Бэрден обиделся. Он вышел в коридор, высматривая, на ком бы сорвать зло. Брайент и Гейтс, болтавшие с сержантом, тут же сделали вид, будто заняты. Но Марк Дрейтон в глубокой задумчивости стоял чуть поодаль от остальных, сунув руки в карманы байкового пальто и разглядывая свои башмаки. Его длинные черные волосы, выбившиеся из-под капюшона, разозлили Бэрдена пуще прежнего. Он двинулся к Дрейтону, но даже не успел открыть рот, потому что констебль невозмутимо спросил:

— Могу я перемолвиться с вами словечком, сэр?

— Единственный человек, с которым вам надо перемолвиться, — это парикмахер, — резко ответил Бэрден. — Всего пятью словами: «сзади и по бокам покороче».

Лицо Дрейтона осталось безмятежным и непроницаемым.

— Ну, ладно, что там еще?

— Объявление в витрине Гровера. Я подумал, оно может вас заинтересовать, — он достал из кармана чистенькую записную книжку и прочел: — «Сдается на вечер отдельная комната. Для студентов или тех, кто ищет уединения. Сохранение тайны обеспечено. Обращаться по адресу: Чартерис-роуд, 82, Стауэртон».

Бэрден презрительно сморщил нос, но тотчас напомнил себе, что Дрейтон не виноват: ведь он только нашел объявление, а не дал его. Более того, находка была достойна похвалы. Чем же тогда объяснить это противное чувство? Как будто темные постыдные делишки творятся прямо на его улице.

— Опять Гровер? — спросил Уэксфорд, когда ему рассказали об объявлении. — Так вот чем он теперь занялся? В прошлом у него продавались… забавные такие книжицы. С каждым годом наш город становится все больше похожим на Чаринг-Кросс-роуд, — он издал смешок, напоминавший куриное кудахтанье. Бэрден не удивился бы, услышав, как Дрейтон эхом повторяет этот смешок. Парень явно был подхалимом. Но смуглое лицо Дрейтона казалось встревоженным. Он даже выглядел пристыженным. Правда, Бэрден не знал, почему.

— Помните времена, когда все школьники ходили с выкидными ножами, и мы знали, что они от Гровера, но не могли поймать его на сбыте? А журналы, которые он продает? Вам понравится, если ваша дочь будет их читать?

Уэксфорд пожал плечами.

— Они не для дочерей, Майк, они для сыновей, и их не читают. Прежде чем мы начнем создавать комиссию по борьбе за нравственность, давайте решим, что делать с этим объявлением, — он задумчиво посмотрел на Дрейтона. — Этим лучше заняться вам, Марк.

Бэрдена покоробило, когда старший инспектор обратился к Дрейтону по имени. Такое случалось нечасто.

— У вас самая подходящая наружность для этой роли.

— Роли, сэр?

— Будете студентом, который ищет уединения. Верно, инспектор Бэрден? — продолжая разглядывать Дрейтона, Уэксфорд добавил: — Не представляю, чтобы кто-то из наших мог так же шустро скакать по женской спальне.

Когда они подошли к двери в первый раз, никто не открыл. Дом стоял на углу, парадным фасадом на Чартерис-роуд, а боковым, где был покосившийся забор, — на Спарта-Гроув. Бэрден остался ждать в машине, а Дрейтон прошел до конца забора и свернул в переулок на задах дома. Кирпичная стена была слишком высокой, чтобы заглянуть через нее, но Дрейтон нашел запертые ворота, сквозь щели в которых можно было осмотреть сад дома номер 82. На бельевой веревке, привязанной к стене и к крюку под задним окном, висел мокрый ковер, с которого на мощеную булыжником дорожку стекала вода. Дом был построен лет семьдесят или восемьдесят назад, но выгодно отличался от соседних развалюх аккуратностью и безупречной чистотой. Двор тщательно выметен, ступени заднего крыльца выкрашены белой краской. Все окна закрыты и занавешены накрахмаленным тюлем. Пока Дрейтон задумчиво разглядывал эти окна, занавеска на одном из них, вероятно, в спальне, чуть приподнялась, и из-под неё выглянуло маленькое сморщенное личико. Дрейтон поставил ногу на выступ в стене и подтянулся, чтобы посмотреть через ограду, поросшую поверху травой. Коричневое обезьянье лицо все ещё выглядывало из окна. Дрейтон посмотрел в глаза на этом лице, и в них мелькнул страх, необъяснимый никаким проступком или угрозой возмездия. Лицо тотчас исчезло, и Дрейтон вернулся к машине.

— Там кто-то есть, — сказал он Бэрдену.

— Полагаю, что так. Не говоря уже о том, что мы не можем вломиться силой, любой шум испортит все дело.

Помимо их машины, на Спарта-Гроув стояли ещё двадцать или тридцать. В этом конце улицы не было ни гаражей, ни места для них.

— Кто-то идет, — вдруг сказал Дрейтон.

Бэрден поднял голову. Женщина, толкавшая тележку, открывала дверь углового дома. Она была в пальто с пышным меховым воротником, с пестрым шарфом на голове. Когда дверь за ней закрылась, Бэрден сказал:

— Я её знаю. Это Брэнч. Миссис Руби Брэнч. Раньше жила в Сьюингбери.

— Одна из наших клиенток?

Бэрдена рассердило, что Дрейтон употребил столь любимое Уэксфордом словечко. Похоже, это не случайность, а намеренное и льстивое подражание речи старшего инспектора.

— Ее ловили на кражах из магазинов, — неохотно пояснил Бэрден. — И из домов, где она служила. Всякие мелочи. Теперь вот затеяла новое дело. Ступайте, пожалуй. Вам пора входить в роль.

Прежде чем открыть дверь, она пристально, оценивающе и поначалу настороженно разглядывала Дрейтона сквозь стекло. Потом тревога улеглась, и женщина приоткрыла дверь на несколько дюймов. Констебль поставил ногу на коврик.

— Как я понял, вы сдаете комнату, — любезно проговорил Дрейтон, и это её обезоружило. Руби улыбнулась, обнажив прекрасные искусственные зубы, заляпанные губной помадой. Она ещё не успела снять шарф и пальто, и Дрейтон видел за воротником оборочки блузки, лежащие на высокой груди. Ей лет пятьдесят, подумал констебль, обильно накрашена, особенно глаза.

— Я увидел ваше объявление в витрине Гровера, миссис…

— Не надо церемоний. Зовите меня просто Руби.

— Хорошо, Руби.

Она закрыла за ним дверь, и Дрейтон очутился в крошечной узенькой прихожей, застеленной дешевым ярко-красным нейлоновым ковром. На пороге комнаты он застыл в изумлении. Заметив это, Руби поспешно сказала:

— Не обращайте внимания на голые доски, голубчик. Я люблю, чтобы все сияло чистотой, вот и повесила ковер малость проветриться.

— Весенняя уборка? — спросил Дрейтон.

Вся мебель была сдвинута к стенам. Трехсекционный диван, обитый плюшем, узор на котором напоминал синих рыб, продирающихся сквозь заросли красных роз. На громадном телевизоре — голая женщина из розового фарфора, державшая в раз и навсегда поднятой руке лампу с пластмассовым абажуром. Золотистые тисненые обои. Единственная картина изображала короля Георга V и королеву Марию при всех регалиях.

— Я вижу, у вас чисто, — не кривя душой, сказал Дрейтон.

— Не хуже, чем в гостинице. Когда вы хотите прийти? Меня устроит любой вечер, — она игриво-оценивающе взглянула на него. — Вы будете с девушкой?

— Если вы не против. Может, сегодня вечером? Скажем, с восьми до одиннадцати. Не возражаете?

— Я закончу все дела ровно к восьми. Если угодно, тихонько постучите и подождите, пока я уйду. А то некоторые девушки стесняются. Сойдемся на пятерке?

Бэрден обещал нагрянуть через десять минут. Дело шло как нельзя гладко. Дрейтон выглянул в окно и увидел инспектора, приближавшегося к входной двери. Руби тоже заметила и узнала Бэрдена, констебль понял это по её участившемуся от страха дыханию.

— Что происходит? — осевшим голосом спросила она.

Дрейтон повернулся к ней и строго сказал:

— Я из полиции, и у меня есть все основания полагать, что вы содержите дом терпимости…

Руби Брэнч опустилась на розово-синюю софу, закрыла лицо руками и расплакалась. Дрейтон подумал, что они просто доставят её в полицейский участок и предъявят обвинение. Все было ясно, и женщина ничего не отрицала.

Она дала объявление у Гровера, чтобы немного подзаработать. В таких стесненных обстоятельствах непросто свести концы с концами. Бэрден слушал все это, глядя на шарф и выбившиеся из-под него рыжие волосы. Наконец он заметил: