— Пять часов, — объявил он. — Через час нам нужно быть на вокзале. Встречайте свет нового дня, мисс Рук! Ну сейчас, разумеется, еще темно, но рассвет не за горами.

— Ну да, — сказала я. У меня в ушах все еще слегка звенело. — Вы только что разбудили меня погремушкой полисменов? Вас, наверное, слышно было за два квартала отсюда.

— Что? Нет, это же горггер — старый иудейский инструмент. Им пользовались во время Пурима [9], чтобы создать оглушительную какофонию во время особых чтений. Очаровательно, не правда ли? Удивительно пронзительный обычай.

— Негромкий стук точно так же хорошо справился бы с этой задачей.

— Вы совершенно не цените мировое культурное наследие. Поторопитесь. Нам многое нужно успеть, — сказал Джекаби, и его как ветром сдуло, а я услышала, как он спотыкаясь побежал вниз по винтовой лестнице.

Глубоко вдохнув, я встала и отдёрнула занавески, чтобы взглянуть на город. Всё ещё светили звёзды, но небо уже ознаменовала пурпурная вспышка приближающегося рассвета. Утро было тихим, но тревожно тихим, словно город Нью Фидлхэм прибывал в волнении перед началом нового дня. К рыночной улице уже шагали двое мальчишек, разносчиков газет, с кипами этих самых газет, а старый швейцар открывал большое финансовое здание через переулок. На углу перекрестка, как раз чуть выше нашего дома, кого-то поджидал грузный невысокий мужчина.

У меня по спине забегали мурашки. Я получше присмотрелась к незнакомцу. Он был одет в тёмное пальто и шляпу, его кожа была бледной, но было еще в нем нечто, вызывающее беспокойство. Возможно, это всего лишь игра моего воображения — и его было сложно разглядеть хорошенько — но у меня было ощущение, будто он смотрел прямо на меня. Благодаря моему дыханию окно запотело, но когда я вытерла его, чтобы постараться разглядеть еще что-нибудь примечательное, незнакомца уже и след простыл.

Я моргнула и посмотрела вверх и вниз по дороге, но не обнаружила ни единого признака присутствия бледного человека. Из-за в расследования убийства на Кэмпбелл Стрит и разговоров Джекаби о кровососущих вампирах, я внезапно испытала благодарность к судьбе за то, что нахожусь в единственном доме в городе, который защищен амулетами и обрядами суеверного толка, и святыми мощами почище, чем Ватикан — хотя понимание этого всё-таки не отменяло гнетущее чувство, что за мной наблюдают. Пока мы не уехали, я обязательно должна рассказать об этом человеке Джекаби.

Немного погодя я обнаружила, что Дженни выложила на старом дубовом сундуке перед моей кроватью кое-что из своей старой одежды. Она во многом стала похожа на старшую сестру, которой у меня никогда не было. И она по-прежнему присматривала за мной, несмотря на мою бестактность. Тревожные события прошедшего дня уже не так бередили душу, и всё же я чувствовала себя ещё больше виноватой из-за своего поведения, видя проявление её доброты. Я решила, что перед отъездом непременно должна загладить свою вину. Я выбрала простое платье с красивым, высоким подолом, которое выглядело подходящим для путешествий, а остальные вещи засунула в чемодан.

Дверь в спальню Дженни была чуть приоткрыта, и когда я постучала, она слегка качнулась внутрь.

— Дженни? — В комнате стоял сумрак и тишина. — Если ты здесь, то я хотела просто поблагодарить тебя за вещи... и я по-прежнему очень сожалею из-за вчерашнего.

Я стояла в дверном проеме, чувствуя себя глупо и нелепо. С моего места мне хорошо была видна ваза с цветами, которую я вчера поставила на столик. Асфодели скорбно поникли, загнувшись всеми стеблями в одну сторону. Я сделала глубокий вдох и на цыпочках вошла в комнату. Как можно тише подошла к букету и попыталась вывести вперед маленькие, яркие соцветия древогубца. Это был бессмысленный жест, но в моих уроках по этикету как-то не подразумевались руководства к действию на случай как себя вести, если накануне был не учтив по отношению к нежити. Может, мне стоит просто убрать этот несчастный букет, пока Дженни не вернулась.

— Вас не должно быть здесь! — раздался у меня за спиной сильный и пугающий голос, сопровождаемый внезапным холодом.

Холод был таким пронзительно-пронизывающим, словно кто-то вылил мне ледяную воду за воротник. Я выпрямилась и развернулась, при этом опрокинув букет. Ваза сделала в воздухе пируэт и ударившись об пол разлетелась по половице осколками керамики и стеблями букета, попутно расплескав воду. Взгляд синевато-серых глаз Дженни был растерянным, когда она уставилась на темную лужу на полу.

— Какая досада! Мне так жаль! — Я в ужасе рухнула на пол и принялась быстро собирать осколки фарфора. — Мне очень, очень жаль. Я все здесь сейчас приберу.

— Нет! — голос Дженни был настойчивым и каким-то отдалённым. Я остановилась и подняла на неё взгляд. Она смотрела на меня и на разбитую вазу, явно взволнованно, но в то же время она стояла лицом к дверному проему. Я зажмурилась на долю секунды, чтобы мой разум смог совместить эти два изображения. — Нет! — повторила она. — Вы не должны быть здесь.

— Дженни? — Я бросила осколки и медленно поднялась. — Дженни, все хорошо.

— Я знаю, кто вы. — Голос Дженни был холодным и дрожащим. У меня резало глаза от того, что я пыталась сосредоточиться на двух её воплощениях.

— Все хорошо, это я... — начала было я, но Дженни продолжила говорить, будто не слышала меня.

— Вы работаете с моим женихом.

— Я... что? Нет, что ты. Я работаю здесь с...

— Вас не должно быть здесь.

Маленькая лужица у моих ног начала кристаллизоваться, поскольку в комнате ещё сильнее похолодало, а стебли асфоделей заскользили по полу с ледяным порывом ветра, который пронесся через всю комнату.

— Дженни, ты меня пугаешь, — сказала я.

— Вас не должно быть здесь!

Порыв превратился в поток и занавески начали безумно трепыхаться. Пуховое одеяло слетело с всегда безупречно заправленной кровати Дженни, дверцы шкафа задребезжали, а затем начали с громким стуком открываться и закрываться. Этот звук заставил щёлкнуть во мне чему-то первобытному, и я обнаружила себя выбегающей из комнаты и бегущей вниз по коридору, ещё до того, как осознала, что двигаюсь. Когда я всё-таки, усилием воли, заставила себя вернуться в спальню Дженни, то нашла комнату безмолвной и неподвижной, а саму Дженни сидящей на полу. Какая-то часть её была ужасно расстроенной, а другая, склонившаяся над осколками вазы, тянулась своими изящными пальчиками к веточкам древогубца. Ее серебристая рука прошла сквозь маленькие пурпурные бутоны, как пар, и в тот же миг она закричала:

— Нет! — и дверь со звуком, похожий на выстрел, захлопнулась.

Глава одиннадцатая

Я стучала и звала, но комната Дженни безмолвствовала, будто могила, а её дверь не сдвигалась с места. У меня было такое чувство, словно мне врезали под дых. Мне хотелось плакать. Сделав глубокий вдох, я взяла в руки чемодан и собрав все остатки мужества двинулась вниз по винтовой лестнице.

Джекаби я нашла в кабинете по звукам сборов, доносящихся оттуда. Он опорожнял корзину со странными безделушками и пихал их по какому-то неведомому мне принципу отбора к себе в походный ранец, оставляя остальные лежать в куче на своём столе. Деревянная трещотка лежала рядом с этой кучей, а в воздухе висел запах чеснока.

— Почти готов, — сказал он. — Просто привожу кое-что в порядок из отобранного с собой в дорогу вчера.

— Сэр, — начала я, не зная, как сказать. — Дженни... то есть, я думаю, что она... — Я вздохнула. — Сэр, с ней творится что-то неладное.

— Прямо сейчас? — Он выдернул шишковатый корень и чашку с золотой каймой из корзины, и поставил их на стол. На другом конце уже стоял чайный сервиз, но эта чашка в пастельных тонах определенно была из другого набора.

— Да, сэр. Я не знаю с чем это связанно: с цветами или перчатками, или с тем, что я вчера сказала. — Я вздохнула. — А, может, со всем вместе. Но ей хуже.

Джекаби бросил корень в свой ранец и повернулся ко мне.