— Сыновья Блейков. Еще как ухаживают, и, признаюсь, мне нравится смотреть на них. Майкл довольно хорош собой, верно? Очарования ему тоже не занимать. Если бы я продолжила писать, я бы представила Майкла Блейка в роли героя.

— А Кристиана?

Кассандра изо всех сил старалась сохранять безразличие. Но ее щеки порозовели.

— Он, несомненно, был бы умным, молодым и тихим братом, который всех удивил бы тем, что спас положение и завоевал сердце героини.

Кассандра улыбнулась.

— Я даже не спрашиваю, кем была бы я.

— Зато насчет себя я не сомневаюсь, — вздохнула Джулия. — Стареющая красотка, у которой нет ни единого шанса с героем, и потому она все силы бросает на то, чтобы помочь героине найти свою судьбу.

— Жизнь была бы намного проще, если бы походила на волшебную сказку, — сказала Кассандра, — если бы людей можно было разложить по полочкам.

— Но ведь их можно разложить по полочкам, это они сами придумали, что нет. Часто тот, кто настаивает, что нельзя, сам подобен шаблону: например, унылый педант, который уверен в своей уникальности!

Кассандра отпила вина.

— Ты же не считаешь, что уникальности не существует?

— Все мы уникальны, но только не в том, в чем сами считаем. — Джулия улыбнулась и махнула рукой так, что забренчали браслеты. — Послушай, я ужасный деспот. Конечно, все мы разные по характеру. Возьмем, к примеру, твоего Кристиана Блейка, он не садовник по профессии, как ты знаешь. Он работает в Оксфорде в больнице. То есть работал. Какой-то врач, я забыла точное название, ужасно длинное и сложное слово.

Кассандра села прямее.

— Зачем же врач обрезает деревья?

— Зачем же врач обрезает деревья? — выразительно повторила Джулия. — В самую точку. Когда Майкл сказал мне, что его брат будет работать с ним, я промолчала, но с тех пор меня гложет любопытство. С чего бы мужчине менять призвание подобным образом?

Кассандра покачала головой.

— Просто передумал?

— Весьма непросто, я бы сказала.

— Может быть, он понял, что ему не нравится медицина.

— Возможно, но что ему мешало догадаться об этом за долгие годы учебы? — Джулия загадочно улыбнулась. — Мне кажется, что все намного интереснее, я же была писательницей, а старые привычки не умирают. Я не могу сдерживать свои фантазии. — Не выпуская бокал с джином, она указала пальцем на Кассандру. — Именно тайны, дорогая, и делают персонажей интересными.

Кассандра подумала о Нелл и тайнах, которые та хранила. Как она сумела наконец узнать, кем является на самом деле? И при этом не сказать ни единой живой душе?

— Жаль, моя бабушка не увидела альбомов. Они бы очень многое для нее значили, прочесть их — все равно что услышать материнский голос.

— Я думала о твоей бабушке всю неделю, — откликнулась Джулия. — Как только ты мне рассказала, что случилось, я принялась гадать, почему Элиза забрала ее.

— И? К чему ты пришла?

— Зависть, — сказала Джулия. — Я вновь и вновь возвращаюсь к ней. Это чертовски мощный мотив. Роза легко могла вызвать зависть, у нее были красота, талантливый муж, наследные привилегии. Должно быть, все детство Элиза сознавала, что у Розы есть все то, чего нет у нее самой: богатые родители, прекрасный дом, добрый нрав, которым восхищались люди. Потом, повзрослев, Элиза увидела, как молниеносно Роза вышла замуж, причем весьма успешно, затем зачала ребенка, родила прелестную девочку… Черт, даже я завидую Розе! Представь, каково было Элизе, которую все считали белой вороной. — Джулия осушила бокал и решительно поставила его. — Я не оправдываю то, что она совершила, вовсе нет, я только говорю, что это меня не удивляет.

— Это самый очевидный ответ.

— А самый очевидный ответ обычно и есть правильный. Все есть в альбомах — конечно, если знаешь, что ищешь. Как только Роза узнала, что ждет ребенка, Элиза отдалилась от нее. После рождения Айвори об Элизе почти не упоминается. Должно быть, Роза страдала — Элиза была ей все равно что сестра, но внезапно, в такое важное время, покинула ее. Собрала вещи и уехала из Чёренгорба.

— Куда она отправилась? — удивленно спросила Кассандра.

— Куда-то за море, наверное. — Джулия нахмурилась. — Хотя я не уверена, что Роза говорит прямо… — Она махнула рукой. — Впрочем, это к делу не относится. Суть в том, что она уехала, когда Роза была беременна, и не возвращалась до рождения Айвори. Их дружба так и не стала прежней.

Кассандра зевнула и поправила подушку. Ее глаза устали, но она почти закончила тысяча девятьсот седьмой год, и было бы стыдно отложить альбом, когда осталось всего несколько страниц. К тому же чем скорее она их прочтет, тем лучше. Хотя Джулия любезно согласилась одолжить альбомы, Кассандра подозревала, что та не сможет надолго с ними расстаться. К счастью, в отличие от неразборчивого почерка Нелл рука Розы была твердой и уверенной. Кассандра отпила еле теплого чая и пролистала страницы, полные тканей, образцов лент, подвенечного тюля и витиеватых подписей, гласивших: «миссис Роза Мунтраше Уокер, миссис Уокер, миссис Роза Уокер». Она улыбнулась — кое-что никогда не меняется — и обратилась к последней странице.

Я только что закончила перечитывать «Тэсс из рода д'Эрбервиллей».[38] Роман непростой, и не могу сказать, что он мне особенно понравился. В прозе Харди слишком много жестокости. Полагаю, она чрезмерна для моих вкусов. В конце концов, я всего лишь дочь своей матери, как бы ни желала обратного. Обращение Энджела в христианство, его брак с Лизой Лу, смерть бедного малыша Горя — все это беспокоит меня. Отчего Горе был лишен христианского погребения, ведь дети не должны нести наказание за грехи родителей? Харди одобряет обращение Энджела или относится скептически? И как мог Энджел так легко перенести свою привязанность с Тэсс на ее сестру?

Что ж, подобные вопросы занимали более великие умы, чем мой, и целью моего возвращения к печальной истории бедной трагичной Тэсс была вовсе не литературная критика. Признаюсь, я обратилась к мистеру Томасу Харди в надежде, что он сможет пролить некоторый свет на то, чего мне гадать, когда мы с Натаниэлем поженимся. В особенности чего будут ждать от меня. Ах! Как пылают мои щеки, когда я мысленно задаюсь подобными вопросами! Несомненно, мне никогда не набраться смелости, чтобы произнести их вслух. (Представляю мамино лицо!)

Увы, у мистера Харди не нашлось ответов, которые я с такой надеждой искала. Память меня подвела, падение Тэсс описано не слишком подробно. Ничего не поделаешь. Если я не вспомню, к кому еще можно обратиться (не к мистеру Джеймсу, полагаю, и не к мистеру Диккенсу), мне останется лишь слепо броситься в темную пучину. Более всего меня страшит, что Натаниэлю выпадет случай увидеть мой живот. Хотя вряд ли. Разумеется, чрезмерное самолюбие — тяжелый грех, но, увы, я ничего не могу с собой поделать. Ведь отметины невероятно уродливы, а ему так нравилась моя белая кожа!

Кассандра перечитала несколько последних строк. О каких отметинах говорит Роза? О родимых пятнах? О шрамах? Есть ли в альбомах что-то, что сумеет пролить свет на запись? Но вспомнить не получалось, сколько она ни старалась. Было поздно, Кассандра слишком устала, и ее мысли расплывались так же, как страницы перед глазами.

Она снова зевнула, потерла глаза и закрыла альбом. Возможно, она никогда не узнает, да и вряд ли это важно. Кассандра снова пробежала пальцами по вытертой обложке, как, возможно, много раз делала Роза, положила книгу на прикроватный столик и выключила свет. Потом закрыла глаза и скользнула в знакомый сон о высокой траве, бескрайнем поле и, неожиданно, о домике на краю морского утеса.