Он затрясся в приступе короткого неслышного смеха, потом опять посмотрел на Несси, подняв брови, с глупо-хитрым видом и сказал конфиденциальным тоном:

— Я сегодня рано приду домой, Несси. И мы примемся за дело в ту же минуту, как кончим ужин. Ни минуты терять не будем! Сядем за книги, не успев проглотить последний кусок! — Он опять хитро посмотрел на нее: — Ты будешь в гостиной, а я останусь здесь следить, чтобы ни одна душа тебя не потревожила. Тишина! Покой! Вот что тебе нужно, и я позабочусь, чтобы они у тебя были. Будет тихо, как в могиле! — Ему, должно быть, понравилось это сравнение, потому что он повторил последние слова звучно и выразительно. Потом уже более суровым тоном докончил: — Налегай! Старайся! Гни спину! Что делаешь, делай как следует. Помни, что ты — Броуди, и, стиснув зубы, добивайся победы. Считая, очевидно, свою миссию на данный момент выполненной, довольный собой, он оставил в покое Несси и тяжелым взглядом уперся в лицо старшей дочери, как бы говоря: «Ну-ка, попробуй вмешаться!»

— Ну, чего уставилась? — спросил он, подождав минуту. — Разве тебе не сказано держаться в стороне, когда мы с Несси разговариваем? Когда нам понадобится от тебя что-нибудь, мы тебя позовем. Я тебя предупреждал, когда ты опять вошла в мой дом: лапы прочь от Несси! Смотри же, не забывай этого. Я не желаю, чтобы ее испортили баловством, как испортила мне остальных детей ее глупая мать!

Мэри собиралась уже выйти из кухни, зная по опыту, что это лучший способ его утихомирить, как вдруг раздался громкий звонок у входной двери, и она от неожиданности остановилась. Все приходившие к ним в дом — главным образом посыльные из лавок — звонили всегда с черного хода, и звонок у парадной двери был редким событием, настолько необычным теперь, что Броуди насторожился и, прислушавшись, приказал дочери:

— Посмотри, кто это там!

Мэри, выйдя в переднюю, отперла дверь и увидела посыльного, который стоял на ступеньках крыльца с небольшим пакетом в руке и, дотронувшись до шапки, сказал вопросительно!

— Мисс Мэри Броуди?

Мэри утвердительно кивнула головой, с некоторым беспокойством глядя на пакет, который ей передавали. По глянцевитой коричневой обертке и красивой розовой тесемочке, которой он был перевязан, видно было, что это не обычная посылка из лавки, где она заказывала провизию. Изящный пакет явно был того же происхождения, что и другие посылки в такой образцовой упаковке, время от времени приходившие неизвестно от кого весь последний месяц. Но все те посылки приносились утром, в один и тот же час, когда она бывала одна дома. Поэтому Мэри с неожиданной тревогой задала посыльному странный вопрос:

— Вы не опоздали?

Он смущенно переступил с ноги на ногу и, своим видом укрепив Мэри в ее подозрении, начал оправдываться:

— У меня была куча поручений, мисс, — сказал он. — А этот пакет прибыл из Глазго, и мне пришлось дожидаться его.

Он был явно рад, что Мэри приняла посылку, не браня его, и без дальнейших разговоров ушел, стуча сапогами, оставив Мэри на пороге с аккуратно перевязанной легкой коробкой, которую она держала так, как будто это был тяжелый груз, причинявший ей большое неудобство. Этими лакомствами, которые ей регулярно присылались неизвестно откуда, но всегда в удобный час и потому втайне от отца, она, не задумываясь, радостно закармливала Несси. И пакет, вероятно, оттуда же. С бьющимся сердцем она осторожно закрыла дверь и, живо сообразив, что делать, скользнула в гостиную, спрятала пакет под диван и вернулась в кухню с робкой надеждой, что отец не спросит, кто приходил. Но она сразу увидела, что надеяться на это нечего, что он с нетерпением ожидает ее, даже сел опять в кресло и теперь смотрит на нее пристально и с любопытством.

— Кто это звонил? — И так как она молчала, повторил настойчиво: — Отвечай же! Чего стоишь, как пень? Кто это был?

— Это только посыльный, папа, — ответила она тихо, стараясь не выдать голосом свое беспокойство.

— Посыльный! — повторил недоверчиво Броуди. — С парадного хода! Господи, до чего мы еще дойдем! — И, вскипев от этой неожиданной мысли, закричал:

— Я не намерен терпеть еще и такие оскорбления. Кто его прислал? Скажи мне, кто, и я сам пойду туда и все выясню. Откуда этот посыльный?

— Не знаю, — запинаясь, вымолвила Мэри.

— Не знаешь?

— Нет, — повторила она и, все еще пытаясь его успокоить, поспешно добавила:

— Не сердись, папа, это больше не повторится. Не расстраивайся.

Он с минуту смотрел на нее уничтожающим взглядом. От него не укрылось ее замешательство, слабо, но отчетливо проступавшее сквозь обычную ясность лица.

— Покажи, какие покупки он принес, — процедил он наконец сквозь зубы. — Я не видел, чтобы ты принесла сюда что-нибудь.

— Они в гостиной, — ответила она тихо, делая движение по направлению к посудной. — Это только один сверток, и ничего там нет интересного для тебя.

— Принеси его сюда! — настаивал Броуди. — Я желаю видеть этот таинственно исчезнувший сверток.

— Ах, папа, неужели ты мне не веришь?

— Неси сюда пакет, говорят тебе! — заревел он. — Или я буду знать, что ты еще ко всему прочему и лгунья!

Мэри видела, что ослушаться невозможно, нерешительными шагами вышла из кухни и скоро воротилась с пакетом. Броуди уставился на него, изумленный тем, что пакет действительно существует, но, еще более удивленный его необычным видом.

— Розовая ленточка, — пробурчал он. — Ишь Ты, как нарядно! — Затем резко изменил тон:

— Так ты хочешь меня уверить, что тебе присылают из лавки овсянку в такой упаковке, с этими побрякушками? Сию минуту открой коробку. Я хочу собственными глазами увидеть, что внутри.

Зная, что противиться бесполезно, Мэри, с фатальным спокойствием ожидая неизбежного, взяла со стола нож, разрезала тесемку и через несколько секунд вынула из ваты, в которую она была уложена, большую сочную кисть черного винограда. Броуди, точно не веря глазам, смотрел, пораженный, на свисавшую с руки Мэри чудесную гроздь, казавшуюся каким-то экзотическим цветком, расцветшим внезапно в темной кухне. Ягоды все были крупные, крепкие, прекрасной формы и покрыты голубоватым налетом, таким нежным и пленительным, как дымка, в которой встает перед моряком далекий берег. Они заманчиво качались на толстом гладком стебле, распространяя сладкий, напоенный солнцем аромат, и, казалось, их сочная и нежная мякоть готова, прорвав оболочку, брызнуть, растаять на языке смесью чудесных ощущений вкуса и запаха. Черный виноград в такое время года! Неслыханная роскошь!

— Откуда это? — крикнул Броуди громко и повелительно. — Кто его прислал?

— Не знаю, папа, — ответила Мэри искренно, потому что эти таинственные подарки действительно ни разу не сопровождались запиской, и она могла только догадываться, смутно и радостно, что они от Ренвика.

— Знаешь, негодница! — зарычал он. — Иначе ты бы его не спрятала!

Глядя на нее с злобным недоумением, он вспомнил вдруг о депутации благочестивых и самоуверенных дам из церковного комитета, явившейся к его жене во время ее болезни с фруктами и вареньем.

— Наверное, это прислала какая-нибудь из тех поганых, слезливых святош? Так мы уже получаем милостыню, пользуясь городской благотворительностью?! Вот до чего дошло? Ты наверное делаешь жалобную мину для того, чтобы они тебя жалели. О боже, да они скоро еще вздумают нам посылать суп и религиозные брошюры!

Он грубо вырвал виноград из рук Мэри, презрительно повертел его перед глазами и тут только сообразил, что эти изысканные фрукты стоят очень дорого и никакой церковный комитет не мог их послать. Ироническая усмешка медленно поползла по его лицу, и он воскликнул:

— Нет, я догадываюсь, в чем тут дело. Тебе не известно, кто их послал? Это, что называется, от неизвестного благодетеля! Всемогущий боже! Так ты опять принялась за старое, потаскуха! Начинаются подношения от любовников! Фу, меня тошнит от этой мерзости!

Он посмотрел на Мэри с отвращением, но она спокойно и стойко встретила его взгляд, и только бедная Несси проявляла признаки испуга и огорчения, к счастью, им незамеченные.