Для этого можно было воскреснуть. Потому что любая, самая плохая новость, лучше полной неизвестности.

А Мейчон ничего не знал о судьбе Трэггану.

На утро после того злополучного дня и последовавшей за ним ночи, провалявшись несколько часов в полудреме, Мейчон попросил Сейс сходить в дом Трэггану за его сумкой.

Чтобы не вызывать подозрений у обитателей дворца, среди которых наверняка был шпион, он написал, вспомнив Дойграйна, завещание на имя Сейс, согласно которому она наследует все его вещи и сочинил для нее вполне правдоподобную басню о их знакомстве и о ее присутствии при его гибели, что, частично, было истиной. После некоторого размышления, он попросил ее также отправиться на Торговую площадь, разыскать Дойграйна Ер-Оро и привести его к нему.

Она отсутствовала долго и вернулась в сопровождении тушеноса, который нес довольно тяжелые доспехи, завернутый в тряпку старый костюм Мейчона с золотыми рехуалами в карманах и сумку.

Первым делом Мейчон обработал рану и, почувствовав облегчение, смог говорить.

Дойграйн не думая согласился на предложение Мейчона по возвращению долга; он достаточно выиграл, сделав ставки на Ристалище Чести и, значительно больше — на Арене Димоэта. Он стал богат, но, растерявшись от этого богатства, не истратил ни единого рехуана и по-прежнему работал тушеносом. Его разбудили после ночной работы, когда его разыскивала Сейс по просьбе Мейчона, но он не в претензии. Честно говоря, он уже и не мечтал о возвращении пятнадцати золотых, не то, что с процентами. Но мысль пожертвовать тогда, в «Возвращенной сказке» частью найденного сокровища, чтобы уберечь хоть что-то, принесла ему поистине сказочное богатство. Если быть до конца откровенным, он просто не знал что с ним делать. Дойграйн с радостью согласился помогать Мейчону в чем угодно…

В мгновение его благодарственных излияний в доме Сейс появилось новое действующее лицо — старик в одежде слуги элла Итсевд-ди-Реухала.

Мейчон откинулся на подушку и задумался.

Вряд ли это был шпион — узнай доносчик, что Мейчон жив, он не стал бы этого раскрывать, а помчался бы с новостью к хозяину, чтобы тот спланировал новое покушение.

Мейчон решил рискнуть.

Это оказался Гирну, обеспокоенный судьбой хозяина. Он проследил за Сейс и тушеносом, понял, что Мейчон жив, и решил поговорить со старым другом Трэггану.

Мейчон долго выспрашивал старого слугу, силясь понять насколько искренни его намерения — свой человек во дворце Трэггану был ему просто необходим. К тому же, Мейчон — воин, он практически не знает Города Городов. А Гирну в курсе куда обращаться почти во всех случаях жизни и имел знакомства среди писарей Храма Правосудия и в главном элиранате.

Мейчон решил рискнуть. Договорившись, что Дойграйн будет приходить во дворец за новостями, Гирну отправился домой.

Однако к вечеру следующего дня Гирну вынужден был насовсем перебраться в дом Сейс.

С утра Гирну отправился в главный элиранат, чтобы встретиться со своим хозяином и обговорить по просьбе Мейчона совместный план действий. Но личного секретаря элла Итсевд-ди-Реухала к хозяину не пустили. Ему очень вежливо было сказано, что обвинение еще не предъявлено и в Храм Правосудия Трэггану еще не представлен.

Когда Гирну заявил, что наймет самого лучшего в Реухале защитника, ему ответили, что и его не пустят, пока Трэггану не представлен в Храм Правосудия, а представят его, когда элиранату будет угодно. Гирну знал, что могут и не представить. Он неоднократно слышал рассказы об узниках реухалской тюрьмы, сидевших без предъявления обвинения и суда по несколько сроков Димоэта и давно забывших собственное имя и за что их вообще арестовали.

Гирну спросил: а когда будет предъявлено обвинение? Ему ответили, что этим вопросом вообще могут интересоваться исключительно близкие родственники, то есть отец или жена, а также король, как реухалский, так и итсевдский.

Гирну отправился домой и просил эллину Млейн принять. Когда он вошел к ней, она стояла, высокомерно задрав подбородок чуть ли не к потолку, и на вопрос о судьбе мужа заявила слуге, что это не его дело, а ее муж, убийца, заслуживает смертной казни. Рядом сидел в кресле ее отец, контролирующий и одобряющий каждое слово дочери. Гирну по его лицу видел, что он уже примеривает на себя роль опекуна внука — наследника Итсевд-ди-Реухала и Реухал-ди-Кремана — тем самым значительно поправив свои финансовые дела.

Гирну спокойно сообщил, что в таком случае отправиться на прием к королю Итсевда. Элл Канеррану сорвался на крик и заявил, что задета честь его семьи, что он сам во всем разберется и он не допустит, чтобы какой-то слуга совал нос в не в свое дело.

А за ужином Гирну почувствовал странный запах от похлебки, похожий на тот запах, что исходил от вечернего пива, после принятия которого всю ночь и последующий день Гирну не мог связно мыслить и встать с постели. Он сказал остальным слугам, что ему необходимо поработать над документами хозяина, чтобы привести их в полный порядок и отправился в нижний кабинет, попросив принести ужин туда. Ему принесли другую тарелку, от которой исходил такой же странный, едва уловимый запах. Гирну отправился на задний двор к собакам и скормил ужин одной из них. Через полчаса она издохла.

Тогда старый слуга собрал вещи и отправился к Мейчону, полагая, что его жизнь еще пригодится хозяину. В то, что Трэггану убил монаха, Гирну не верил с самого начала, а после рассказа Мейчона окончательно убедился в этом.

Через знакомого писаря элираната, удалившегося по старости на покой, Гирну пытался выяснить что-нибудь о Трэггану. Но место его заключения содержалось в строжайшей тайне. Выяснить не удалось ничего вообще.

Мейчон хотел самолично заявиться к элирану шестой грани Дилеоару, якобы для дачи показаний, как и обещал, но решил воздержаться от подобного рискованного шага — его тоже могли арестовать по любому надуманному предлогу. По совету опытного Гирну он на всякий случай написал прошение в элиранат, где вкратце описал ночное нападение якобы с целью ограбления и просил расследовать его.

Гирну отнес прошение, и с помощью своего знакомца устроил так, что оно было приобщено к остальным делам и тут же забыто — мало ли таких происшествий происходит в ночные часы, все не расследуешь. Врагам незачем знать, что Мейчон жив, но и нарываться на неприятности по поводу неявки в элиранат в назначенное время тоже незачем.

Полная неизвестность изводила Мейчона — Трэггану вполне уже могло не быть в живых. Его могли тихо придушить. Он мог сам не выдержать того, что от него отказалась любимая женщина и покончить с собой. И Мейчон никак не мог забыть странного запаха меча малкирца, нанесшего Трэггану незначительную рану. Если это был яд Каурры, то Трэггану умрет в тюрьме, и все, что остается Мейчону — отомстить. Но надо выяснить кому. Значительный свет на это дело, по мнению Мейчона, должен был пролить суд над Трэггану, но суда вообще могло не быть. Млейн и ее отец не были заинтересованы в суде и казни Трэггану — осужден, значит виновен и на благородное имя ложится пятно. Их больше устраивала полная неопределенность: нет суда — нет вины, а сгинул муж в тюрьме, так ничего не доказано.

Пользуясь старой дружбой, Гирну отвел Мейчона к магам октаэдра порядка. Там, за плату разумеется, ему выставили склянки со всеми известными в мире ядами. Он тщательно понюхал, как пахнет яд каурры — меч малкирца, определенно, имел другой запах. Но у Мейчона нехорошо покалывало в душе и он опробовал на запах все склянки.

К ужасу своему он понял, что, может быть, был прав — яд Смеллы очень напоминал тот запах. Правда, ручаться Мейчон не мог. Яд Смеллы тоже действовал не сразу, как и яд каурры, и тоже не имел противоядия. Но если отравить ядом Смеллы, человек проживет еще долго — не менее трижды по восемь дней, но может и целый год. Смерть будет мгновенной и внезапной.

И все же Мейчон не был уверен. Он пытался успокоить себя, что почувствовал запах какого-нибудь бальзама или мази — и не от меча а от самого малкирца. Да и был ли запах? Мейчон уже не знал.