– Боюсь, что моя лошадь слишком беспокойна, – вежливо сказала она. – Как разумно, что ваша светлость не утомляет себя и отправляется на прогулки в экипаже. Хотя, наверное, в моем возрасте вы тоже ездили верхом!

Не дожидаясь ответа, она рванулась вперед, как бы не в силах удержать более свою лошадь. Поспешно пробормотав «до свидания», лорд Меридан последовал за ней.

Люсинда ехала таким быстрым шагом, что у них не было возможности продолжать разговор. Когда они добрались до Беркли-сквер, Люсинда сразу устремилась на конюшню, чтобы отыскать Кингсклера и сообщить ему о своей новой покупке.

– Что вы с собой сделали? – спросил ее Чарльз Холстед. Они обедали на Беркли-сквер, прежде чем отправиться на прием в Девоншир-хаус.

Чарльз задал этот вопрос почти шепотом, и прежде чем ответить, Люсинда оглянулась, чтобы убедиться, что никто из гостей их не услышит.

Их было всего двенадцать человек, и все они были приглашены в последнюю минуту, когда Люсинда сообщила лорду Меридану, что их сегодня ожидают в Девонширхаус. Лорд Меридан выяснил, что многие из его приятелей оказались в том же положении, что и он, и заранее не позаботились об обеде.

В результате среди приглашенных было всего две женщины – милые, скромные дамы, приехавшие со своими мужьями. Остальными гостями были неженатые приятели лорда Меридана, большинство из которых гостили вместе с ним у Чарльза Холстеда в Ньюмаркете.

– Расскажите мне, Люсинда, – говорил Чарльз. – Вы можете провести кого угодно, только не меня. Я видел вас в день свадьбы и готов поклясться, что в Парке я едва узнал вас.

– Неужели я так изменилась? – спросила Люсинда.

– Вы сами отлично это знаете, – ответил Чарльз. – Ну же, сознавайтесь, кто совершил это чудо?

– Вы, – сказала Люсинда.

– Я? – изумился Чарльз.

– Именно вы, – невозмутимо ответила Люсинда. Она на минуту отошла от него, чтобы спросить у одной из дам, не хочет ли она еще кофе. Чарльз наблюдал, как она грациозно передвигается по комнате. Ее платье из прозрачного газа ярко-красного цвета подчеркивало совершенство ее фигуры и… снежную белизну кожи.

Когда она вернулась к нему, Чарльз поднес ко лбу руку.

– Мне начинает казаться, что я грежу, – сказал он, – когда я вспоминаю эту жалкую девчушку с нездоровым цветом лица, растрепанными волосами, в забрызганном грязью платье.

– Я ее не забыла, – ответила Люсинда. – Иногда ночью я встаю с постели, зажигаю свечу и смотрю на себя в зеркало, чтобы убедиться, что я не выдумала все это.

Она обвела взглядом гостиную и сидящих вокруг нее людей, а затем пальцами дотронулась до великолепного бриллиантового колье, которое было на ней надето.

– Но это отнюдь не сон, – сказал Чарльз. – Как вы это сделали?

– Это все мадам Бертен, – ответила Люсинда. – О, Чарльз, я не могу вам передать, какие это были кошмарные дни! Она ни на секунду не выпускала меня из своей маленькой тесной комнатушки, ко мне примеряли тысячу разных материалов, меня всю искололи булавками; это была настоящая пытка. Затем она послала за своей приятельницей, и та разукрасила мое лицо какими-то жуткими мазями так, что я стала похожа на клоуна.

Люсинда улыбнулась при этом воспоминании, а затем продолжала:

– Эти мази сняли весь загар, который в течение многих лет покрывал мое лицо. Мне было страшно больно, временами я едва терпела. Зато когда все это соскоблили с моего лица, оно стало таким, каким вы его сейчас видите.

– Неужели вы никогда не предполагали, что у вас такая кожа? – спросил Чарльз. – Она похожа на камелию – я в жизни не видел ничего подобного!

– Я не имела ни малейшего представления. Видите ли, я всю жизнь ездила верхом без шляпы, хотя мама ругала меня за это. И я всегда донашивала платья Эстер, из которых она выросла, а поскольку она блондинка, эти платья были всегда пастельных тонов. Мадам Бертен говорит, что они придавали моей коже желтоватый оттенок. Сейчас она шьет мне платья только из тканей ярких, сочных тонов.

– А известно ли вам, что вы уже установили новую моду? – спросил Чарльз. – Все дамы в Лондоне перекрашивают свои платья.

– Я слышала об этом, – ответила Люсинда. – Ну не смешно ли?

– Черт возьми, вы просто, чудо! – пылко вскричал Чарльз.

– И все это благодаря вам, – сказала Люсинда. – Я готова за это задушить вас в объятиях!

– Ради Бога, не делайте этого! – испугался Чарльз. – Можете себе представить, какой будет скандал! А Себастьян попросту продырявит мне голову – он стреляет куда лучше меня.

– Не волнуйтесь, Чарльз, – успокоила его Люсинда. – Это была просто метафора.

– Ей Богу, я горжусь вами! – заявил Чарльз. – Когда мы привезли вас в Лондон, вы были жалким созданием, на которое никто никогда не обратил бы внимания. А теперь вы настоящая звезда! На сегодняшнем балу вы будете первой красавицей.

– Не забывайте, что ее светлость, пассия моего мужа, тоже там будет, – с легкой гримасой сказала Люсинда.

Чарльз оглянулся на лорда Меридана, опасаясь, как бы тот не услышал.

– Бога ради, Люсинда! – начал ан.

Но Люсинда уже отошла, и до него донесся только ее звонкий смех.

В Девоншир-хаусе было, как всегда, столпотворение. Это означало, что если вы случайно оторвались от своей компании, вам больше не удастся встретиться с ними в этой толчее.

Комнаты для приемов были огромными, но все равно казалось, что в них не удастся разместить всю толпу, которая поднималась по парадной лестнице.

Повсюду были зажжены тысячи свечей, шум голосов заглушал струнный оркестр, тут и там сновали официанты, разнося на золотых подносах хрустальные фужеры с шампанским, – и над всем этим царила атмосфера напряженности, интриг и снобизма.

Суровое, мрачное лицо герцога было полной противоположностью очаровательному лукавому личику его жены. Обычно в Девоншир-хаусе собирались лишь те, кто что-либо собой представлял, поэтому получить приглашение от герцогини считалось большой честью.

Леди Деверо была одной из самых красивых среди присутствующих дам. Ее платье было вышито крохотными незабудками, но все сошлись на том, что оно не шло ни в какое сравнение с платьем, которое было на новой графине Меридан.

Яркий красный цвет выделялся даже среди многообразия красок, а знаменитым бриллиантам Мериданов не было равных. Дело было не столько в цвете платья, сколько в том, как она его носила, как оно подчеркивало ее восхитительную фигуру. Она притягивала взгляды всех присутствующих мужчин.

– Она не то чтобы очень красива, – говорил один старый повеса другому, – но в ней есть что-то такое, отчего хочется смотреть на нее снова и снова.

– Клянусь Богом, дьявольски привлекательная женщина! – воскликнул его приятель, а стоявший рядом джентльмен, имевший репутацию циника, пробормотал:

– У нее глаза как у ребенка, попавшего на праздник.

Но возможно, что настоящей причиной, почему Люсинда привлекала всеобщее внимание, было то, что ее окружал ореол невинности и чистоты. Все остальные женщины рядом с ней казались старыми и отяжелевшими. Она словно не шла, а парила в воздухе, такая миниатюрная и в то же время столь уверенная в себе.

Около полуночи лорд Меридан обнаружил, что уже давно не видел своей жены. Леди Деверо уговорила его проводить ее вниз поужинать, а когда они вернулись в бальный зал, Люсинды нигде не было.

Он увидел, как к ним направляется Чарльз Холстед, разговаривая с одним из приятелей.

– Ты не знаешь, где Люсинда? – спросил лорд Меридан.

– Я видел ее последний раз часа два назад, – ответил Чарльз. – Я думал, она с тобой.

– Я уходил ужинать, – сказал лорд Меридан.

– И оставил Люсинду одну умирать с голоду, – укоризненно ответил Чарльз.

Лорд Меридан слегка смутился.

– Я видел леди Меридан минут двадцать назад, – сказал приятель Чарльза.

– Где? – быстро спросил лорд Меридан.

– Она поднималась по лестнице наверх, – ответил тот. – С ней был этот француз – граф Жак, или как его там, он что-то говорил о том, что собирается показать ей какие-то картины.