– Не видите? Обратите внимание на лампу. Ламповое стекло разбито на два куска, и они лежат там, где упали, а кофейная чашка разбита вдребезги и раздавлена почти в порошок.
– Ну, – отозвался я устало, – наверное, кто-то наступил на нее.
– Совершенно верно, – подтвердил странным тоном Пуаро. – Кто-то наступил на нее.
Он поднялся с колен и медленно прошел к камину, где некоторое время стоял с отсутствующим взглядом, прикасаясь пальцами к безделушкам и автоматически поправляя их. Привычка, свойственная Пуаро, когда он бывал возбужден.
– Mon ami, – наконец обратился Пуаро ко мне, – кто-то наступил на эту чашку и раздавил ее. И причина, почему он так поступил, заключается либо в том, что в ней был стрихнин, либо (что более серьезно) потому, что там стрихнина не было!
Я ничего не ответил. Я был просто ошеломлен, но знал, что просить его объяснить – бесполезно.
Через минуту-другую Пуаро очнулся от своих размышлений и продолжил обследование. Он поднял с пола связку ключей, перебирая их, выбрал наконец один блестящий ключик и попробовал его в замке фиолетового портфельчика. Ключ подошел. Пуаро открыл замок, но, секунду поколебавшись, снова запер. Связку ключей, а также ключ, бывший в замке, он спрятал в свой карман.
– У меня нет полномочий просматривать находящиеся тут бумаги. Но это должно быть сделано. И немедленно!
Потом он очень внимательно проверил ящички умывальника. Когда Пуаро пересекал комнату в сторону левого окна, его особенно заинтересовало круглое пятно, еле заметное на темно-коричневом ковре. Он опустился на колени, внимательно разглядывая его, даже понюхал.
Наконец налил несколько капель какао в пробирку, которую достал из своего чемоданчика, тщательно закупорил ее и спрятал. Затем вынул маленькую записную книжку.
– В этой комнате мы сделали шесть интересных находок, – сообщил Пуаро, быстро что-то записывая. – Перечислить их или вы сделаете это сами?
– О-о! Пожалуйста, перечислите! – поспешно попросил я.
– Ну что же, очень хорошо! Во-первых, растоптанная кофейная чашка; во-вторых, портфель с ключом в замке; в-третьих, пятно на полу.
– Оно могло быть там давно, – перебил я.
– Нет. Пятно все еще влажное и пахнет кофе. В-четвертых, найден фрагмент какой-то темно-зеленой ткани. Всего две-три нитки, но вполне узнаваемые.
– А-а! Так вот что вы заклеили в конверт! – воскликнул я.
– Да, может быть, это кусочек платья миссис Инглторп и не имеет никакого значения. Посмотрим! В-пятых, вот это! – Драматическим жестом он показал на большое пятно свечного стеарина на полу около письменного стола. – Должно быть, оно сделано вчера, в противном случае хорошая горничная сразу же убрала бы его с помощью горячего утюга и промокательной бумаги. Как-то раз одна из моих лучших шляп… Однако это не имеет значения.
– Скорее всего, это случилось прошлой ночью. Мы все были очень взволнованы. Или, может быть, миссис Инглторп сама уронила свечу.
– Вы принесли в комнату только одну свечу?
– Да. Ее нес Лоуренс Кавендиш. Но он был очень расстроен. И похоже, что-то увидел… Вон там! – Я показал на камин. – Что-то там буквально парализовало его!
– Интересно, – быстро откликнулся Пуаро. – Да, это наводит на размышления. – Он окинул взглядом всю стену. – Но это большое стеариновое пятно не от его свечи: здесь белый стеарин, тогда как свеча мсье Лоуренса, которая все еще стоит на туалетном столике, розового цвета. И вообще, в комнате миссис Инглторп нет свечей, только настольная лампа.
– В таком случае к какому выводу вы пришли? – полюбопытствовал я.
На это мой друг ответил лишь раздраженным замечанием, предлагая мне подумать самому.
– А шестая находка? – напомнил я. – Наверное, образец какао?
– Нет, – задумчиво отозвался Пуаро. – Я мог бы включить его в шестую, но не стану. Нет, шестую находку я пока подержу при себе. – Он быстро оглядел комнату. – Думаю, здесь нам больше нечего делать, разве что… – Он задумчиво уставился на остывший пепел в камине. – Огонь горит и разрушает. Но случайно… может быть… Давайте посмотрим! – Опустившись на колени, Пуаро стал проворно разгребать пепел, с величайшей осторожностью перекладывая на каминную решетку какие-то недогоревшие кусочки, и вдруг тихо воскликнул: – Пинцет, Гастингс!
Я быстро подал ему пинцет, и он ловко вытащил из пепла маленький клочок полуобгорелой бумаги.
– Вот, mon ami! – закричал детектив. – Что вы об этом думаете?
Я внимательно рассмотрел найденный фрагмент. Вот его репродукция:
Я был озадачен. Бумага была необычно плотная, совершенно не похожая на почтовую. Неожиданно меня осенило.
– Пуаро! – закричал я. – Это же фрагмент завещания!
– Совершенно верно.
Я быстро взглянул на него:
– Вы не удивлены?
– Нет, – мрачно ответил он. – Даже ожидал этого.
Я вернул ему кусочек бумаги и пронаблюдал, как Пуаро спрятал его в свой чемоданчик с той же методичной осторожностью, с какой делал все. Голова моя пошла кругом. Что за осложнение с завещанием? Кто его уничтожил? Тот, кто оставил стеариновое пятно на полу? Очевидно… Но как он сюда проник? Все двери были закрыты изнутри.
– Теперь, друг мой, – быстро проговорил Пуаро, – пойдемте! Я хочу задать несколько вопросов горничной… Ее зовут Доркас, не так ли?
Мы прошли через комнату Алфреда Инглторпа, и Пуаро задержался в ней достаточно долго, сделав довольно-таки исчерпывающий осмотр. Потом мы вышли, заперев за собой дверь, как и в комнате миссис Инглторп.
Я проводил Пуаро вниз, в будуар, который он изъявил желание осмотреть, а сам отправился на поиски Доркас.
Однако, когда я вернулся, будуар оказался пуст.
– Пуаро! – позвал я. – Где вы?
– Я здесь, друг мой!
Через французское окно он вышел из комнаты и стоял, любуясь цветочными клумбами.
– Восхитительно! – бормотал Пуаро. – Восхитительно! Какая симметрия! Обратите внимание на этот полумесяц или на те ромбы… Их аккуратность радует глаз! Подбор растений превосходный! Их посадили недавно, не так ли?
– Да, по-моему, их сажали вчера после полудня. Да входите же! Доркас уже здесь.
– Eh bien, eh bien![12] Не сердитесь из-за минутной радости, которую я себе позволил.
– Да, но есть дело более важное!
– Почему вы думаете, что эти чудесные бегонии менее важны?
Я пожал плечами. Когда Пуаро в таком настроении, с ним просто невозможно разговаривать.
– Вы не согласны? Однако подобные случаи бывали. Ну хорошо! Давайте войдем и поговорим с преданной Доркас.
Доркас стояла в будуаре – руки сложены спереди, упругие аккуратные волны седых волос под белым чепцом – яркий пример образцовой прислуги прежних лет.
Поначалу она отнеслась к Пуаро с некоторой подозрительностью, но он быстро сумел расположить ее к себе.
– Прошу вас. – Детектив пододвинул ей стул. – Садитесь, мадемуазель!
– Благодарю вас, сэр.
– Вы провели с вашей хозяйкой много лет, не так ли?
– Десять лет, сэр.
– Это долгий срок и очень преданная служба! Вы были сильно привязаны к ней, не правда ли?
– Она была для меня очень хорошей госпожой, сэр.
– Тогда вы не будете возражать, если я задам вам (разумеется, с разрешения мистера Кавендиша) несколько вопросов?
– О, конечно, сэр!
– В таком случае я начну с расспросов о событиях, которые произошли вчера после полудня. Ваша хозяйка с кем-то ссорилась?
– Да, сэр. Но я не знаю, должна ли я… – Доркас заколебалась.
Пуаро пристально посмотрел на нее:
– Любезная Доркас, необходимо, чтобы я знал как можно подробнее об этой ссоре. Не думайте, что вы таким образом выдаете секреты вашей госпожи. Она мертва, и надо, чтобы мы знали все… если собираемся за нее отомстить. Ничто не может вернуть ее к жизни, но мы надеемся, если здесь было предательство, отдать убийцу под суд.