— Я пришел сообщить вам о решении аббата Дориуса, — объявил монашек. — Ввиду того, что женщина Ирана призналась в преступном колдовстве, суд мог бы продолжиться завтра и завершиться костром к концу дня. Однако, проявив снисходительность, аббат Дориус предоставляет вам шанс доказать свою невиновность на Божьем суде. Он допускает, что все вы скорее всего являетесь побочными созданиями колдуна Гомело, но так как он мертв, то у вас есть возможность избавиться от власти посеянного им зла. Для этого завтра утром вас троих зашьют в кожаный мешок и, привязав к нему камень, бросят в самом глубоком месте реки. Если Бог признает вашу невиновность, то позволит вам выплыть на поверхность. Если же он посчитает вас виновными, то оставит на дне реки. Перед таким испытанием советую вам исповедаться и провести ночь в молитвах. Не желаете ли встретиться со священником?

— Пошел к дьяволу! — крикнул Жеан.

— Ошибаешься, — ощерился монашек. — К нему должен попасть ты, а не я! Я буду на берегу и посмотрю, как вас будут топить, словно щенков в пруду.

Он ушел, оставив троих узников в полной безвестности.

— Мы не умрем! — обрадовался Робер. — Не я, во всяком случае! Совесть моя чиста, Бог не позволит мне погибнуть.

— Заткнись, дурак! — заворчал Жеан. — Из мешка еще никто не выплывал. Разве ты не понимаешь, что Дориус позволяет себе роскошь убить нас, разыгрывая важного сеньора? Он притворяется, что дает нам шанс, тогда как у нас не будет ни одного.

— Нет! Нет! — запротестовал Робер. — Вы-то, может быть, и останетесь на дне, но только не я… Я невиновен! Свершится чудо… Чудо!

Он упал на колени и, сложив руки, принялся ревностно читать молитву. Ирана, с трудом поднявшись, присоединилась к нему. Жеан отвернулся, чтобы не видеть их.

Он не очень-то отчаивался: у него в резерве оставалось секретное оружие, о котором Жеан умолчал на тот случай, если Ирану еще раз подвергнут допросу. Перед отъездом из Кандарека на охоту за монстром он, предвидя нежелательное развитие событий, засунул в анус смазанный жиром тонкий деревянный чехольчик, не длиннее указательного пальца, в котором, как в ножнах, лежало острое, как бритва, лезвие. Это была старая солдатская хитрость, ею уже почти не пользовались, потому что, приравненная к содомии, она сурово осуждалась церковью. Теперь благодаря этой предосторожности Жеан мог бы применить опасный инструмент, чтобы разрезать мешок изнутри. Главное набрать побольше воздуха в легкие и все сделать быстро. Можно еще проделать отверстие, просунуть в него руку и перерезать веревку, стягивающую мешок. Хватит! На месте будет виднее. Вот только бы запаниковавшие Робер и Ирана не стесняли его движений. Во избежание лишних разговоров, а может, и болтливости он решил сказать им обо всем лишь в последнюю минуту.

Жеан сел на солому в углу камеры. Ирана и Робер, соприкасаясь плечами, все еще молились, объединенные страхом смерти.

Жеан изо всех сил старался быть спокойным и пытался обдумать план завтрашнего побега.

Можно, конечно, всплыть на поверхность, крича, что Бог признал их невиновными, но в такой вариант он не верил. Дориус придумает что-нибудь еще, чтобы они исчезли. Нет, лучше уж плыть под водой до берега и вынырнуть в камышах. Все подумают, что они утонули. А им останется только бежать из этой провинции и никогда туда не возвращаться.

Жеан долго обдумывал свой план. Бежать по полям мимо деревень без лошадей и голышом — не легкое дело. Однако можно воспользоваться отсутствием какого-нибудь виллана, занятого на работах в поле, проникнуть в его дом и украсть кое-что из одежды. Потом, если повезет, уйти из этих краев форсированным маршем.

Перед таким испытанием необходимо набраться сил, и проводник решил поспать. Хотелось бы, чтобы Ирана и Робер поступили так же, но они, увлеченные молитвой, остались глухи к его словам.

Спал Жеан плохо, но все же удалось подремать несколько часов. Очнувшись на рассвете, он увидел, что Ирана и Робер сидят, прижавшись друг к другу. В сереющем свете они выглядели жалко. Они, вероятно, истратили последние силы на молитву, надеясь на чудо.

«Скоро, — раздраженно подумал Жеан, — когда потребуется бежать, у них будут заплетаться ноги!»

На большее у него не хватило времени, так как за решеткой появились солдаты в сопровождении смотрителя. Последний кинул узникам три длинных балахона смертников.

— Снимайте свою одежду и напяливайте вот это, — приказал он. — Я бы остриг барышню, но раз вы еще не осуждены, то не имею права вас трогать. Жаль. Красивые русые волосы очень интересуют дам, они заказывают себе искусственные косы и закручивают их на затылке. Я даже не сказал бы им, что это волосы ведьмы!

Стражники нетерпеливо переминались. Жеан разбудил своих компаньонов, разделся, чтобы влезть в зловещий балахон, полагавшийся приговоренным к смерти. Пока он стоял голый, солдаты мельком оглядели его тело и больше не обращали на него внимания. Они спешили посмотреть, как раздевается Ирана.

Робер помог молодой женщине снять разорванную рубашку и надеть чистый балахон, принесенный смотрителем. Делал он это, отворачиваясь, тогда как солдаты пялились на нее, отпуская непристойные замечания.

— Ну и хороши же эти тяжелые сиськи! — бросил один из них, — но скоро они потащат тебе на дно, как булыжники, красотка!

Ирана, считающаяся ведьмой, возглавила процессию. В окружении вооруженных солдат босые узники вышли из замка и по главной улице спустились к реке, на берегу которой, на сваях, стояло много небольших мостков для стирки белья.

Вдоль дороги толпились горожане. Они улюлюкали, выкрикивали привычные ругательства, но камни не кидали, боясь задеть солдат.

Жеан заметил Дориуса, сидевшего в стороне в кресле, стоявшем на небольшом помосте, сооруженном по этому случаю. Слышно было, как у Ираны от страха стучали зубы. Увидев фигуру палача, она вмиг осела: подогнулись колени. Жеану показалось, что она сейчас упадет в обморок. Робер же был полон какой-то абсурдной верой. Он шел с высоко поднятой головой, словно желая, чтобы Бог выделил его, приметил в этой мрачной процессии… Эта уверенность покинула Робера лишь тогда, когда он различил широко открытый кожаный мешок посреди плоскодонки, причаленной у пристани.

Жеан старался удержать в памяти все детали: расположение швов на мешке, толщину веревки, которой завяжут скорбную котомку… Он решил подождать, пока они не окажутся в ней, и только после этого предупредить своих товарищей по несчастью. Здесь, в окружении солдат, перешептывания узников насторожили бы их. Боялся Жеан и реакции Робера, от которого всего можно было ожидать.

Он внимательно разглядывал реку. Это был какой-то приток. Жеан знал его плохо, но слышал, что течение в нем очень сильное, и там водятся прожорливые угри. Хорошим пловцом Жеан не был, но зато у него были здоровые, довольно развитые легкие и он мог не дыша продержаться под водой время, равное двумстам ударам сердца. Он надеялся, что и Ирана с Робером сумеют выпутаться, оказавшись на дне реки. Расстояние между берегами не было длинным, но нужно проплыть его, не показываясь на поверхности.

Оказавшись на пристани, проводник с облегчением констатировал, что течение спокойное, а вода мутная, и никто не увидит, что происходит в глубине.

«Главное — плыть в нужном направлении», — с некоторой опаской подумал он.

Палач прыгнул в лодку. Четверо солдат, по двое, уже сидели на местах гребцов. Сначала заставили спуститься Ирану и Робера. Молодая женщина сопротивлялась, когда пришло время залезать в мешок, и Жеан боялся, как бы палач не оглушил ее ударом кулака. Но она, наконец, смирилась. Робер уже не мог стоять на ослабевших ногах. Мучитель взял его на руки, как ребенка, и бросил в ужасный мешок. Юноша упал на исхлестанную спину Ираны, взвывшей от боли. Жеан ступил на лесенку, чтобы подойти к мешку, но палач преградил ему путь.

— Хватит, — пробурчал он. — Кошелек маловат для троих… Тебя мы вложим в другую упаковку.

Жеан опешил. Разлученный с товарищами, он не сможет им помочь!