— Может, ты… здесь подождешь? — неуверенно попросила она.

Парень ухмыльнулся.

— Еще чего!

Впрочем, и это почти не имело значения. Конфликт Фрэнка и Джерри, мальчишеский и несерьезный, остался там, по ту сторону СНА…

Высокая и худющая, словно сложенная из веточек фигура возникла в дверном проеме, а затем, спустившись с крыльца, по грудь скрылась за калиткой и забором. Джерри подошел вплотную и с трудом отодвинул лязгнувший засов.

— Это ты?!.

Его лицо вспыхнуло изнутри, словно там включили мощный прожектор, лучи которого безудержно вырывались из огромных прищуренных близоруких глаз, из широкой детской улыбки. Над верхней губой у Джерри пробились нежные черные волоски; переносицу стискивали с боков два маленьких, но глубоких овальных синяка.

— Лили…

И прибавил смущенно:

— Я один… мама запретила открывать…

— Чего ж ты маму не слушаешься? — с нахальным вызовом влез Фрэнк. — А вдруг это бандиты? Откуда тебе знать-то, без стекол?..

Джерри вздрогнул. Он действительно только сейчас увидел Фрэнка. Но мгновенно взял себя в руки и сухо отчеканил:

— У меня есть очки.

— Джерри. — Лили шагнула вперед, заслонив собой Фрэнка и тут же забыв о его существовании. — Мне надо… поговорить с тобой… СОН… я увидела СОН…

Он не мог знать, о чем она. Но он понял — понял! — что это слишком важно, чтобы задавать сейчас вопросы и вести бессмысленные дискуссии на пороге. Что она должна выговориться, рассказать все от начала и до конца, а он — только выслушать… И понять.

— Проходите, — вежливо обратился он сразу к обоим гостям. А потом еще раз улыбнулся — ей одной. Она пришла!..

Бедный Джерри.

Они прошли в его комнату — Джерри делил ее с бабушкой, но угол у окна был его собственный, и это сразу бросалось в глаза. Лили была здесь тысячу раз, а вот Фрэнк моментально притих, его напускная наглость сменилась завистливым восхищением, а взгляд заскользил вокруг. Чего стоила одна карта на стене! — цветная, исчерченная сетью несуществующих большей частью дорог, кружками населенных пунктов и значками месторождений полезных ископаемых. Карта времен Эпохи Великих Свершений… Рядом с ней висел на веревочке компас, тот самый, с синей стрелкой, — сейчас она с безумной уверенностью в своей непогрешимости указывала в небо. Большая чуть выцветшая фотография молодого парня с круглыми карими глазами и сине-оранжевым воротником космического комбинезона времен ЭВС, перечеркнутая траурным уголком. Три ряда книжных полок, набитых толстыми корешками без единой пылинки, — вряд ли еще у кого-то в поселке водилось столько книг. А за полками, в самом углу, в тени — Фрэнк так и влип туда восторженным взглядом, — висело на стене самое настоящее ружье.

Стол Джерри был завален исписанными бумагами; разворот раскрытой книги подпирали очки. Совсем маленькая, словно детская оправа, расстояние между стеклами выглядело вдвое уже Джерриной переносицы. Лили подняла глаза: вот откуда у него такие синяки…

— Я их в седьмом классе перестал носить, — кивнул Джерри. — Они ничего, плохо только, что стекла слабые… Но ты хотела рассказать.

Да.

И комната Джерри исчезла. Беседка, парк, пруд с золотыми и красными рыбками… Принц Эжан и его маг-учитель… Лиловый камзол с серебряной отделкой… Черные волосы, которые хотелось погладить… Меч на вытянутых руках… Обет любви и верности…

Полчаса ничего не решают… она говорила, кажется, гораздо дольше. Ребята слушали, боясь шевельнуться, и время от времени она замечала их — одни только глаза. Карие, сосредоточенные, проникающие вглубь, то за стеклами очков, то снова без них — Джерри. И синие, распахнутые, шестилетние — Фрэнка, который наконец-то не пытался сложить кусочки отрывистой мозаики, а слушал настоящую, подробную, зримую, живую сказку… СОН. И тоже начинал понимать…

Лили умолкла.

В тишине пронзительно зажужжала на стекле летняя муха.

— Я знаю, где это, — вдруг медленно произнес Джерри. — Я пойду с тобой.

— Конечно, взрослый, — согласился учитель. — Конечно, женишься.

В его словах даже не звучало иронии, ровным счетом ничего, за что можно было бы ухватиться — и запротестовать, повысить голос, выказать решимость сражаться за свою любовь! Неправильно. Почти несправедливо.

Принц Эжан сделал несколько рубящих фехтовальных движений, — но в его руке было все-таки перо, а не меч, и оно напомнило о себе, оставив на широком рукаве белой рубашки россыпь фиолетовых пятен. Эжан слегка прикусил губу и поднял взгляд на учителя: тот по-прежнему не улыбался. Сам знаешь, кто ты. Мальчишка!.. И кто во всем королевстве поверит, что этот мальчишка способен на сильное, настоящее чувство?!.

Так это называлось в романах.

Принц Эжан любил читать.

Легонько дунул ветер; за пергамент зацепился желтый сухой листок, странный и лишний среди лета. Впрочем, несколько таких листьев уже плавали в пруду, удивляя красных и золотых рыбок. Эжан осмотрелся по сторонам: так и есть, одно из подстриженных полукругом деревьев за ажурной решеткой беседки умирало. Красивая золотая смерть… нет, лучше так:

Прекрасна золотая смерть…

И та-та-та, и та-та-та-там.

Он записал строчку прямо под недорешенным уравнением. А затем сосредоточенно — учитель, расположившийся на лавочке в четырех шагах, не должен был усомниться, что ученик воюет с иксами, — принялся штрихами набрасывать силуэт круглого облетающего дерева… и под его сенью — тонкую фигурку девушки в узком платье с буфами.

Коварный листок, похожий на скорбную улыбку, дернулся под порывом ветра и смазал начатый рисунок. И пусть.

Ее лица Эжан все равно никак не мог вспомнить…

— Решил? — полюбопытствовал учитель. Вот теперь Эжан мог поклясться, что он издевается. Ореховые глаза мага превратились в щелочки, вокруг которых собралась сеточка разбегающихся морщин. Губы вроде бы хранили серьезность, но их уголки неуловимо подергивались.

— Нет, — честно признался принц. — Я думал о ней. Ты говоришь, она принцесса? Откуда?.. Из Аталорра?

— Из Аталорра, — снова без тени насмешки подтвердил учитель, — Или, может, из Ильмии… где-то так.

— Подожди. — В словах мага была неувязка, и, вцепившись в нее, Эжан отважно ринулся в бой. — Ты говорил, что был хорошо знаком с ее родителями. Значит, ты должен точно знать, из Ильмии она или из Аталорра… точно, понимаешь?! Ты сам себе противоречишь…

— Понимаю. — Маг опять кивнул, и опять совершенно серьезно. — Но предназначение стабильера — сглаживать и уничтожать всяческие противоречия, возникающие в мире. В данном случае это совсем нетрудно, если учесть, что противоречие гнездится главным образом в твоей голове… Объяснить?

Эжан махнул рукой — мелькнули чернильные пятнышки на белом батисте. Когда учитель начинал декларировать свою принадлежность к Ордену стабильеров, любые дискуссии становились бессмысленными.

— Не надо. Ты просто не хочешь мне говорить.

— Не хочу, — подтвердил маг.

Что ж, это можно было расценивать как первое препятствие. Эжан даже немного приободрился. Тайна, окутывающая прекрасную незнакомку. Тайна будет раскрыта! — и не заставит его изменить своей любви, какой бы она ни оказалась, эта самая тайна. А дальше… Через десять месяцев он, принц Эжан, станет королем, и тогда;..

Он утопил перо в чернильнице, аккуратно оставил на горлышке толстую каплю и, ни разу не окунув больше пера, одним росчерком дорешал уравнение под недописанными стихами.

— Икс равен одной тысяче восьмидесяти семи. Учитель вздохнул.

— Неправильно. Ты где-то потерял минус. Давай ищи ошибку.

Эжан втупился в пергамент. Смазанный рисунок на полях стал на удивление живым, нарочно так бы ни за что не получилось. Юная девушка под умирающим деревом. Листья падают, и за ними никак не разглядеть ее лица…

Принцесса Лилиан…

Глаза у нее голубые. Он помнил.

Эжан искоса взглянул на учителя. Высокая, как циркуль, фигура на лавочке переломилась: маг тоже заинтересовался сухим листиком, упавшим ему под ноги. Широкий рукав домашней батистовой рубашки, почти такой же, как у Эжана, черкнул по земле; учитель отряхнулся. Интересно, почему стабильеры не носят специальных балахонов или плащей с капюшонами, как все остальные маги? Стараются не выделяться… его учитель тоже, если надо, умел сливаться с толпой.