— Я хочу высказать слова большой благодарности за то дове­рие, которое мне оказано, — сказал Романов. — Я полностью поддер­живаю высказанное Юрием Владимировичем предложение...

— Я полностью согласен с предложением Юрия Владимировича, — заметил Долгих, когда до него дошла очередь, — о том, чтобы всем нашим работникам, в том числе и секретарям ЦК, чаще выезжать на места, разговаривать с руководителями, рабочими коллективами, зна­комиться с производством не по справкам, а на месте, выступать перед ними...

А реальные проблемы государства едва затрагивались. Как-то между делом Андропов заметил:

— Вопрос о валюте, я хочу сказать, необходимо ставить очень серьезно. Нефть дешевеет, газ тоже дешевеет...

За экономические дела он брался с осторожностью, в хозяй­ственных вопросах чувствовал себя неуверенно.

«Андропов, по-моему, был реформатором жесткого типа, — рассказывал один из его дежурных секретарей. — Закрутить потуже гайки, а потом еще туже. Он завел новый порядок приема первых се­кретарей обкомов. Хочешь поговорить — сначала побеседуй с помощни­ком Андропова Владимировым. Тот должен подготовить справку о во­просе и состоянии дел в области. А у кого все было гладко? Вместо разговора намечалось намыливание холки. И секретари обкомов, узнав про новый порядок, разворачивались и уходили».

22 ноября 1982 года к нему напросился на прием Александр Павлович Филатов, первый секретарь Новосибирского обкома. Он про­сил выделить области, пострадавшей от засухи, двести тысяч тонн концентратов.

— Насчет зерна сходи к Тихонову, — посоветовал Филатову новый генсек. — А то мне неудобно: только пришел и сразу хозяй­ственные вопросы взялся решать...

Отдельному человеку генеральный секретарь мог помочь. Всей стране — нет.

6 марта 1983 года мать очень популярной в те времена поль­ской эстрадной певицы Анны Герман отправила Андропову письмо. Анна Герман умерла от рака. Семилетний сын остался на руках у бабушки. Ее мать напомнила Андропову о своей драматической судьбе. Ее муж и брат были в 1937 году арестованы, попали в лагерь, где и погибли. Второй муж вступил во время войны в польскую армию,сформированную на территории Советского Союза, и погиб в бою.

Оказавшись после смерти дочери в трудном положении, мать певицы просила Андропова о денежной компенсации за мужа и брата. Через несколько месяцев письмо попало к Андропову. 19 августа 1983 года он написал записку председателю Совета министров Тихонову:

«Думаю, что нужно найти пути для того, чтобы оказать помощь семье Анны Герман.

Прошу рассмотреть».

Просьба генерального секретаря воспринималась как поруче­ние. По старым законам реабилитированным лицам полная компенсация неполученной заработной платы не полагалась. Выплачивали только двухмесячную зарплату. Но семье Анны Герман решили выдать четыре тысячи рублей (разумеется, польскими злотыми) через Исполком Союза обществ Красного Креста и Красного Полумесяца...

По словам Михаила Горбачева, Андропов лучше других знал об­становку в стране и понимал, чем грозит обществу нарастание проблем. Но Юрий Владимирович полагал, как и многие: стоит взяться за кадры, наведение дисциплины, и все придет в норму. Он остро реа­гировал на явления идеологического характера, но был равнодушен к обсуждению причин того, что тормозит прогресс в экономике, поче­му глохнут реформы...

Анатолий Сергеевич Черняев, который видел не одного гене­рального секретаря, очень скептически оценивает Андропова: никогда не испытывал пиетета к нему, не верил ни в его таланты, ни в его культурность и интеллигентность. Хотя умен, конечно, и чуть более образован, чем его коллеги. Он исподволь дирижировал диссидентским движением, считает Черняев, чтобы в борьбе с ним демонстрировать свою верность партии и идеологии, и особенно тем, от кого могло зависеть его продвижение к заветной цели. Его ведомство постоянно подпитывало антисемитизм. Андропов руководил пропагандистской травлей Сахарова, как и Солженицына, как многих других. При нем была создана всепроникающая система слежки за населением и набрана бесчисленная армия платных доносчиков во всех сферах...

Ему мы в первую очередь обязаны Афганистаном. Он подбрасы­вал разведданные о замыслах империализма и тем самым помогал тому, чтобы страна все глубже увязала в ис­тощающей гонке вооружений. Не мог я в душе положиться на человека, который на протяжении полутора десятка лет делал подлости и нано­сил огромный вред стране, пишет Анатолий Черняев, даже если он действительно вынашивал идею потом, взойдя на вершину власти, осчастливить народ.

Писатель Юрий Маркович Нагибин отметил в дневнике:

«Вопреки обычной доверчивости советских людей к приходу но­вых руководителей, не возникло ни одного доброго слуха. Все ждут только зажима, роста цен, обнищания, репрессий. Никто не верит, что поезд, идущий под откос, можно вернуть на рельсы.

Угрюмо-робкая деятельность нового главы. Не того масштаба человек. Он исповедует древнее благочестие: опираться надо лишь на силу подавления. Это дело гиблое».

Еще резче пишет об Андропове академик Яковлев:

«Юрий Андропов — человек хитрый, коварный и многоопытный. Нигде толком не учился. Организатор моральных репрессий, постоян­ного давления на интеллигенцию через ссылки и высылки, тюрьмы и психушки. Представлял себе развитие общества как упорядочение над­стройки, очищение ее от грязи, ибо уровень антисанитарии становил­ся запредельным.

Такая позиция устраивала большинство в руководстве страной, ибо давала шанс на выживание. Она всколыхнула и надежды доверчивых тружеников, унижаемых и оскорбляемых чиновничеством. В общем, Ан­дропов становился популярен, что было немудрено на фоне Брежне­ва...»

С начала 1983 года стали готовить пленум ЦК по идеологиче­ским вопросам. На незнакомые ему промышленные или сельские темы Юрий Владимирович высказывался крайне осторожно. Наверное, Андро­пову казалось, что в привычной сфере идеологии ему есть что ска­зать. Документы к пленуму готовил отдел пропаганды ЦК. Секретарь ЦК по идеологии Михаил Васильевич Зимянин и заведующий отделом Бо­рис Иванович Стукалин пришли к генсеку за руководящими указаниями.

«Андропов высказал свои рекомендации, — вспоминал Стукалин. — По существу, он не сказал ничего нового, неожиданного. Набор узловых тем и проблем, названных им, был традиционным...»

Докладчиком определили Черненко. Текст ему писала большая бригада.

«Всем участникам той работы, — вспоминал Георгий Смирнов, — хотелось что-то изменить, сказать что-то новое, но что именно — в этом был большой разнобой и мало определенности».

Сам Черненко, человек по природе здравомыслящий, не выдер­жал:

— В общем, все сторонники поворота. Всем ясно, от чего надо уходить. Но вот куда и к чему идти — пока неясно...

Стукалин постоянно заходил к Черненко, докладывая ход рабо­ты. Видимо, кто-то обратил внимание Андропова на то, что заведую­щий одним из ключевых отделов ЦК зачастил к Черненко. Для мнитель­ного Юрия Владимировича этого было достаточно. Поздно вечером у Стукалина проснулся телефон прямой связи с генеральным секретарем. Борис Иванович схватил трубку и услышал холодный и жесткий голос Андропова:

— Ты от меня не отрывайся1. Тот растерянно ответил:

— Понимаю, Юрий Владимирович.

Но больше сказать ничего не успел. Андропов отключился. Стукалин сразу же попросился на прием к генеральному секретарю. Через два дня был принят. Разговор носил нормальный характер, буд­то ничего не было.

Однажды на отдыхе, в Домбае, председатель КГБ Андропов вдруг сказал:

— Какому марксизму мы учим в системе политпросвещения? Принуждаем ходить на занятия и сухим языком излагаем прописные ис­тины. Мухи дохнут от скуки. Мы же этим опошляем марксизм, отвраща­ем от него людей. А газеты? Прочитал первую страницу «Правды», и в другие можешь и не заглядывать. Те же отчеты о мероприятиях, встречах в верхах...

Он обращался к первому секретарю Ставропольского крайкома Горбачеву, но рядом стояли и другие люди. Дочь начальника краевого управления госбезопасности с восторгом сказала отцу: