Понятное дело.

Мы с Хащщем отказались убивать друг друга, и теперь по законам группировки нам полагался расстрел. И Климентия могут заодно с нами к стенке поставить. Просто чтоб другим неповадно было помогать гладиаторам отлынивать от дуэли.

– Ну что, повоюем в последний раз? – усмехнулся Хащщ, вытирая тыльной стороной ладони кровавую слюну, сочившуюся с прохудившейся пасти.

– А то, – сказал я, беря автомат на изготовку. – Помнишь, как пулеметом словно дубиной работать? Я показывал.

Мутант хмыкнул, перехватывая пустой «Корд» за ствол.

– Ага, помню. Потом челюсть пару дней знатно болела. Не делай так больше.

– Да, по ходу, уже и не придется, – сказал я, глядя на пяток стволов, направленных мне в голову. – Наемники свои законы блюдут свято.

Но тут толпа наймитов расступилась, пропуская широкоплечего человека в традиционном для этих мест серо-синем комбинезоне и в маске-омоновке, полностью скрывающей лицо. И ничего бы не отличало его от обычного наемника, если б не раритетный кортик германского дипломатического корпуса образца 1938 года с навершием рукояти в виде головы орла. Видел я этот кортик однажды, на Большой Сходке главарей всех группировок Зоны8.

И хорошо помнил, кому он принадлежал.

– Ну, здравствуй, Снайпер, – сказал наемник в маске.

– Здравствуй, Бехрам, – отозвался я. – Решил самолично поруководить расстрелом?

Главарь группировки наемников рассмеялся.

– Мы пускаем в расход трусов, отказавшихся от поединка. Кто ж знал, что у тебя в друзьях самый настоящий ктулху? Убить друга – позор, который хуже смерти, потому в данном случае претензий к вам нет. К тому же вы зачистили монстра, который ворвался к нам на базу, убив пятерых моих бойцов и вдобавок застрелив полдюжины зрителей. Поэтому я у тебя в долгу. Если вдруг появится проблема, которую я смогу решить, найди меня. Даю слово, что помогу.

– Принято, – кивнул я, чувствуя, что от накатившей слабости вот-вот упаду. – Мы свободны?

Бехрам задумчиво посмотрел на меня.

– Извини, Снайпер, но нет. Последний раунд Арены не состоялся по известной причине, а ты вписался отработать все три. Один раунд ты должен. Следующая Арена через неделю. Отдохни, выспись, поешь как следует. Для тебя и твоих друзей недельный отдых за счет группировки, при этом они свободны – если хотят, то могут уйти хоть сейчас. К тому же после вашей глобальной битвы надо отремонтировать помещение Арены. Через неделю буду рад видеть тебя на ней в финальном раунде с претендентом на победу.

И, развернувшись, ушел.

Я хотел было сказать, что не против воспользоваться его предложением насчет проблемы, которую он может решить, чтобы просто свалить отсюда, но строй наемников уже сомкнулся за его спиной.

– А что, я не против оттянуться за счет этой банды, – проворчал Хащщ, опуская «Корд». – Отловили меня в лесу, понимаешь, когда я спал, притащили сюда, заставили махаться с какой-то пакостью… Извини, Снар, с твоей бывшей самкой. Думаю, я имею право на моральную компенсацию.

– Разделяю твою точку зрения, – отозвался промоутер. – Кстати, я Климентий, рад знакомству. Для своих просто Клим.

– Хащщ, – сказал Хащщ. – Что-то мне подсказывает, что задолбаются эти вояки нас неделю откармливать. Я на халяву жру как не в себя.

– Аналогично, – осклабился Климентий.

Всю неделю я приходил в себя.

Горын выделил нам с Климентием и Хащщем три комнаты, из которых я занял среднюю, а они боковые. Видимо, потому никто ко мне не приходил больше по ночам.

Хотя утром наемники в баре на меня косились. Точнее – утром четвертого дня после Арены, так как трое суток я продрых не просыпаясь. Видимо, организм настолько устал, что решил впасть в кому без еды, воды и всего остального.

И у него это отменно получилось.

Когда я наконец очнулся, Климентий с Хащщем ввели меня в курс дела.

– О, медведь-шатун продрыхся, слава Зоне, – проревел ктулху, когда я спустился со второго этажа в бар. – Жрать будешь? Аппетит присутствует?

– Аппетита навалом, – сказал я. – Спроси у Горына, готовит ли он целиком ктулху в соусе хе? Сожру вместе со щупальцами за милую душу.

– Щупла не трожь, – нахмурился Хащщ, машинально погладив морду. – Только отросли оторванные, вишь, розовые еще. Тут и без меня меню неплохое – свежая кровь всегда в наличии.

– Подтверждаю, – кивнул Климентий. – Отменная. И бесплатно. Кстати, после всего пережитого можешь звать меня просто Клим.

– Спасибо за одолжение, – хмыкнул я. – Что-то поздновато ты разрешение дал. Хащщу вон сразу Климом представился.

– Так он свой, мутант, – поднял густые брови промоутер. – А все муты – братья. С хомо мы редко дружим.

– Это он-то хомо? – хмыкнул Хащщ. – Разве только с виду и по собственному мироощущению. А на деле и нож внутри руки таскает, и в ктулху при желании обернуться может запросто.

– Так ты тоже оборотень? – удивился Клим.

– Слушайте, можно сначала пожрать, а вопросы потом? – взмолился я. – По ходу, вы трепаться можете до вечера, а я скоро с голодухи стол грызть начну.

– Это можно, – ощерился Хащщ. И, звучно щелкнув кончиком мощного хвоста, заорал: – Эй, хозяин! Неси все самое лучшее! Да побольше!

– Иду уже, – раздалось недовольное со стороны кухни. – Разорались, будто Монумент штурмуют.

Из недр бара появился хмурый Горын с огромным подносом, при виде которого я чуть слюной не захлебнулся. Были на том подносе и яичница из пяти яиц, и ветчина, и котлеты с картошкой, от которых шел одуряющий запах, и кофейник. И два графина с вязкой жидкостью темно-красного цвета.

– Артериальная? – поинтересовался Клим, облизнувшись на графины.

– Совсем уж не офигевайте, нахлебники, – проворчал хозяин бара, расставляя на столе еду и напитки. – И так уже на вас четвертый день в убыток работаю. Вдвоем обожрали заведение вчистую, а тут еще и третий приперся.

– Насчет «обожрали» – это все вопросы к главарю группировки, – сделав морду кирпичом, проговорил Клим. – Его инициатива, которую мы изволили принять.

– Изволили они.

Горын смачно плюнул в пустой поднос и ушел на кухню, демонстрируя спиной исключительное негодование.

– Пофиг, – хмыкнул в щупальца Хащщ. – Пусть с Бехрамом разбирается.

И, разлив по стаканам кровь, протянул один Климу.

– Ну, вздрогнем за победу Снайпера на Арене!

Пока они вздрагивали, причмокивая от удовольствия, я сожрал всю человеческую еду, что была на подносе, запивая ее великолепно сваренным кофе, после чего понял, что три дня сна – это, конечно, хорошо, но явно недостаточно для моего организма, изрядно замученного жизнью.

– Короче, я обратно дрыхнуть, – объявил я, с трудом вставая из-за стола. – Не поминайте лихом. Будите, если кого-то нехорошего надо будет замочить.

– Здоров ты, Снар, харю давить, – с ноткой зависти в голосе сказал Клим. – Я так не умею.

– Могу курс преподать, по сходной цене, – зевнул я.

И направился обратно к лестнице…

Еще три дня я только и делал, что ел и спал – пока, наконец, не почувствовал, что отдохнул нормально. Когда же спустился в бар, то увидел Хащща, сидящего за столом, на котором стояли стакан, два пустых графина со следами крови внутри и еще один, наполовину заполненный темно-алой жидкостью. Услышав мои шаги, ктулху с трудом повернул голову и уставился на меня красными глазами – видать, залился кровищей до самой макушки и ждал, пока залитое переварится, чтобы влить в себя остальное.

– О, вижу, что морда лица у тебя стала похожа на человеческую, – как всегда в своей грубовато-панибратской манере заметил Хащщ. – А то ходил бледный как зомби. Не поймешь, то ли хомо, годный для выпивки, то ли лучше пристрелить, чтоб не мучился.

Хащщу можно такое, как старому корешу. Я его порой еще более жестко подкалываю. Правда, сейчас не успел, меня Клим перебил, который пришел с огромной парашютной сумкой и плюхнулся на свободный стул.