– А дальше откладывать уже никуда, сегодня последний день… Но я сказал папе, что сам я не пойду. Только с… с друзьями. «Только же не вздумай привести весь класс, – предупредил папа. – Это всё-таки стройка. Техника безопасности требует, чтобы вообще…» Потому я и… особенно девочек… Техника безопасности… – он виновато посмотрел на Туею, потом обвёл взглядом всех нас. – Вы меня презираете, да?

– Ну ты что! – преодолев наконец оцепенение, воскликнул Игорь Дмитруха.

– Давай, веди нас скорее! Почему мы стоим? – закричал я, размахивая руками. – Давай! Ты чего! Ну! Давай!

Может, я суетился больше, чем надо, но мне так хотелось поскорее что-то сделать для него, поддержать его… Я был так благодарен ему за то, что он меня пригласил. И ещё потом пригласил Туею.

– Идём! – решительно сказал Игорь. И мы пошли.

Сурен впереди почти бежал вприпрыжку, всё время оглядываясь и улыбаясь нам.

– Это где-то здесь, совсем близко. Мне вот папа план нарисовал, – Сурен вертел головой по сторонам, заглядывая в бумажку. – О! Вон он! Точно!

Впереди, окружённый деревянным забором, возвышался огромный, почти на весь квартал дом с множеством подъездов. Одна его часть была уже закончена, даже окна застеклены. Другая часть ещё строилась. Два подъёмных крана гигантскими железными аистами заботливо склонились над этой недостроенной частью.

Мы прошли мимо детской площадки с деревянными, под старинные срубы, башнями, на которых резвилась детвора. Вокруг площадки росли маленькие, видно, совсем недавно посаженные топольки. «Тополиные дошкольники – подумал я. – Как эта детвора на площадке. Сколько же времени пройдёт, пока они станут взрослыми тополями?! Я уже и женат тогда, может, буду». Взглянул невольно на Туею и улыбнулся: вот если бы она услышала мои мысли!..

Мы подошли к стройке.

Наверное, можно было идти и через ворота (если уже, так сказать, официально приглашали), но Сурен нашёл дыру в заборе, и мы по очереди пролезли в неё на строительную площадку. Как и на всех стройплощадках, здесь было множество разных строительных материалов. Там доски, там бочки с известью, с мелом, банки с краской, там трубы, там кучи песка, гравия, там бумажные мешки со смолой, там какие-то железяки… Недалеко от подъёмных кранов лежали огромные бетонные панели – с двумя оконными проёмами, с проёмами для окна и балконной двери и совсем глухие, без ничего.

Дом был панельный. Даже та, уже построенная его часть выглядела ещё не очень привлекательно – панели грязно-серые, разных оттенков, между ними чернеют неровные швы. И только подъезды законченной части были облицованы красивой разноцветной плиткой.

– Значит, так! Внимание! – Сурен поднял руку вверх. – Держаться вместе. Не разбегаться. Я за вас головой отвечаю. Туда, где краны, и близко не подходить. Техника безопасности. Нам… – он опять заглянул в бумажку – сюда, в пятый подъезд. Девятый этаж.

Спотыкаясь, мы направились к пятому подъезду.

Так получилось, что по дороге мы не встретили никого из строителей, и никому ничего не пришлось объяснять. Без приключений зашли мы в подъезд. Лестница была грязная, заляпанная, но уже с перилами. Вверху кто-то пел.

– И что я им буду говорить? – Сурен поморщился, как будто у него заболел зуб. – Вот! Он всё-таки переживал.

– Мальчишки! Ну придумайте что-нибудь! Надо его как-то выручить. Придумайте! Ну! – Туся обвела нас умоляющим взглядом. – Думайте! Ну! Думайте! Быстро!

Она говорила «думайте», а у меня в голове всё время вертелось совсем другое: «Эх! Слетела бы у неё сейчас с ноги туфля и полетела вниз, а я бы бросился и, рискуя жизнью, на лету… Или споткнулась бы она, а я бросился бы и… Ну почему, почему Игорь мог, а я… Эх!»

Но туфля с ноги у неё не слетела, и сама она не споткнулась. Не толкать же её специально…

– Нужно их чем-нибудь отвлечь, понимаете, – сказал Игорь Дмитруха.

– Зачем отвлечь? – спросил Монькин.

– Ну… чтобы они не очень его расспрашивали.

– Правильно! – воскликнула Туся.

– Правильно! – подхватил я.

Спасокукоцкий с Кукуевицким отмалчивались.

Мы поднимались всё выше, и песня звучала всё громче. Голоса были звонкие, женские. Я уже и слова разбирал. Я хорошо знал эту песню. У нас её любили петь. «Ой, д1вчино, шумить гай». Известная украинская шутливая народная песня. Очень подходящая для строителей. В ней как раз затрагивается, как говорил дед Грицько, квартирный вопрос.

Помните:

Не пiду я за тебе:
Нема хати у тебе, у тебе.

А он ей:

Пiдем, серце, в чужую,
Поки свою збудую, збудую.

А она ему категорически:

Постав хату з лободи,
А в чужую не веди, не веди.

Когда мы поднялись на девятый этаж, услышали именно эти слова.

«Ничего себе хату из лебеды строят», – подумал я, глядя из окна девятого этажа на подъёмный кран, который медленно поднимал с земли огромную бетонную панель с двумя оконными проёмами.

Дверей в квартире, откуда доносилась песня, ещё не было, одни проёмы.

Мы зашли вслед за Суреном в коридор, а потом в большую комнату.

Несколько молодых женщин в спецовках пели, штукатуря стены. Ловко набрасывая кельмой раствор на стену, они ровняли его длинными досками в такт песни так ритмично, плавно, что мы засмотрелись.

Но вот нас увидели, и песня оборвалась.

– Ой! Суренчик! – радостно воскликнула черноволосая быстроглазая женщина и бросилась к Сурену. – Пришёл всё-таки, милый мой! А я уже боялась… Это твои одноклассники? Здравствуйте, здравствуйте, дорогие!

Женщины обступили нас, приветливо смеясь.

– Ой, какой симпатяга!

– Герой!

– Цибулька моя!

– Артистик!

– Рыбка!..

Конечно, всё это адресовалось Сурену. Нам лишь мимоходом вежливо улыбались. Сурен покраснел, нахмурился и надул губы. Мы беспомощно переглядывались. Ну что, что мы могли тут поделать?

– Ну, хватит, девчата, хватит! – властно сказала красивая стройная молодица с бровями, как птичьи крылья. – Совсем мальчика задёргали.

– Тогда, бригадир, быстрее зови своего Бондаренко! – обратилась к ней бойкая веснушчатая девушка. – Ведь есть же хочется! – она взлохматила Сурену чуб. – Из-за тебя, Джигарханянчик, даже обеденный перерыв перенесли.

– Ну, давайте готовьтесь, а я… – бригадир вышла на балкон, а женщины принялись распаковывать свои сумки, стоявшие в коридоре и накрытые брезентом. Мы следом за бригадиром вышли на балкон.

– Придётся немного подождать, – обратилась она к нам. – Сейчас их нельзя отвлекать.

Подъёмный кран уже поднял панель над домом и теперь медленно опускал её на стену ещё не собранной секции. Там, куда опускалась панель, стояли двое монтажников в брезентовых робах и в касках. Один – высокий, сильный, другой – пониже, с держателем электродов для электросварки в руке.

Высокий монтажник, подняв вверх руку в большой брезентовой рукавице, подавал крановщику сигналы: «Майна!», «Вира!», «Лево!», «Право!» И кран медленно-медленно опускал панель на стену.

Вот он обеими руками схватил панель, качнул её изо всех сил, направляя, и панель плотно легла на место.

Тот, который был пониже, наклонился сразу, и, как новогодние бенгальские огни, посыпались из-за панели искры…

Только что на том месте была пустота, проём, сквозь который виднелось синее небо с белым облачком и далекими птицами, парящими в вышине, – и вдруг этого проёма не стало, вместо него появилась стена. Буквально на моих глазах дом вырос на два окна.

И вдруг я подумал, что точно так же, хотя не так быстро, конечно, строился весь Киев. Веками. Сначала деревянные срубы древних славян, потом первые каменные терема, потом София, Киево-Печерская лавра, Золотые ворота,