— Есть!

Когда он кричал «есть!», то широко раскрыл рот. И тут нечто рыхлое и массивное впихнулось ему в глотку. Повеяло смрадом. Он даже кричать не мог: его рот был забит этой массой.

— Ай! — вскрикнула Таня. — Что же ты мне так руку то сжал?! Ай! Сейчас раздавишь!

Мишины пальцы дернулись, и от этого непроизвольного движения загорелась зажигалка. И тут сказал отец:

— А, так вот где ты…

Отец шагнул к Мише и ловко зажёг три свечи, которые крепились в готическом канделябре. Свечи источали зловещий, алый свет, но всё же они смогли высветить всё это помещение. Никого кроме отца, матери, Миши, и Тани там не было.

— Что это у тебя во рту?! — воскликнула мать, и бросилась к своему сыну.

Миша сидел с перекошенным лицом, и пытался выплюнуть то, что было набито у него в рот. Не без труда ему это удалось. И как только он выплюнул, вновь замигал и зажёгся электрический свет.

И тогда все они увидели, что Миша выплюнул нечто похожее на хлеб. Только хлеб этот был серым, да заплесневелым. Но самым отталкивающим в этом месиве были тёмно-бурые комья. Часть этих комьев уже растворилось у Миши во рту; он невольно проглотил это, и почувствовал кровяной вкус.

— Отпусти, пожалуйста, мою руку. Иначе, ты её раздавишь, — попросила Таня.

Только тут Миша понял, что всё это время из всех сил сжимал руку своей сестры. Он отпустил её, и взмолился:

— Пожалуйста, дайте мне попить…

Мать протянула ему двухлитровую, ещё не начатую бутылку «фанты». Мальчик отвинтил крышку, глотнул, тщательно прополоскал во рту, сплюнул в чёрный проём камина. Потом ещё раз прополоскал, и ещё раз сплюнул. А потом его стошнило.

И тут же по дому прокатился леденящий хохот. Все замерли. Хохот оборвался также неожиданно, как и начался.

Минуты три все молчали, и не двигались. Несмотря на то, что горела электрическая лампочка, отец по-прежнему держал в руке канделябр с горящими алыми свечами. Капли расплавленного тёмно-алого воска медленно стекали по медным змеям, которые создавали композицию канделябра. Эти капли были очень похожи на капли крови.

На этот раз первой нарушила тишину мать. Она сказала:

— Это место проклято…

— А-а, глупости всё! — сразу же прервал её отец. — Все мы очень утомились. Спать пора…

И тогда все они почувствовали, что действительно очень, очень устали. Веки наливались прямо-таки свинцовой тяжестью, а глаза слипались. Невозможно было бороться с зевотой…

— Спа-ать, спа-ать, спа-ать… — несколько раз протянул отец.

— Как же хочется спать, — вздохнула Таня, и очень тихо спросила. — Но ведь вы не оставите нас? Будете поблизости спать?

— Да… да… — рассеяно пробормотал отец.

И вот они поднялись на второй этаж.

Там было несколько комнат. Одну, которая отличалась большими размерами, ещё когда было светло присмотрели себе родители. Две иные комнаты отличались небольшими размерами, и большой захламлённостью. Одну из этих комнат выбрала себе Таня; другую — Миша.

Сонливость усилилась. Им казалось, что они уже спят. Таня прошептала, обращаясь к родителям:

— Сейчас мы перенесём свои кровати в вашу спальню…

И ей вовсе не казалось, что это невыполнимая задача, ведь она почти уже спала, а во сне, как известно, не бывает ничего невозможного. То же самое касалось и её брату, и их родителям. Они ещё раз зевнули и разошлись по своим комнатам. Там, не раздеваясь, повалились на кровати, и сразу же заснули.

А если бы они пригляделись, то обратили бы внимание, на желтоватый дым, который выплывал из камина и расползался по всему дому. Впрочем, как только они заснули, дым этот втянулся обратно в камин…

* * *

Неожиданно Миша понял, что просыпается. А просыпаться ему вовсе не хотелось. Во сне он чувствовал себя в безопасности, реальность же несла ужас. Поэтому мальчик попытался ухватиться за ускользающий сон, но ничего у него не получалось: сон уже ускользнул безвозвратно.

Тогда он вспомнил, всё, что было, и ему стало так жутко, что он задрожал. А когда он вспомнил, что находится один в тёмной комнате, то холодный пот выступил по всему его телу.

Дрожащими руками нашарил мальчик одеяло, и натянул его на себя. В доме и так то было нестерпимо душно, а под одеялом так и вовсе дышать было нечем. Но всё же он поклялся себе, что до тех пор, пока не услышит голоса проснувшихся родителей и сестры, ни за что из-под одеяла не выглянет. Он чувствовал, что нечто неведомое и злое совсем близко. И единственной защитой против этого зла было его одеяло.

Он лежал под одеялом с закрытыми глазами. Было черным-черно, но потом появился багровый свет. Сначала свет этот был совсем слабым, и Миша даже подумал, что он ему привиделся, но свет усиливался.

Тогда Миша раскрыл глаза, и понял, что свет пробивается под одеяло из комнаты. Он попытался уверить себя, что — это свет зари. Но, конечно, заря не могла сиять так. Казалось, что — это кровь пылает.

Свет усиливался: мальчик уже видел свои худые, дрожащие ноги (ведь он был в шортах). А потом он услышал девичий голос:

— Не бойся…

Голос был мелодичным, он музыкально звенел в его голове. Голос успокаивал; казалось, он не мог принадлежать злому существу. И так хотелось этому голосу поверить.

Всё же Миша пробормотал:

— Пожалуйста, оставьте меня в покое…

— Тебя зовут, — отвечал голос.

— Кто? — дрожащим голосом спросил Миша.

— Вылезай, узнаешь.

— Нет. Оставьте меня, — молил мальчик.

И тут некая сила стала поднимать одеяло вверх. Миша из всех сил вцепился в одеяло, но оно стало липким, и выскользнуло из его рук. Мальчик зажал глаза ладонями, и взмолился:

— Пожалуйста, оставьте меня!

— Тебе нечего бояться…

А затем руки, гораздо более холодные, чем лёд схватили его за запястья. Миша громко вскрикнул, и вынужден был открыть глаза.

И вот что он увидел:

В шаге от него находилась молодая девушка. У девушки были облачно-белые волосы, и кожа бледная, как воск. На девушке было длинное платье цвета венозной крови. Она не касалась ногам пола, она парила в воздухе.

Стена Мишиной комнаты примыкала к склону холма. Теперь в стене открылась дверь, которую при первом осмотре никто не заметил. И именно из-за этой двери выплёскивалось сильное багровое свеченье. Свет этот слепил, и поэтому Миша не мог разглядеть, что находится по другую сторону проёма.

— Пойдём… — девушка потянула Мишу в сторону проёма.

— Что там? — спросил мальчик.

— О, что же ты так дрожишь? Тебе нечего бояться. Там тебя ждут друзья…

И тут Миша услышал звуки мелодичной средневековой музыки, которая доносилась из глубин холма. А также он услышал приветливые голоса, и тогда страх отступил. Миша попытался уверить себя, что он по-прежнему спит, и это ему удалось…

Он поднялся с кровати. Девушка одобряюще ему улыбнулась, и потянула в сторону прохода. И вот Миша переступил через порог…

Одновременно с этим он услышал крик Тани. Ему показалось, что она зовёт его по имени. Но голос был таким далёким, таким слабым. Зато то, что он увидел за порогом, поразило его, и он совсем позабыл про свою сестру…

Мальчик оказался в просторной зале. Из-под высоких сводов свешивались массивные круги из красного дерева. В кругах этих были укреплены тысячи и тысячи свечей. Мощные багровые блики прокатывались по стенам, выложенным из массивных каменных глыб.

В зале находилось множество фигур: господ и дам, облачённых в роскошные, старинные костюмы. Все они были бледны, и никто из них не касался пола. И Миша понял, что попал на собрание призраков.

Многие призраки оборачивались к нему, улыбались и говорили:

— Здравствуй, друг…

Помимо людей попадались и цапли и бегемоты, и какие-то совсем непонятные существа. Но все они были облачены в средневековые костюмы.

И вновь Миша услышал Танин голос. Теперь он явственно понял, что она кричит его имя. Он становился, хотел обернуться, но его провожатая, потащила его дальше. Она приговаривала: