В конечном счете человеческие потери, связанные с ролью всемирного защитника, могут значительно возрасти. Достаточно вспомнить смертника, подорвавшего американские казармы в Ливане (1983 г.). Вполне возможно, что Америка оказалась вовлеченной в войну с гораздо более опасным противником, чем Ирак, Югославия или даже «Талибан». Каким бы ни был сценарий, где бы ни заседало руководство, но жесткий ответный удар был политически возможен. Пытаясь объяснить народу свою позицию в борьбе с мировым терроризмом, Джордж Буш прямо и открыто заявил о возможности гибели американских солдат. Тем не менее вторжение в Афганистан осуществлялось преимущественно с воздуха; что же касается наземного контингента войск, США ограничились присутствием в стране спецподразделений, не полагаясь на помощь местной оппозиции в завершении операции. Основная масса солдат США вошла в Афганистан только после того, как «Талибан» оказался на грани краха. И даже после того, как основные силы противника были уничтожены, Пентагон ограничивал перемещение пехотинцев на местности, запрещая обследование пещер, укрытий на территории района Тора-Бора, хотя сохранялась опасность бегства лидеров «Аль-Кайеды» за границы государства. К счастью, число раненых и убитых американских солдат оказалось незначительным. Однако иллюзия того, что США способны решить любую мировую проблему массированными бомбовыми ударами с воздуха и с минимальными потерями живой силы, легко может вновь возродиться в Америке. Когда возрастут человеческие потери, то и рас– плата за приверженность иллюзиям обещает быть суровой.

Подобные перспективы далеки от гипотетических измышлении. Многочисленные признаки свидетельствуют: идея активного американского международного присутствия уходит в прошлое. Теракты в Нью-Йорке и Вашингтоне поколебали национальное единство и возродили веру в эффективность боевых действий. Тем не менее это временная тенденция, не способная изменить существующий вектор политики. Такова картина, изображающая ситуацию в стране до событий сентября 2001 года, а также того, что, скорее всего, будет происходить по мере отступления этих событий по временной шкале в прошлое.

Корпус американских дипломатов, представленный лучшими выпускниками самых престижных университетов страны, стал заметно слабее в профессиональном плане. Многие талантливые специалисты в области внешней политики из тех, кто пришел на службу в Государственный департамент в 1990-е годы, утратили ориентиры в последние несколько лет. Вот что писала об этом «New York Times»: «Государственный департамент – такой институт, который отвечает за американскую дипломатию по всему свету; именно он оказался не способен подстроиться под новые правила игры в эпоху, когда финансово-рыночный расклад оказывается важнее, чем решение саммитов Вашингтон—Москва. Он теряет сотрудников, сбегающих в инвестиционные фонды, dot-com компании, в Казначейство и в Министерство торговли, которые приобрели заметное возросшее международное влияние»(9).

Общественное мнение отражает ту же картину. Регулярные социологические опросы, проводимые Чикагским советом по международным отношениям, а также иными организациями, показывают, что американцы поддерживали идеи сохранения международного присутствия на протяжении девяностых годов XX века(10). Однако затем интерес к внешней политике резко снизился. Во времена «холодной войны» под давлением геополитических обстоятельств данная тема занимала умы каждого без исключения гражданина, а к концу столетия только 2—3% американцев считали внешнеполитические вопросы жизненно важными. Когда современных американцев попросили назвать две-три актуальные проблемы международных отношений Соединенных Штатов, большинство ответили просто: «Не знаю». Абсолютное большинство граждан подтвердили, что события в другом полушарии «не оказывают заметного влияния» на судьбу США. Джеймс Линдсей, эксперт Института Брукингса, охарактеризовал эту ситуацию в «Форин Эффеэрз» так: «Американцы провозглашают заинтересованность в международной Жизни на словах, однако очень редко проявляют ее на деле»(11). На пороге XXI века американцы не возражают против участия страны в международных делах. Они просто-напросто демонстрируют полное равнодушие к этой сфере политики.

Вот почему внимание к данной проблеме газет, Журналов и телевидения резко пошло на убыль. Согласно законам рынка, средства массовой информации представляют потребителю только то, что последнему интересно. Общественная аполитичность стала очевидной. Вопросы международной жизни мало занимают общественность, они почти полностью выпали из сферы политических интересов. Фактически любое обсуждение внешнеполитических вопросов в Конгрессе, даже если это были вопросы войны и мира, превращалось в межпартийную борьбу. Питер Трубовиц, политолог из Техасского уния верситета, подтвердил, что в последнее время драматизм внутриполитических разборок затмил внешнеполитические проблемы(12). Скандалы Клинтона и беспрестанные стычки с агрессивно настроенными республиканцами, без сомнения, подтолкнули обе партии к открытому противостоянию. Когда внешняя политика Америки оказалась заложницей создавшегося положения, стало ясно, что американская политика и ее приоритеты вступили в новую эру.

Партийные деятели предъявляли внешнеполитическому руководству страны различные требования с вызывающей тревогу регулярностью. Важные посольские посты оставались вакантными на протяжении всего времени правления Клинтона, поскольку представители республиканцев в комитете международных отношений Сената отвергали все возможных претендентов, представленных президентом. В августе 2000 года Питер Берли покинул Государственный департамент после девятимесячного ожидания решения Сената по поводу назначения на должность посла на Филиппинах(13). Вместе с тем Берли считался одним из самых компетентных специалистов по всей стране. Америка чуть ли не с самого начала десятилетия прекратила уплату членских взносов в ООН, и это крайне обрадовало тех республиканцев, которые выступали за запрет абортов и полагали, что политика ООН в вопросах контроля рождаемости чересчур агрессивна. Что касается Сената, то в 1999 году он резко отрицательно отнесся к возможности запрета испытаний ядерного оружия, проигнорировав при этом пожелания администрации президента. Члены Сената рассудили, что лучше создать оппозицию президенту Клинтону, чем проявить ответственность в делах войны и мира.

Вскоре после этого сенатор-республиканец от штата Небраска Чак Хагел попытался доходчиво объяснить поведение своих коллег. Рассуждая о внешнеполитических интересах Америки, Хагел заявил: «Республиканская партия просто-напросто выражает глубокое недоверие и неприязнь президенту Клинтону»(14). К сожалению, эти слова с трудом можно назвать утешительными. Взвешенный и искренний изоляциониам предпочтительнее циничного безразличия партийных интриганов к делам мирового значения.

Политический конфликт в Косово, который повлек за собой боевые действия с участием американских солдат, явился первым ярким проявлением новых и весьма противоречивых принципов американского международного присутствия. Обсуждение расширения НАТО, заключение договоров в Восточной Азии, а также серьезные затраты на безопасность требуют в первую очередь грамотного юридического обоснования, а также согласования с государственным бюджетом. А живые люди на линии огня – лучший индикатор для определения границ международного присутствия.

На первый взгляд, боевые действия в Косово со стороны НАТО демонстрируют прочность и стойкость американской позиции: Вашингтон эффективно провел воздушную кампанию, а Клинтон сохранял твердость до тех пор, пока Милошевич не сдался и не отступил из Косово. Однако при ближайшем рассмотрении перед нами возникает совсем иная картина.

Соединенные Штаты Америки потратили несколько лет на то, чтобы избежать массового кровопролития при распаде Югославии. Неэффективность интервенции НАТО и растущее недовольство простых американцев эскалацией насилия – резня в Сребренице в июле 1995 года и взрыв городского рынка в Сараево месяцем позже – заставили президента Клинтона использовать силу. Несколько дней массированных авиационных ударов по позициям боснийских сербов в сочетании с наземными атаками армий хорватов и мусульман в конечном счете создали условия для начала переговоров. Администрация Клинтона в 1995 году подготовила условия Дэйтонских соглашений, которые остановили насилие, однако лишь подтвердили статус Слободана Милошевича, главного виновника боснийского конфликта.