окружении генерального секретаря Шарафа Рашидовича привечали. Подарки хозяину страны и его приближенным дарили во всех республиках. Но никто не умел де­лать подарки лучше Шарафа Рашидова, который знал вкусы и пристра­стия московских начальников.

Бывший заместитель заведующего международным отделом ЦК КПСС Карен Брутенц вспоминает, как Рашидов, который возглавлял де­легацию а Ирак, привез оттуда Леониду Ильичу дорогую золотую ста­туэтку. Бывший первый заместитель председателя КГБ генерал армии Филипп Бобков пишет, что Рашидов сделал члену политбюро Андрею Ки­риленко царский подарок — преподнес ему для жены и дочери шубы из уникального каракуля специальной выделки.