– Но, возможно, это старое завещание?

– Я так не думаю. Более того, почти уверен, что оно было составлено не раньше чем вчера, во второй половине дня, после полудня.

– Что? Быть не может! – вырвалось одновременно у обоих мужчин.

Пуаро повернулся к Джону:

– Я докажу вам это, если вы разрешите мне послать за вашим садовником.

– О, разумеется!.. Но я не понимаю…

Пуаро поднял руку:

– Сделайте то, о чем я вас прошу. А после можете спрашивать сколько угодно.

– Очень хорошо. – Джон позвонил.

Сразу же явилась Доркас.

– Доркас, скажите Мэннингу, чтобы он пришел сюда, ко мне.

– Да, сэр, – ответила Доркас и вышла.

Мы ждали в напряженном молчании. Только Пуаро был совершенно спокоен и незаметно протер своим носовым платком пыль в забытом уголке книжного шкафа.

Тяжелые шаги подбитых гвоздями башмаков по гравию возвестили о приближении Мэннинга. Джон вопросительно взглянул на Пуаро. Тот кивнул.

– Входите, Мэннинг, – пригласил Джон. – Я хочу с вами поговорить.

Мэннинг не спеша вошел через французское окно и остановился около него. Фуражку он держал в руках, очень осторожно поворачивая ее за околыш. Спина его была сильно согнута, хотя, возможно, он был не так стар, как выглядел. Однако глаза Мэннинга, умные, проницательные, не соответствовали его медленной, довольно осторожной речи.

– Мэннинг, – сказал Джон, – этот джентльмен задаст вам несколько вопросов, на которые я хочу чтобы вы ответили.

– Да, сэр! – пробормотал садовник.

Пуаро быстро вышел вперед. Мэннинг с легким презрением окинул его взглядом.

– Вчера после полудня вы сажали в грядки бегонии с южной стороны дома. Не так ли, Мэннинг?

– Да, сэр! Я и Виллам.[22]

– Миссис Инглторп подошла к окну и позвала вас, не правда ли?

– Да, сэр, позвала.

– Скажите, что случилось потом?

– Ну-у, сэр, ничего особенного. Она только велела Вилламу съездить в деревню на велосипеде и привезти вроде бланк завещания или что-то такое… точно не знаю… Она написала ему на бумажке.

– И что же?

– Ну, он и привез, сэр.

– Так, а что произошло дальше?

– Мы продолжали сажать бегонии, сэр.

– Потом миссис Инглторп опять позвала вас?

– Да, сэр. Позвала. Меня и Виллама.

– А потом?

– Велела нам войти и подписать длинную бумагу… внизу… под тем местом, где она сама подписалась.

– Вы видели что-нибудь из того, что было написано выше ее подписи? – быстро спросил Пуаро.

– Нет, сэр. Там лежал кусок промокательной бумаги, сэр.

– И вы подписали, где она сказала?

– Да, сэр. Сначала я, потом Виллам.

– Что она сделала с этой бумагой?

– Ну-у… засунула ее в длинный конверт и положила во что-то вроде фиолетовой коробки.

– Когда она позвала вас первый раз?

– Я бы сказал… около четырех часов, сэр.

– Не раньше? Не могло это быть около половины третьего?

– По-моему, нет, сэр. Я бы сказал, немного после четырех… не раньше.

– Благодарю вас, Мэннинг, этого достаточно, – любезно произнес Пуаро.

Садовник посмотрел на своего хозяина. Джон кивнул. Мэннинг откозырял, приложив оттопыренный палец к виску, и, что-то пробормотав, осторожно попятился из застекленной двери.

Мы все переглянулись.

– Господи! – пробормотал Джон. – Какое экстраординарное совпадение.

– Какое совпадение?

– Что моя мать составила завещание в день своей смерти!

Мистер Уэллс кашлянул и сухо заметил:

– Вы уверены, что это совпадение, Кавендиш?

– Что вы хотите сказать?

– Как вы мне говорили вчера, после полудня у вашей матери была с… с кем-то крупная ссора.

– Что вы имеете в виду? – снова воскликнул Кавендиш. Голос его дрожал, и он сильно побледнел.

– В результате этой ссоры ваша мать внезапно и поспешно составила новое завещание, содержание которого мы никогда теперь не узнаем. Она никому не сказала о том, как распорядилась наследством, а сегодня утром, несомненно, хотела проконсультироваться со мной по этому вопросу, но… Завещание исчезло, она унесла его секрет в могилу. Боюсь, Кавендиш, тут нет совпадения. Я уверен, мсье Пуаро, вы согласны со мной, что факты говорят сами за себя и наводят на размышления.

– Наводят на размышления или нет, – перебил Джон, – но мы очень благодарны мсье Пуаро за то, что он пролил свет на этот вопрос. Если бы не он, мы никогда ничего не узнали бы об этом завещании. Полагаю, мсье, я могу узнать, что прежде всего навело вас на подозрение?

Пуаро улыбнулся.

– Небрежно нацарапанные слова на старом конверте и свежепосаженная грядка бегоний, – ответил он.

По-моему, Джон собирался и дальше настойчиво задавать вопросы, но в этот момент послышалось громкое рычание мотора, и мы все повернулись к окну, рассматривая подъехавший автомобиль.

– Эви! – закричал Джон. – Извините меня, Уэллс! – И он быстро вышел в холл.

Пуаро вопросительно посмотрел на меня.

– Мисс Ховард, – объяснил я.

– О, я очень рад, что она вернулась. У этой женщины, Гастингс, есть голова на плечах и сердце. Хотя милостивый господь не наградил ее красотой.

Я последовал примеру Джона и тоже вышел в холл, где мисс Ховард старалась освободиться от непомерной вуали, покрывавшей голову. Когда взгляд Эви упал на меня, я почувствовал внезапный укор совести. Эта женщина так серьезно предупреждала меня о грозившей опасности, а я – увы! – не обратил на это внимания. Как быстро и с какой небрежностью я отбросил ее предостережение! Теперь, когда худшие опасения мисс Ховард оправдались, мне стало стыдно. Она слишком хорошо знала Алфреда Инглторпа! Может быть, останься она в Стайлз-Корт, и трагедии не произошло бы, так как он побоялся бы этих постоянно наблюдавших за ним глаз?

У меня отлегло от сердца, когда мисс Ховард сжала мне руку хорошо знакомым, крепким до боли рукопожатием. Глаза, встретившиеся с моими, были печальны, но упрека в них не было. По ее покрасневшим векам было видно, что она горько плакала, но манеры ее остались по-прежнему грубоватыми.

– Выехала сразу, как получила сообщение. Только вернулась с ночного дежурства. Наняла машину. Самый быстрый способ сюда добраться.

– Вы с утра чего-нибудь ели? – спросил Джон.

– Нет.

– Я так и подумал. Пойдемте! Завтрак еще не убран со стола, и для вас приготовят свежий чай. – Он повернулся ко мне: – Вы присмотрите за ней, Гастингс? Меня ждет Уэллс. О, вот и мсье Пуаро. Он нам помогает, Эви.

Мисс Ховард пожала руку Пуаро, но через плечо подозрительно посмотрела на Джона:

– Что вы имеете в виду – «помогает»?

– Помогает расследовать.

– Нечего тут расследовать! Его что, еще не отправили в тюрьму?

– Кого не отправили в тюрьму?

– Кого? Разумеется, Алфреда Инглторпа!

– Дорогая Эви, будьте осторожнее. Лоуренс считает, что наша мать умерла от сердечного приступа.

– Очень глупо с его стороны! – резко парировала мисс Ховард. – Конечно же, бедняжку Эмили убил Алфред. Я вам постоянно твердила, что он это сделает.

– Дорогая Эви, не говорите так громко. Что бы мы ни думали, ни подозревали, в настоящее время лучше говорить как можно меньше, пока не пройдет предварительное слушание. Оно состоится в пятницу.

– Вздор! Чепуха! – Фырканье, которое издала Эви, было просто великолепно. – Вы все с ума посходили! К тому времени этот тип сбежит из страны! Если у него есть хоть капля ума, он тут не останется покорно ждать, когда его повесят.

Джон Кавендиш беспомощно посмотрел на Эви.

– Я знаю, в чем дело! – продолжала она свои обвинения. – Вы наслушались этих докторов. Никогда не следует этого делать! Что они знают? Ровным счетом ничего… или как раз столько, чтобы стать опасными. Я-то знаю. Мой отец был доктором. Этот коротышка Уилкинс – величайший дурак, какого мне раньше не приходилось видеть. Сердечный приступ! Другого он ничего и не мог бы сказать! Любой человек, у которого есть хоть капля мозгов, сразу мог бы увидеть, что ее отравил муж. Я всегда говорила, что он убьет беднягу в ее же собственной кровати. Он так и сделал! А вы бормочете глупости о сердечном приступе и предварительном слушании в пятницу! Стыдитесь, Джон Кавендиш!