– А ты крут! – восхитился Климентий, когда я вошел обратно в предбанник Арены. – Прикрыться «жарой», подставившись под пули, – такого я еще не видел. Может, еще партию, а? Для успокоения нервов?
– Для успокоения нервов я б сейчас пожрал чего-нибудь хорошего, – сказал я, открывая свой рюкзак, оставленный на лавке. – Но хорошего нету, потому придется точить то, что есть. Могу поделиться. Тушенку будешь?
– Момент, – сказал выпускающий и полез в сундук, на котором сидел. После чего из сундука был извлечен окорок в мятой фольге, батон хлеба, банка огурцов, баночка черной икры и литровая фляга, в которой что-то нежно и многообещающе булькало.
– Круто живешь, шахматист, – усмехнулся я.
– Не без того, – ощерился выпускающий, показав самые натуральные волчьи клыки. – Кстати, Шахматист – это мое погоняло. Больно уж я эту игру уважаю. Ну что, победитель, перекусим? Отметим, так сказать, первую победу. Типа, чтоб она не была последней и все такое.
– Ну, давай отметим, коли не жалко деликатесов, – пожал я плечами.
– Хорошему человеку ничего не жалко, – вновь ощерился Климентий-Шахматист. – Кстати, если хабар, что на Арене остался, мне презентуешь, буду ну прям очень благодарен.
– Забирай, – пожал я плечами.
– Тогда ты хлеб и окорок режь пока, а я сбегаю, пока другие выпускающие тот хабар не прикарманили.
И убежал, только задники сапог сверкнули. Вернулся тоже шустро, волоча три ствола и узел с местами окровавленным шмотом.
– Благодарю за подгон, – сказал, щерясь довольной рожей. – Сегодня в перерыве к торговцу сбегаю, будет и жратва, и чем запить. Ты, главное, со второго тура возвращайся, пожалуйста. Там жеребьевку заканчивают, на тебя ставки крутые. Я тоже поставил, кстати, так что не подведи.
– Приложу все усилия, – хмыкнул я – и смачно откусил от бутерброда, густо намазанного икрой.
Как я понял, с меня Шахматист нормально так нажился и еще собирался, так что можно было не стесняться. Он, кстати, бросив хабар у стены, присоединился, и мы с ним на пару покушали знатно. После чего Климентий полез в сундук и достал оттуда три пачки патронов к LR-300.
– Держи, пригодятся, – сказал он. – Смотрю, у тебя всего один запасной магазин остался, а во втором туре там может быть жарко.
Только он это произнес, как в дверь снова ударили.
– Ну, удачи тебе, сталкер, – сказал Шахматист. – Может, еще сыграем партейку, когда вернешься.
– Расставляй фигуры, – хмыкнул я.
И направился на Арену.
– Итак, мои бесценные дегенераты, я снова приветствую вас на нашей Арене, – вновь завопил над моей головой омерзительный голос, искаженный дешевой мембраной громкоговорителя. – На одном ее конце мы видим нааааемникааа!!! Этот проныра сумел в одну харю завалить троих бандитов, да упокоит их кладбище радиоактивных отходов! А на другом конце Арены вы видите двоих бойцов, которые вас несомненно удивят своим мастерством! Это пленные сержанты группировки «Борг», которые будут драться не за хабар, а за свободу! Неплохая мотивация, а? Того, кто пристрелит наемника, мы почетным пинком отправим обратно в его вонючую красно-черную шайку, то есть дадим волю! Второго же расстреляем, если его раньше не укокошит наемник. Ну что, мои придурковатые зрители, давайте насладимся цирком и дадим нашим клоунам пожонглировать кишками друг друга.
– Сам ты клоун гребаный! – проревел голос с противоположного конца Арены – и то, как он проревел, мне решительно не понравилось.
Такой глухой рык, в котором довольно непросто распознать человеческие слова, дает встроенный динамик экзоскелета группировки «Борг» предпоследнего поколения. Мне такие в Зоне встречались не раз, потому ошибиться я не мог.
Вот это, блин, сюрприз от группировки «Воля»… И что я со своим автоматом буду делать с двумя профессиональными убийцами, запакованными в экзо? Не, конечно, если удастся всунуть ствол между шлемом и грудной бронепластиной и высадить туда полмагазина, то шанс грохнуть одного борга есть. Но кто ж мне даст это сделать? Они ж, поди, тоже не с детскими рогатками на Арену вышли…
Они вышли отнюдь не с рогатками.
И даже не с автоматами.
У обоих живых танков в лапищах были «Печенеги», очень годные пулеметы, разработанные на основе знаменитого ПКМ. И, как только борги меня увидели, на то место, где я только что стоял, обрушился шквал огня.
Правда, понятное дело, меня уже там не было.
Что делать в ситуации, когда реально деваться некуда?
Правильно. Метаться как наскипидаренный кот от укрытия к укрытию, уповая на то, что ворочать пулеметом туда-сюда, будучи закованным в стальные латы, занятие ни разу не скоростное.
Что я и делал, падая, вскакивая, бросаясь из стороны в сторону и очень надеясь, что шальная пуля меня не заденет. Борги же очень быстро начали раздражаться, что не могут попасть в юркую мишень, и принялись поливать из пулеметов в мою сторону как из брандспойтов, веером.
И их тактика сработала.
Прилетело не прямое попадание, а рикошет от стены ангара, обшитого изнутри толстыми бронелистами – чисто чтоб пули, пробивая стену из тонкого металла, не попадали в случайных прохожих снаружи.
Рукав моей камуфлы чувствительно рвануло в сторону, и я почувствовал, как по руке вниз, к локтю потекло теплое.
Понятно.
Рука двигается, значит, кость не перебита – и на том спасибо.
Боль придет потом, сейчас ее глушит адреналин.
И последствия ранения придут тоже.
Но это тоже будет потом…
А сейчас нужно просто выжить, несмотря на то, что силы весьма неравны…
Кого-то ранение выбивает из колеи. Появляются мысли «ну все, я проиграл, сейчас меня просто добьют – и все».
Но это – у кого-то.
Меня же, когда дернет пуля или полоснет нож, начинает колбасить не по-детски. На тему: «Ах ты тварь позорная! Небось, решил, что выиграл, победил меня? Ну, я тебя сейчас огорчу сильно. И не исключаю, что ты от того огорчения фатально щелкнешь копытами».
Такое меня зло взяло, что я, улучив паузу между очередями, встал из-за осколка бетона в полный рост и, всадив пяток пуль прямо в бронестекло одного из экзоскелетов, резко сместился в сторону, сильно рискуя получить вслед две синхронные очереди.
Для лицевой защиты экзо такая атака не критична, правда, в шею может вступить изрядно от запреградного действия пуль. И само многослойное стекло порой идет микротрещинами, местами покрываясь белыми пятнами, мешающими обзору. Ну и бесит, конечно, такой прилет, особенно плохо действуя на неуравновешенных типов, удрученных пленом.
На это и был расчет!
Мои противники уже до этого были на взводе из-за моего метания по Арене, а сейчас у борга, которому я очередь в шлем высадил, башню сорвало конкретно. Настолько, что он, не разбирая дороги, ринулся в мою сторону, ревя что-то нечленораздельное…
И вдруг замолчал, исчезнув.
Как сквозь землю провалился.
Только резко хлопнуло что-то в воздухе, будто выстрелило духовое ружье из детского тира.
Бывает такое, когда туша под двести кило влетает в «гравиконцентрат» и моментально превращается в металлический блин, из краев которого во все стороны веером разлетаются кровавые брызги и ошметки плоти.
Этим вишневым коктейлем боргу, стоявшему в трех шагах от сработавшей аномалии, нормально так прилетело. И стекло шлема залепило изрядно. А какая видимость, когда у тебя передок шлема весь в кровище? Правильно, никакой. Надо хотя бы секунды три, чтоб руку с пулемета снять и защиту хари протереть, ибо автомобильных «дворников» на ней не предусмотрено.
И пока борг свой иллюминатор тер, я уже бежал к нему со всех ног, бросив автомат и доставая из ножен «Бритву».
И всадил ее с разбегу обратным хватом в бронешлем, пригвоздив к нему вражью ладонь в стальной перчатке, которую клинок цвета чистого неба прошил насквозь, словно та защита была бумажная.
А потом я ударил еще раз.
И еще раз.
