Можно было проехать две остановки на троллейбусе, но мне показалось, что троллейбусом будет дольше – пока его дождешься, а потом он ещё на остановке остановится, да и едет на этом отрезке медленно.

Я побежал бегом. Я вообще люблю бегать. Я быстрый. «Как будто наскипидаренный», – говорит дед Грицько.

Старый Чак сидел на скамейке, положив подбородок на руки, опиравшиеся на палочку. Это было что-то новое. Он никогда раньше не ходил с палочкой.

Я подбежал к нему такой запыхавшийся, что не мог сразу даже поздороваться.

– Ну зачем же ты так бежал? Не пожар же! – но видно было: он доволен, что я так спешил. Глаза его светились нежностью. – Ну садись, отдохни, отдышись немного, – он посадил меня, обнял за плечи. – Хороший день сегодня. Может, один из последних солнечных дней золотой киевской осени… А потом начнутся дожди, непогода, не захочется и носа на улицу показывать. Будешь сидеть в комнате и слушать только, как шумит бесконечный дождь за окном… А сейчас смотри, как красиво! Всеми красками осени переливаются деревья. И здесь, в парке, и там, на склонах, где Выдубицкий монастырь. Красиво!

Я чувствовал: он ждёт, пока я отдышусь, прежде чем начать какой-то разговор. Наконец он посмотрел на меня внимательно и, вероятно, решил: теперь можно.

– Стёпа, скажи – ты же мечтаешь о будущем? О том времени, когда ты вырастешь, повзрослеешь, станешь тем, кем ты хочешь быть? Мечтаешь? Правда?

– Мечтаю! Конечно. Все, по-моему, мечтают.

– Да, конечно. Мечтают все. Но не все представляют свою мечту образно, ярко, в живых картинах. Ты, я думаю, представляешь. То есть не думаю, а уверен. Иначе мы бы не могли путешествовать с тобой в прошлое. М-да… – Чак на минуту умолк, посмотрел на меня с улыбкой и как будто смущаясь. – Хочу я тебя, Стёпа, попросить… – он опять умолк.

– Что? Просите, пожалуйста.

– Пригласи меня на несколько минут в будущее. Хоть бы одним глазом взглянуть… А?

– Как? – растерялся я. – Как же я это могу сделать?

– Очень просто. Так, как делал я. Только я путешествовал с тобой в прошлое. А ты попутешествуй со мной в будущее.

– Ну, так это же вы, а это – я. У вас, наверное, какие-то особенные способности. Вы сами говорили, с помощью гипноза, внушения, или как оно там…

– Нет, Стёпа. Я – это я, но главное – в тебе, главное – это ты. Твоя фантазия, образное картинное воображение. И если бы я не распознал, не почувствовал в тебе это, наши путешествия в прошлое были бы невозможны. Поэтому, если ты очень захочешь и напряжёшь своё воображение, то всё получится. А я со своей стороны тоже, конечно, буду делать усилие.

– Ну… хорошо, – не очень уверенно сказал я, всё ещё не веря, что смогу осуществить путешествие в будущее.

– Нет, Стёпа, если ты будешь таким неуверенным, то ничего не выйдет. Надо преодолеть себя. Надо поверить и захотеть. Слышишь? – в голосе Чака было столько уверенности, что она передалась и мне.

– Ну хорошо! Давайте! – сказал я и, подобно тому, как это делал Чак, взял его за руку. – В какой год отправимся?

– Наверное, в двухтысячный. Интересный же год. Третье тысячелетие начнётся. Это же тебе в двухтысячном тридцать лет будет. Самый лучший возраст для взрослого человека. Возраст исполнения желаний, расцвета, торжества молодости и творческого подъёма. Прекрасный возраст. Давай!

– Давайте! – я сжал его руку, закрыл глаза, напрягая своё воображение, и…

Сначала послышалась музыка. Бодрая, весёлая, радостная и в то же время какая-то необычная – объёмная, стереофоническая и будто неземная: звуки доносились как будто с неба, из далеких миров и отзывались в самом сердце, в каждой клеточке тела.

Потом я увидел, что сижу рядом с Чаком в цирковой ложе. Причем в каком-то незнакомом цирке, в котором я ещё никогда не был.

Гаснет в зале свет, прожектора освещают форганг. И появляется шпрехшталмейстер.

– Дорогие друзья! Дорогие киевляне! – звонким цирковым голосом выкрикивает он. – Поздравляю вас с новым, двухтысячным, годом! Сегодня мы открываем новый экспериментальный цирк «Левобережный». И открываем его премьерой праздничного циркового представления «Тайна скомороха Кияна». Впервые в мире в цирковом представлении используются голографические трюки. Итак, начинаем!

Музыка заиграла марш.

На какое-то мгновение у меня мелькает мысль: «А почему я сижу в ложе? Почему я не на арене или не за кулисами, за форгангом?» Но развить эту мысль я не успеваю, потому что начинается представление – и я забываю обо всём на свете.

Купол цирка вдруг раздвигается, открывая тёмное звездное небо. Звёзды мерцают, перемигиваются, и вдруг одна звезда срывается и летит, прочерчивая небо, увеличивается, увеличивается, падает на арену и превращается в клоуна в одежде скомороха (это, по-видимому, и есть Киян). Потом так же появляются на арене другие скоморохи, их много. Они начинают танцевать, выполнять разные акробатические трюки. Появляется скоморох с медведем, который тоже выполняет смешные трюки. Весело на арене.

Но вот на арену вылетают на конях половцы, гонятся за скоморохом Кияном, падают с коней, опять на ходу прыгают на них, Киян выворачивается, но половцы всё же хватают его, требуют от него что-то. Но друзья-скоморохи выручают Кияна, и он убегает…

На минуту гаснет свет.

И опять срывается с неба звезда, и летит, и падает на арену. И превращается в веселого вихрастого запорожца. Появляются другие запорожцы, танцуют, соревнуются в силе. Выезжает на арену телега, запряжённая волами. Выпрягают запорожцы волов, ставят их на телеги, и один запорожец-богатырь поднимает на плечах телегу вместе с волами.

А вихрастый Смеян-запорожец шутит, всех веселит (это тот самый клоун, который был скоморохом).

Появляются два монаха, они хотят что-то выманить у вихрастого весёлого запорожца, играют на разных инструментах (музыкальная эксцентрика), но он только смеётся над ними. Монахи с угрозами исчезают. И тут на арену вылетают на конях татары с кривыми саблями. Начинается грандиозная пантомима-побоище. Запорожцы побеждают, прогоняют татар…

И опять на минуту гаснет свет.

Срывается с неба звезда и летит, падает на арену. И превращается в клоуна, хромого клоуна Пьера. В руках у него кастрюля… Пьер показывает очень весёлый номер.

И вдруг прямо в небе появляется трапеция. На ней воздушная гимнастка Тереза. Музыка играет старинное меланхолическое танго.

А на арене уже артисты старого цирка в смешных полосатых трико. Начинается, как теперь говорят, спектакль-ретро, то есть пародия на представление старых времен.

Хмурый клоун Рыжий Август сначала просит, потом, угрожая, требует что-то у клоуна Пьера. Пьер пожимает плечами – нет, мол, у меня того, что ты просишь. Рыжий Август, недовольный, отходит.

Долговязый богач-меценат требует у управляющего цирком показать смертельный номер. Тот соглашается. Зовет Рыжего Августа. Что-то говорит ему, показывая вверх на воздушную гимнастку. Рыжий Август исчезает.

На арене – дикие звери. А над ними вверху воздушная гимнастка. Тереза выполняет сногсшибательные упражнения на трапеции. И вдруг трапеция обрывается, и Тереза летит вниз, на арену. Звери не трогают её, убегают с арены.

Клоун Пьер, другие артисты, Рыжий Август, управляющий цирком бросаются к Терезе.

Пьер всё понимает, наносит удар Рыжему Августу, хватает за грудь управляющего. Появляется полиция, Пьера уводят…

И опять гаснет свет. И опять срываются с неба звёзды, много звёзд… И становятся они золотыми зорями и, падая на арену, превращаются во всадников с флагами.

Весело гарцуют на арене бойцы-красноармейцы. И среди них – Пьер и Тереза. Пьер исполняет каскад весёлых номеров, символизирующих победу добра над злом, свободы над рабством, победу народа над угнетателями.

И в этой победе – секрет оптимизма, секрет вездесущности юмора народного, вечного смеха и радости…

Загорается свет. И зал взрывается аплодисментами.

– Хорошо! Спасибо тебе, Стёпа! – шепчет мне Чак.