— Какая награда?

— Самая высокая, о ней вы и мечтать боялись! И учтите, Груздев, хоть вы и лежачий больной, но если сейчас будете отнекиваться — отколочу. В этой награде и ни в чем больше — разгадка того, что вы здесь. В ней наша тайна, которой для меня нет. Я уже догадался, куда он клонит.

— Вот что тогда сказал Николаич, — торжественно продолжал Бармин: — «Евгений Палыч, Георгий Борисыч, кто старое помянет, тому глаз вон?» Вы что-то изволили в ответ пошутить, но я-то видел ваше лицо, когда Николаич пожимал вам руку! Это была награда и звездное мгновение! Правда, потом, спустя минуту, вы сами себя наградили, когда Костя умолял вас поменяться самолетами: «Спасибо, Костя, но это не в моих правилах. Я своего места не уступлю». Хорошо прозвучало, но это уж так, постфактум… Главная же награда заключалась в том, что вы, не имея на то никакой надежды, завоевали под конец уважение Семенова. Потому вы и здесь. Ну, а теперь положа руку на сердце скажите: наврал али не наврал доктор Бармин? А можете и не отвечать, мне-то безразлично.

— Вряд ли, — сказал я. — Было бы безразлично, не вспотели бы, хотя в домике довольно прохладно. Вы правы.