— Плохие вести, милорд! — Командир сжал руки в кулаки, почувствовал, как сильно вспотели ладони и вытер их о жилет, надетый поверх рубахи.
Ещё одна отвратительная привычка.
— Ты с другими и не приходишь. Ну, говори, не трать попусту моё время.
— Беда, милорд. Мою люди докладывают, что в Нижнем Квартале случилась резня.
— Нижний Квартал? — Спросил граф и сложил руки на груди. — Это нищенский квартал. Там постоянно кто-то кого-то насилует и режет. Ты беспокоишь меня только из-за этого? Неужели сам не можешь решить проблему?
Командир подобрался и выпрямился, глазки виновато забегали туда-сюда.
— Милорд, не поймите меня неправильно, так ведь события престранные! Случилось не простое убийство! Кто рядом проходил, говорят, видели жуткую картину, якобы мертвецко-бледные путаны напали на какую-то банду из борделя, бросались прямо на мечи но на лицах их был ужас! А глазища цвета пепла, с точками-угольками вместо зрачков! Никак происки нечистых сил, точно вам говорю!
Лицо командира побагровело от рассказа. Граф слушал молча, его лицо оставалось невозмутимо. Со лба по щеке толстяка сбежала струйка пота.
— Люди теперь ту улицу стороной обходят, говорят, что в борделе поселился дьявол, и ещё…
— Довольно! — Взмахом руки прервал рассказ граф. Командир с секунду простоял с открытым ртом и, словно вспомнив, что у него вообще есть рот, захлопнул его. — Всё понятно. Очередная стычка двух разбойничьих банд. Они что-то не поделили, вот и устроили резню. Что до шлюх, так это ещё цветочки выдумки людей. Отправь туда на время чуть больше стражников, излови парочку членов этих банд и пусть их демонстративно казнят. Всё, ступай, я готовлюсь ко сну.
Граф почти уже закрыл перед ним дверь, как командир окликнул его:
— Милорд, есть ещё проблема! — Господин недовольно вздохнул и вперил синие глаза в командира. — Люди говорят о человеке, прибывшем сюда недавно. Весь облачённый в чёрное. Церковь очень заинтересовалась этим случаем!
Тут глаза графа вспыхнули гневом, вперемешку с лёгким испугом. Он открыл дверь и шагнул в коридор, оказавшись лицом к лицу с командиром. Тот, казалось, вдвое уменьшился в размерах, весь поёжился.
— Как ты это допустил?! Ты хоть немного понимаешь, чем это может обернуться?! Идиот!
Граф едва не кричал на командира.
— В том нет моей вины, милорд! Один из банды Смотрящего, это он!
Хозяин поместья замахнулся было, чтобы ударить по лицу едва не плачущего пухлого мужичка, но закрыл глаза, глубоко вздохнул. Нет, это не выход, подумал он, усмиряя внутренний гнев. Бесполезно бить одну овцу, стадо от этого не воспитаешь. Так в детстве учил его отец, ненавистный теперь.
Ещё совсем юнцом, граф всюду таскался за суровым и строгим отцом, постоянно прихрамывающим на правую ногу, однако нелепая походка ничуть не мешала внушать властительный страх в сердца подчинённых.
С ранних лет отец показывал сыну все ужасы и прелести высокого чина. Одни дни уходили на бесконечно долгие экскурсии по судам, темницам и камерам пыток, другие на изнурительные тренировки по фехтованию, иные на чтение и изучение грамоты. И все заканчивались одинаково. Каких бы успехов не достигал юный сын, через какой бы кошмар не проходил, отец всегда был недоволен, ругал его и упрекал в недостатке сил. Отчасти так было, потому что человек он был военный и всего добивался силой, отчасти из-за необычной синевы в глазах сына. Но один день на всю жизнь отпечатался в памяти графа.
Поздним вечером шестилетний мальчишка устало приплёлся с тренировки владения мечом, насквозь промокнув под проливным дождём. Руки и ноги пульсировали болью от старых и новых синяков. Поместье встретило его неожиданной пустотой, какой вечерами тут прежде не бывало. Свет тут и там приглушен, точно слуги вдруг позабывали зажечь свечи. Кроме прочего, они, очевидно, забыли и растопить камин. Надежда юноши согреться печально отдалилась.
— Сын! — Окликнул его до ужаса знакомый голос.
Синие глаза вопросительно уставились на гостевой диван, стоявший в центре главного холла, приставленный к широкой лестнице с красиво расписанными деревянными перилами. Там, в полумраке, закинув ногу на ногу и покуривая трубку, восседал отец. Оранжевый огонёк отблёскивал в холодных, безучастных глазах, от чего юнца пробрала дрожь.
— Отец?
— Сегодня особый день. Миновал год со дня смерти твоей матери. Сегодня, Ирвин, ты познаешь новое тепло.
Юный граф не решался подойти ближе, его сковал страх. К тому же, слова о матери, сказанные прямо в лоб, разбудили в нём старую печаль. Ведь это ты, с печалью и злобой подумал мальчишка, ты виновен в её смерти.
— Отец, что я должен сделать? — Ирвин поставил вопрос именно так, ибо за свою короткую жизнь не раз получал оплеух, спрашивая как-то иначе.
Человек в тени поднялся с дивана и лишь сказал:
— Иди за мной.
С этими словами он, манерной прихрамывающей походкой, зашагал ко входу в подвал. Ирвин воспитывался, как настоящий воин, и был закалён, но сейчас, от усталости, его всего колотило от холода. Насквозь промокший, он быстро нагнал отца, оставляя позади след из капель, и поравнялся с ним.
— Сегодня, сын, ты сделаешь новый шаг к мужеству. Наша семья, — грубая рука отца легла на брошь лилии, — несмотря на церковь, пришедшую к власти, сохраняет любовь к истинной природе вещей. Не забывай, Ирвин, чему я всегда тебя учил. Когда брошь перейдёт к тебе, ты продолжишь охранять волю настоящих богов. Первых Тринадцати.
Вопросов Ирвин не задавал, лишь молча внимал словам отца, так его научили. Юный граф заметил, как они стали медленно, из-за травмы отца, спускаться в подвал. Этот подвал всегда был заперт и приближаться к нему строго запрещалось. Как и у любого ребёнка, интерес Ирвина к этому месту лишь возрос, однако воспитание и вечная занятость напрочь подавляли всякое желание тайно проникнуть туда. Теперь же азарт вновь загорелся в его душе и мальчишка пытался представить, что же ждёт его там.
Они приблизились ко входу. На массивной деревянной двери красовалось аккуратно вырезанное изображение винной бочки, а ниже надпись: "ВИННЫЙ ПОГРЕБ". Прочитав аккуратные буквы, Ирвин решил, что отец сейчас предложит ему впервые испить алкоголя и оказался отчасти прав.
Хромой мужчина остановился у двери и грубая рука нырнула в карман халата. Послышался тихий звон и отец извлёк три ключа на железной связке. Он медленно перебирал их, словно намеренно растягивал момент и Ирвин, сгорая от нетерпения, всё-таки выпалил вопрос:
— Что же ждёт меня, отец? — Осознание ошибки тут же вихрем пронеслось в сознании, сердце его упало, однако реакция отца оказалась для шокирующей для сына.
Уголки сухих, потрескавшихся губ, еле-еле приподнялись в некоем мрачном подобии улыбки. Других она бы лишь больше испугала, однако юный граф был одновременно поражён и радостен такой реакции. Неужели настал тот день, когда отец похвалит сына?
— Священный ритуал, дарующий истинное тепло и наслаждение. — Спокойно сказал мужчина и, вставив ключ в замочную скважину, несколько раз повернул его.
В двери щёлкнул механизм и она поддалась толчку. Скрежет заполонил узкий коридор и перед глазами предстала странная картина.
Лицо Ирвина обдало приятным теплом. Помещение оказалось никаким не винным погребом, оно представляло собой нечто совершенно иное. То была широкая комната со своим камином, в котором сейчас выплясывал огонь. На деревянном полу тут и там лежали медвежьи шкуры, служившие, очевидно, местом для какого-то ночлега. В дальнем углу помещения стояла роскошная кровать.
— Что это за место, отец? — Этот вопрос юный граф задал с тем же страхом, что и предыдущий, однако и сейчас оплеухи не последовало.
— В этом зале, сын, ты станешь мужчиной.
Ирвин не до конца понимал, о каком таком наслаждении твердил отец и поднял на него непонимающие синие глаза. Случилась очередная совершенно диковинная для него вещь: отец смотрел на него. Никогда раньше он не опускал своего взгляда, смотрел куда-то вперёд, словно видел будущее. Теперь же чёрные, суровые глаза без эмоций смотрели на него.