— Число? — Владыка вновь задумчиво шелестит листами. — Ну, вот прекрасная дата: двадцать шестое апреля, — его палец замирает на одной из строчек. — Сколько тебе там исполнится, девочка? Двадцать два? Красивая цифра, совершенная в своей симметричности. Что ж, так и решим. Мой тебе подарок — умереть в день рожденья дано не каждому. А коли уж мой дорогой племянник так не любит лишней писанины, то придется ему распорядиться устно и при свидетелях, — Владыка чуть усмехается. — Как тебе, крошка? Я даже позволю ему еще раз тебя поцеловать. А может, и не раз, это уж сколько ты выдержишь.

Стою. Даже на коленях это вдруг стало мучительно сложным. Он питается этим, твержу я себе. Боль, страх, отчаянье. Он просто питается этим. А я не буду… не буду давать ему пищу. Я подумаю о его словах потом. Потом… у меня еще целый месяц. Даже больше. Я загнусь от отчаянья после. Потом. Не сегодня.

— Ну а пока у нас есть время, — все так же неспешно продолжает Владыка, — давай посмотрим на чудеса твоей регенерации. А то столько наслышан, — он откладывает бумаги на стоящий сбоку от кресла маленький столик. — Встань и сними одежду.

Мои руки рефлекторно тянутся к груди в бессмысленном защитном жесте.

— Объясняю один раз, — чуть вздыхает Владыка. — У тебя месяц жизни и ровно одно платье. Ты можешь обращаться с ним бережно, и до последнего дня ходить в одежде, как человек. А можешь позволить сорвать его с себя, и получить вместо платья обрывки. Компенсировать тебе утраченную из-за непослушания одежду никто не будет.

Встать выходит не сразу. Ноги ватные, перед глазами все плывет. А вот пальцы, напротив, деревянные, и с застежками справляются с трудом. Быть обнаженным — не стыдно, твержу я себе. Помогает мало. Ему ведь не только посмотреть.

Наконец, платье падает к моим ногам.

— Подними, — тут же раздается его голос. — Аккуратно сложи и убери в пакет. Туда же — белье и туфли. Ты ведь не хочешь, чтоб что-нибудь потерялось.

Пакет мне протягивают. Вампир. Тот, что привел меня. Кажется.

Руки дрожат так, что справиться с задачей удается не с первого раза. Впрочем, утверждать, что я спешила, было бы глупо.

— Хорошо. Встань. Спокойно, я просто хочу рассмотреть.

Он поднимается со своего кресла и движется ко мне. Все так же лениво. Неспешно. Скользя взглядом по моему телу.

— А у авэнэ есть вкус, — чуть снисходительно бросает Владыка. — Пропорции тела весьма неплохи, для хорошей игры это немаловажно. Тело должно вдохновлять. Хотя, — не прикасаясь, он плавно обходит меня по дуге, — кормил он тебя все же плохо, немного мяса стоило бы нарастить. Ты сегодня ела?

Замерев перед ним, словно кролик перед удавом, не сразу понимаю, что вопрос задан мне.

— Ответь, — голос не повышает, но резкий удар ладонью по ягодице заставляет пошатнуться и упасть на четвереньки.

— Нет, — выдавливаю, стараясь не зашипеть от боли.

— Вот и ноги не держат, — кивает на это Владыка. — Ноэр, распорядись, чтоб кормили внутривенно. Мне нужна ее выносливость. Встань, — это уже мне.

Встаю. Меня трясет крупной дрожью, паника подкатывает к горлу, хочется с визгом забиться в какую-нибудь щель… Но я же человек, а не перепуганная грозой кошка, я не поддамся панике, я продержусь…

— Как ты дрожишь, — его руки опускаются мне на плечи. Мягкие, как и голос. Стоя у меня за спиной, он ласково поглаживает мне предплечья. — Стой спокойно, я просто смотрю. Выпрямись. Расправь плечи. Держи голову ровно, не опускай. Вот молодец, — он проводит рукой по моей голове. Ближе к шее рука сжимается в кулак и выдирает из косы прядь волос. — Хорошие волосы, — одобряет Владыка, растерев волосинки между пальцами. — Интересная структура, по ощущениям почти эльвийская. Тебя ведь подвергали санитарной обработке при помещении в стада, верно?

— Да, — спешу ответить, пока он вновь не начал выбивать ответы силой.

— И за сколько времени они отросли до такой длины?

— За год.

— И больше не растут?

— Нет.

— Интересный гибрид, — задумчиво проведя пальцами по моим косам, он перебрасывает их мне на грудь. — И, возможно, не столь бесперспективный, как кто-то считает, — его пальцы неторопливо скользят по коже моей спины. — В другой ситуации я нашел бы тебе более интересное применение… В другой ситуации, — несколько озадаченно повторяет он, а его пальцы вновь оглаживают только что пройденный ими участок кожи.

— Свет! — требует Владыка, и сотня свечей в комнате начинает гореть вдвое, а то и втрое ярче. — Как любопытно, — продолжает осматривать мою спину Владыка, — значит, в байяту ты уже играла? А мне рассказывал, что завязал… Какой удивительно лживый и жадный мальчик…

— Нет.

— Не лживый? — усмехается Владыка. — Или не жадный?

— Не играла… Он не пил… кровь… тогда, — слова даются с трудом. Воспоминания о том дне, когда… когда все уже ясно было с тем, кого я предпочла романтизировать в своих мечтах, закрывая глаза и вычеркивая из памяти все плохое, приносят боль. А я его еще будто оправдываю сейчас.

— Тогда зачем было уродовать спину, рассекая до крови? — кривится Владыка. — Не хочешь пить — не порти сосуд. Чистая боль — это искусство, требующее совершенных инструментов и совершенного исполнения. А не абы чем, абы как, абы где… просто из плохого настроения… Профан. Как был, так и остался… Ладно, — по мановению его руки свет вновь становится приглушенным, — хоть заживает на тебе все неплохо. Сколько ударов ты выдерживаешь? — отпустив меня, он вновь направляется к своему креслу. — Не слышу?

— Я не знаю, — спешу ответить, видя, что он начинает разворачиваться в мою сторону.

— Вот сейчас и проверим, — Владыка лишь опускается в кресло, и не думая возвращаться. — Зафиксируйте, — его голос летит во тьму за моей спиной. — Она ж едва на ногах держится. Покалечится еще, а у нас уже праздник назначен. И приведите мою еду.

От стены отделяются двое. Вампиры. Солнечные, не лунные. Они защелкивают тяжелые металлические браслеты на моих запястьях, щиколотках. Выводят на середину комнаты. С леденящим душу лязгом с потолка начинают спускаться цепи. Медленно. Словно тот, кто крутит лебедку устал, очень устал… Словно это пауза для того, чтобы в комнату ворвался герой, и спас меня. Но в Стране Вампиров воюют только со слабыми. Героев нет.

— Подаришь свой голос в мою коллекцию? — все так же доброжелательно интересуется Владыка, глядя, как мои наручные браслеты карабинами пристегивают к спустившимся, наконец, цепям, а ножные, заставив широко расставить ноги, к выступающим из пола скобам.

Молчу, охваченная ужасом, и с трудом понимая, о чем он. Все это уже было. Только тогда вампир, так похожий на Владыку, был охвачен чудовищным гневом, а я не верила и умоляла, заливаясь слезами. Теперь же передо мной был довольный, спокойный и уравновешенный… вампир, так похожий на светлейшего авэне. И мне не о чем умолять того, кто собрался насладиться действом. И я уже знаю, что так бывает. Только так здесь и бывает.

— Разве тебе не понравились мои голоса? — продолжает спрашивать о чем-то своем Владыка. — Я собирал эту коллекцию много лет, дабы услаждать слух тех, кто лишь ожидает аудиенции. Сегодня и твой голос в нее вплетем. А завтра я поставлю тебе послушать саму себя. Соло. Согласна?

— Нет, — и пусть мое слово ничего не меняет. Он требовал отвечать на вопросы. Я ответила.

Владыка чуть усмехается, поглаживая маленький шарик вампирского камня. Включает запись, видимо. Голоса. Значит то, что я слышала в своей комнате, просто запись?.. Едва ли «просто», но они уже отмучились, а я…

Владыке приводят двоих, без волос и одежды. Мужчина и женщина, молодые, прекрасно сложенные. Ну да, он любит, чтоб была фигура. Они опускаются перед ним на колени и протягивают ему свои запястья.

— Начинайте.

Боль дикой змеей жалит мне спину. И потом, и еще, и снова. Кричу? Наверно, горло потом болело. Но пока могу видеть, вижу перед собой вампира, так похожего на авэнэ. Уютно устроившись в кресле, он неспешно посасывал кровь то из одного, то из другого запястья, полузакрыв глаза и наслаждаясь происходящим.