— Продолжайте, — попросил Уэксфорд.

— Богом клянусь, сказала я себе, пойду и разберусь с ней. Но вы знаете, как это бывает, кому охота ссориться с соседями? Кроме того, их было трое, а я уже не так молода, как прежде. Тем не менее, я надела пальто и стояла перед дверью, размышляя. Тут-то я и увидела этих двоих на дорожке.

— Вы хорошо их разглядели?

— Не очень, — призналась мисс Коллинз. — Понимаете, я смотрела сквозь дверной глазок. Оба были в дождевиках, голова женщины повязана шарфом. У него темные волосы, это я точно знаю. Лиц я не видела. Оба были в стельку пьяны. Я подумала, что девушка упадет лицом в грязь. И она упала, добравшись до машины, свалилась поперек переднего сиденья. — Она возмущенно тряхнула головой. Ни дать ни взять самодовольная ханжа. — Я выждала минут пять, пока они отъедут, и подошла к соседской двери. Мне никто не открыл, а потом я видела, как Руби пришла домой. Было одиннадцать. Я не знала, что случилось. Это были не племянница с мужем: у племянницы нет машины. Она не умеет беречь деньги и никак не накопит.

— Они сели в черную машину, мисс Коллинз?

— Черную? Ну, вы знаете, машина стояла под фонарем, так что и не поймешь, какого цвета она была. — Свидетельница помолчала, вспоминая. — Я бы сказала, что зеленая.

Линда Гровер зарделась, когда Дрейтон велел ей убрать из витрины объявление. К её лику мадонны прилила кровь, и констебль понял, что его объяснения прозвучали слишком грубо.

— Разве вы не поняли, что оно означало? — сурово спросил он. — Одного взгляда на эту старую шлюху достаточно, чтобы догадаться, что она не сдает жилье.

Они были в лавочке одни. Линда стояла за прилавком, смотрела на Дрейтона и теребила загнутый угол журнальной странички.

— Я не знала, что вы полицейский, — сказала она на удивление хриплым голосом.

— Теперь знаете.

По пути сюда от дома Руби Брэнч он заглянул в библиотеку. На этот раз не в секцию учебников криминалистики, а в зал, где были альбомы с цветными репродукциями картин старых мастеров. Там, среди монтенья, ботичелли и братьев анжелико, он то и дело натыкался на лики Линды под растрескавшимися нимбами и долго разглядывал их, пока, наконец, не впал в ярость и на закрыл книгу с таким громким хлопком, что библиотекарь неодобрительно посмотрел на него.

— Вам больше ничего не нужно? — Первый испуг прошел, и в голосе Линды появились задиристые нотки. — Весь этот шум — из-за какого-то старого объявления? — Передернув плечами, Линда протиснулась мимо него и вышла на улицу. Она шла так прямо, будто несла на голове невидимую ношу. Он смотрел вслед девушке, завороженный безупречными линиями её подбородка, плеч, бедер, изящными движениями рук, рвавших объявление Руби.

— В следующий раз будьте осмотрительнее, — посоветовал констебль. — А мы отныне станем приглядывать за вами.

Он увидел, что разозлил ее; Линда вдруг побледнела, словно на неё плеснули белой краской. На шее у неё болталась тонкая серебряная цепочка. В школьные годы Дрейтон читал Песнь Песней, мечтая найти в ней что-нибудь сладострастное. Ему вспомнилась одна строка. Прежде он не понимал её смысла, но теперь открыл его для себя. «Пленила ты сердце мое одним взглядом очей твоих, одним ожерельем на шее твоей».

— Приглядывать?

— У этой лавчонки и так дурная слава, — ему было плевать на репутацию лавочки, но очень хотелось задержаться в ней как можно дольше. — Будь я вашим отцом и имей такой магазинчик, нипочем не связался бы с этой мерзостью.

Она проследила за его взглядом и увидела журнал.

— С этой? — уточнила Линда и посмотрела ему в лицо. Дрейтону подумалось, что она мало-помалу признает в нем полицейского и ищет глазами какой-нибудь отличительный знак, нечто вроде клейма, которое, по её представлениям, ему следовало бы иметь.

— Если вы закончили проповедь, позвольте мне отнести отцу чай и отправиться в кино. Последний сеанс начинается в половине восьмого.

— Не хотите заставлять ждать мистера имярек? — насмешливо спросил Дрейтон и заметил, что больно задел её.

— Его зовут Рэй, если уж вы хотите знать, и он наш жилец. Сейчас в отъезде. Да перестаньте же! Не смотрите так! Я знаю, вы видели меня с ним. Ну и что? Это ведь не преступление. Тут даже полиция не в силах помешать, правда?

— А кто говорит о преступлении? Мне хватает преступлений в рабочее время. Вечером уж как-нибудь обойдусь без них. — Он пошел к двери и обернулся на пороге. Огромные серые глаза тускло блестели, словно были переполнены непролитыми слезами. — Может, я мечтаю оказаться на его месте, — сказал Дрейтон.

Она шагнула к нему.

— Вы смеетесь.

— Разве мужчины обычно смеются над вами?

Тусклая лживая улыбка промелькнула на лице Линды. Она поднесла руку к губам и принялась грызть ноготь.

— Что вы имеете в виду?

Теперь она казалась испуганной. Дрейтон подумал, что, быть может, заблуждался на её счет: она неопытна и невинна, как мадонна с картины.Но в сердце констебля не было места нежности, он не умел быть добрым и ласковым.

— Если я вас разыгрываю, — сказал Дрейтон, — то вы не увидите меня возле кинотеатра в половине восьмого.

Констебль хлопнул дверью, и звон колокольчика эхом заходил по старому ветхому дому.

— Вы не поверите, — сказал Уэксфорд, — но Обезьяна не захотел идти домой. У Руби он имел удобную постель и бог знает, сколько холявной еды, но предпочел провести выходные в «этом современном полицейском участке», как он выразился. Мэтьюз смертельно боится встретиться с Руби лицом к лицу. Мне это безразлично, только вот я никак не придумаю, в чем бы его обвинить.

— Это что-то новенькое, — Бэрден усмехнулся. — Наши клиенты начинают ценить удобства. Может, нас включат в путеводитель по трехзвездочным гостиницам? Будем селить тут подследственных. Есть что-нибудь из лаборатории?

— Нет, и готов поклясться, что не будет. Мы располагаем только показаниями Руби и Обезьяны. Они говорят, что кровь была. Вы же видели этот ковер и что она с ним сделала. Поприще убрщицы, быть может, не особенно почетно, но Руби достигла вершин этого искусства. Будь я миссис Харпер, закрыл бы глаза на пропажу бумаги ручной выделки, только бы у меня в доме так убирали. И как она не надорвалась, стирая ковер? В лаборатории сказали, что она пользовалась всеми существующими чистящими средствами, кроме каустической соды. А наши ребята способны отличить «чемильо» от пятновыводителя. Беда в том, что они не смогли найти кровь, и мы даже не знаем, какой она группы.

— Но работа продолжается?

— Они бьются над этим уже несколько дней. Набрали полные ведра всякой дряни из водопровода и канализации. Я очень удивлюсь, если они что-нибудь найдут. Держу пари, наша парочка никуда не выходила из комнаты. А вот там они, без сомнения, оставили не одну сотню отпечатков пальцев…

— Тщательно стертых королевой уборщиц, — закончил за него Бэрден. — Сэр, возможно, девушка ещё жива.

— Потому что из дома вышли двое? Думаете, мужчина поддерживал женщину в порыве раскаяния? Я проверил все больницы и здравпункты, Майк. Там не видели ни одной ножевой раны. А это должен быть удар ножом в голову, приводящий к огромной потере крови, после которой жертва уже не смогла подняться и самостоятельно добрести до машины. Но, если она жива, где её искать? Мы имеем дело либо с вооруженным нападением, либо с умышленным нанесением увечья. Надо непременно дознаться правды.

Обезьяна Мэтьюз встретил их лукавым взглядом.

— У меня кончилось курево.

— Полагаю, констебль Брайент сходит за табаком, если вы хорошенько попросите. Что вы курите, «вейтс»?

— Вы шутите, — сказал Обезьяна, запуская грязную руку в карман. — Две пачки «бенсон-энд-хеджез» с фильтром, — важно произнес он, вытаскивая из шуршащего комка денег фунтовую купюру. — А лучше три.

— До завтрака должно хватить, — заметил Уэксфорд. — Купаетесь в деньгах? Не удивлюсь, если вы переводите в дым то, что Джефф Смит выплатил вам за молчание. — Склонив голову набок и потирая подбородок, он задумчиво смотрел на обезьянью морду Мэтьюза. — Как вы узнали, что её зовут Энн? — почти беззаботно, с обманчивой непринужденностью спросил Уэксфорд.