Ко времени Черчилля Британия приобрела безупречную репутацию морской нации. Еще до 1511 года советники короля Генриха VIII рекомендовали ему создать морские силы для защиты благополучия и безопасности Англии. «Позволь нам, ради Бога, оставить наши попытки воевать против суши, – просили члены Королевского совета, – Естественное положение островов не согласуется с завоеваниями подобного рода. Англия – единственная морская держава. И когда мы вознамеримся расширить свои границы, то сделаем это таким путем, каким можем, и к коему, кажется, само провидение предназначило нас, то есть морем»(2).
Во второй половине XVI века необходимую стране военно-морскую стратегию оттачивала королева Елизавета I. Она соглашалась с тем, что призвание Англии – море, но настаивала на том, что страна должна присматривать и за континентом, чтобы быть уверенной, что никакая сила не начинает преобладать на европейском континенте. Европейский Левиафан, полагала Елизавета, начнет в конечном счете угрожать Англии. Даже если страна развивается как морская держава, ей придется действовать и на континенте, так как необходимо сохранять стабильное равновесие сил на суше. Вследствие этой простои и изящной стратегии Великобритания к XIX веку окончательно стала хозяйкой морей и грозой континентальных соседей, которые присматривались к опциям друг друга, а также приобрела беспрецедентное мировое влияние.
Ободренные успехом политики изоляции, большинство британцев стали ревностными сторонниками идеи Британии как империи и военно-морской державы. Поэтому не удивительно, что Военно-морское министерство встретило такой решительный отпор, когда начало в 1904—1905 годах отзывать Королевский военный флот во внутренние воды за счет ослабления сил на дальних базах. Министерство иностранных дел и Министерство колониальных дел особенно рьяно возражали против возвращения флота. Министерство иностранных дел жаловалось Военно-морскому министерству, что «военно-морской флот будет не способен дать внешней политике страны такую поддержку в будущем, какую Министерство иностранных дел имело право ожидать и какой пользовалось в прошлом. Интересы британской мировой политики в настоящем и ближайшем будущем приносятся в жертву»(3). Индия, Сингапур, Австралия, Египет и другие британские колонии на Ближнем Востоке могут в конечном счете остаться беззащитными. Британия может нанести неисчислимый ущерб своей экономике и престижу в случае, если империя окажется разоруженной.
Но Военно-морское министерство стояло на своем. В первое десятилетие XX века, произошла тихая революция в европейском равновесии сил. Как мудро предвидела королева Елизавета, Англии пришлось присматривать за балансом сил на континенте, даже когда она создала великую морскую империю.
Германия существовала как единая страна только с 1871 года. Тем не менее уже на исходе века она приняла военно-морскую программу, имевшую целью создание боеспособного флота, который будет соперничать с британским, и таким образом не оставила Лондону никакого другого выбора, кроме как согласиться с растущим влиянием Берлина. Властный и решительный кайзер Вильгельм II, самозванный «морской волк» и жаждавший знаний юнга военно-морского флота, решил, что Германия должна встать в один ряд с крупнейшими мировыми державами и обрести политический статус, пропорциональный ее растущей экономической мощи. Кайзер привлек на свою сторону адмирала Альфреда фон Тирпица, прославившегося своими жестокими расправами как с теми, кто препятствовал осуществлению его личных и профессиональных планов и возражал против выделения рейхстагом средств возрождение флота. Подкупив мелкопоместное дворянство зерновыми тарифами и разжигая националистические страсти, чтобы обезоружить политических противников, кайзер и Тирпиц легко достигли своих целей. Первый закон о военно-морском флоте от 1898 года рассматривал вопрос о 19 военных кораблях; второй закон от 1900 года увеличил силу флота до 38 кораблей.
Британия не сразу среагировала на вызов Германии. К концу века британские государственные умы все еще были озабочены защитой империи. Бурская война, разразившаяся в Южной Африке в 1899 году, истощила гораздо больше ресурсов, чем ожидалось. Были и другие мощные силы, которые представляли первостепенную угрозу британским владениям, но не самим островам метрополии. Как сказал один высокопоставленный чиновник в 1899 году, «существуют две силы и только две, которых я боюсь, – это Соединенные Штаты и Россия»(4). Растущая американская мощь угрожала канадскому и британскому морскому превосходству в Западной Атлантике. А Россия угрожала Индии – «бриллианту в королевской короне». В правящем кабинете существовала твердая убежденность в том, что «главная цель, для которой существует армия, – не защита побережий, а защита отдаленных частей империи, в особенности Индии»(5).
К 1906—1907 годам, однако, британская карта мира была в середине процесса драматических изменений. Официальные лица пришли к согласию относительно того, что угроза, которую представляет собой Германия, имеет высший приоритет; и все другие обязательства могут быть приняты империей только после того, как будет найдено адекватное решение этой первейшей проблемы. Меморандум министра иностранных дел сэра Эйра Кроу обеспечил консолидацию общества вокруг этого стиля мышления. Из меморандума следовало, что намерения Германии все еще неясны, однако, даже если Германия и не встанет на агрессивный путь, ее выдвижение на позиции первенства будет несомненно «представлять страшную угрозу для остального мира, так как было осуществлено намеренное завоевание этой позиции по злому умыслу»(6).
В ответ на угрозу, исходившую от Германии, Британия, Франция и Россия создали неформальную коалицию, так называемое «Тройственное соглашение» (Антанта). Лондон также развернул свою авиацию для возможного вмешательства на континенте и начал готовить экспедиционные силы для переброски через Ла-Манш, чтобы присоединиться к партнерам для предотвращения германского наступления. Комитет обороны империи подтвердил, что главная миссия британской армии отныне сфокусирована в Европе, а не в Индии. Первый лорд Адмиралтейства Джон Фишер инициировал болезненный процесс вывода военно-морского флота Великобритании из океанских баз. К счастью, успех Лондона в организации затянувшегося сближения с Соединенными Штатами облегчал сокращение британского военного присутствия в западной Атлантике. Черчилль начал там, где закончил Фишер, заключив соглашение с Парижем и завершив отзыв военного флота в родные воды. Критикам, которые призывали к защите империи, Черчилль ответил так: «Если мы одержим большую победу на решающем направлении, то сможем сразу же закрепить успех и на других направлениях. Было бы очень глупо потерять Англию, – добавил Черчилль, – защищая Египет»(7).
Когда Черчилль в 1912 году приказал Мальтийской эскадре вернуться в Северное море, он поставил последнюю точку в «капитальном ремонте» главной британской стратегии. Эта смена приоритетов и интересов выглядит еще более впечатляющей в свете того, как много Британия вложила – экономически и психологически – в империю и длившуюся веками «блистательную изоляцию», которая вознесла страну на вершину мира. Но все приготовления не уберегли Британию от огромных жертв в великом конфликте, который разразился в августе 1914 года. Следует отметить, что отказ Британии от имперских амбиций и новая главная стратегия, направленная на предотвращение захвата Европы Германией, внесли существенный вклад в окончательную победу альянса.
9 июня 1920 года сэр Генри Уилсон, глава британского Генерального штаба, выразил кабинету министров серьезную озабоченность по поводу растущего несоответствия между военными возможностями Великобритании и ее стратегическими обязательствами. «Я бы осмелился настаивать на том, чтобы особое внимание правительства Его Величества осторожно замечал Вильсон, – уделялось бы данному вопросу, с той точки зрения, чтобы наша политика была приведена в некоторое соответствие с имеющимися в нашем распоряжении военными силами. В настоящий момент она далека от подобного соответствия. Я не могу слишком сильно давить на правительство, указывая на чрезвычайную опасность того, что армия Его Величества рассеяна по миру и не имеет резервов для предотвращения опасной ситуации или отражения приближающейся угрозы»(8).