Конечно, для меня и девушки, вроде неё, нет никакого совместного будущего. Для меня вообще нет будущего. Я живу под перекрёстным огнём. Пока моя цель — вытащить Грейсона и уничтожить максимум подонков, которые держали нас в том подвале. И этого хватает с лихвой.

А это значит, что все, что у нас есть — это здесь и сейчас. Воображаемое прикосновение моих рук к её белой коже.

— Я в твоей комнате, — говорю твёрдым голосом. — Лежу рядом с тобой. Моя рука на твоём животе, а мои пальцы проскальзывают под резинку твоих трусиков. Ты чувствуешь меня?

Доносится едва различимый шелест ткани, от которого у меня перехватывает дыхание.

— Да.

Всего одно слово — и в моей голове вспыхивает картинка: её рука двигается в трусиках, а глаза широко открыты. Другая рука Брук сжимает телефон, как будто он её маленький грязный секрет. Я победил, и я так чертовски горд и удовлетворён, что мне уже не важен исход этой ночи. Неважно, найду тех людей или нет. Контроль Брук над моими эмоциями делает её опасной и властной.

— Теперь ниже, — говорю быстро, — полагаю, у тебя есть там волоски? Упругие завитки цветом чуть темнее твоих волос.

Ее шёпот звучит так сладко:

— О, мой Бог.

— Ты всё делаешь правильно. Может, это слишком грубо для тебя, но как же мне не терпится поместить в твою киску свой член.

Брук почти вскрикивает:

— Ты не можешь…

— Нет ничего, что я не смог бы сделать, малышка. Ты должна запомнить это, в конце концов. Твоё тело принадлежит мне. Твой разум тоже принадлежит мне. Каждая частичка тебя, даже эта розовая набухшая киска. Скользи пальцами ниже, посмотрим, насколько ты намокла.

В моем ухе звучит её гортанный стон, от которого я почти теряю голову.

— Это неправильно.

— Но тебе нравится это. Представляешь, как будет шокирована твоя мама? Как зол будет отец? Каждый человек на той долбаной вечеринке улыбался тебе и смотрел как на маленького ребёнка. А теперь ты трахаешь себя своими пальцами, голодная, скользкая и достаточно безбашенная, чтобы умолять убийцу позволить тебе кончить.

Её дыхание учащается.

— Я не буду делать этого.

— Не будешь что? Ты уже делаешь это.

— То, что ты сказал. Я не буду заканчивать.

Несмотря на ноющую боль в своих яйцах, я издаю мягкий смешок.

— Заканчивать?! Ты стесняешься слова «кончать»? Как насчет другого: оргазм. Хочешь ли ты довести себя до оргазма, малышка?

— Нет, — она заикается, но это ложь.

Я мог бы надавить на Брук и потребовать сказать правду, заставить признать свою нужду, но намного приятнее, если она будет бороться сама с собой. Если будет бороться со мной.

— Не имеет значения, хочешь ты или нет, ты кончишь. Пальцы слишком влажные, не так ли? Твоё тело знает, кому принадлежит. Мне, сладкая. Ты моя.

Мимо меня проезжает чёрный лимузин, его хромированные детали блестят в лунном свете. Каждый волосок на затылке становится дыбом, а сквозь тело пробегает волна возбуждения от азарта скорой расправы.

Её мягкий стон бальзамом проливается на пелену из ледяного гнева, возвращая меня к телефонному разговору:

— Теперь найди свой клитор. Ты же знаешь, где он находится. Я знаю, что ты вспоминала меня ночами, находя пальчиками свои самые чувствительные места. Но теперь все будет иначе. Жёстче и ярче. Надави на него, прямо сейчас.

Она издаёт хриплый стон:

— Стоун. Не так. Ты больше… не со мной.

Потому что я уже покинул скамью и направляюсь в сторону бара по тротуару, заросшему сорняками. Откуда Брук узнала, что я больше не сосредоточен на нашем разговоре? Как могла почувствовать, что я больше не с ней?

Отбрасываю все вопросы в сторону, потому что это неважно. Она неважна. Не по-настоящему. Милое личико, сладкие карие глаза, знойное горячее тело. И это всё, чем она для меня является. Всё, чем она может быть.

И словами я могу её оттолкнуть гораздо эффективнее, чем собственной пушкой.

Я скольжу вдоль здания, маскируясь в тени. Пора вешать трубку, но для нас обоих необходимо закончить начатое.

— О да, дорогуша. Я здесь. Направляю твои руки к твоей влажной киске, приказывая трахать себя ими, в то время как мой член вбивается в твою глотку до тех пор, пока из глаз не брызнут слезы, и слюна начнет стекать по подбородку. Несмотря на рыдания, ты не смеешь перестать трогать себя, издавая лучшие звуки в мире.

Её стоны становятся всё громче и громче, дыхание учащённое и сбившееся.

— И тебе хорошо, потому что всё это неправильно. Ты кончаешь на свою руку, заливая своими соками нежные пальцы, в то время как я лишаю тебя возможности дышать, заставляя задыхаться.

Брук бурно кончает на слове «задыхаться». Её тело подчиняется первобытным инстинктам, содрогаясь каждым мускулом, пока она распадается на части от наслаждения.

И в это мгновение, как и тысячи раз до этого прежде, я опять забываю обо всём окружающем. Я сохраню в памяти её стоны и крики в потаённом уголке моей души, как целебный бальзам для тёмных времен и поступков. Чтобы у меня было что вспомнить, что-то светлое и хорошее. К тому времени, как тело Брук заканчивает содрогаться от наслаждения, а её внутренние мышцы — сжиматься, дыхание перестаёт вырываться с низким и протяжным стоном, девушка становится для меня очередным воспоминанием.

— Очень хорошо, — говорю я отстранённым голосом.

Я смотрю в конец улицы, где останавливается чёрный лимузин. Слишком рано. Это определённо моя цель, но он приехал не после полуночи. Вышибала солгал мне? Или же парень из того лимузина решил выпить перед игрой?

— Стоун? — зовёт меня Брук, её голос звучит так потерянно.

Её голос, звучащий по телефону, кажется далёким-далёким, как будто нас разделяет океан, а не несколько километров.

— Теперь ложись спать в этом белье, поняла? Будь в нем и притворись, что это я трахал тебя всю ночь.

Прежде чем она успевает возразить, я кладу трубку.

Свет на экране гаснет, оставляя меня в темноте переулка, после чего очищаю историю звонков — никто не должен знать о Брук, за исключением меня. Теперь я всё моё внимание приковано к двери «чёрного хода» в бар.

Тёмный автомобиль отъезжает к парку, где паркуется. Скорее всего, внутри водитель, который будет читать, играть в телефоне или делать что угодно, ожидая своего босса.

Игра начинается.

Сегодня ночью мне нужно получить ответы. Если я не узнаю никого, то просто сяду и сыграю. Нужно быть профи в игре в покер, чтобы сесть за стол с теми парнями, особенно если на кону стоят огромные деньги. Заранее говорю себе держать себя в руках, не устраивать резни прямо в баре. Я просто выясню, кто из этих людей мог подставить Грейсона.

Возвращаюсь к входной двери, возле которой стоит тот же вышибала. Вручаю ему приличную сумму за вход.

— Скоро начало, — он кивает голову в сторону лестницы.

Мне это не нравится. Что-то не так. Почему они перенесли начало игры?

— Все пятеро уже собрались? — По слухам, именно столько игроков собирается за столом.

Громила колеблется. Ему явно не нравится мой вопрос.

— Ага, один выбыл из игры.

Я продолжаю смотреть на него. Он нервничает? Лестница ведёт наверх, это лучше, чем вниз, в подвал. Старая слабость: нежелание спускаться ниже уровня земли. Не то, чтобы я позволил этому остановить меня.

Поднимаюсь и стучу в дверь. Мужчина открывает её, отступая в сторону. Мне нужна секунда, чтобы оценить обстановку, но слишком поздно, потому что кто-то бросается на меня. Западня.

Четверо мужчин возникают из ниоткуда и становятся по обе стороны от меня. Знают ли они, кто я такой? Или это всё часть игры?

Железной хваткой мне скручивают руки, прежде чем я успеваю вытащить ствол.

Но мои ноги по-прежнему свободны. Я стремительно бью коленом между ног самого огромного из них и тут же наношу удар затылком. Слышу крик, думаю, я попал в челюсть одного из мудаков. При самом неудачном раскладе мне, конечно, придёт конец, но во время драки ты думаешь только о драке, все мысли тут же покидают голову. Я становлюсь бесчувственной машиной.