– Мальчишки! – Ольга и Марианна шли нам навстречу – Через час музей закрывается и… – Марианна лукаво посмотрела на подругу и несколько непоследовательно закончила: – А у нас все готово!
– Хочешь посмотреть замок? – спросила меня Ольга и, не дожидаясь ответа, подвела к стене: – Посмотри, этому гобелену больше тысячи лет.
– Одно это и вызывает уважение, – пробурчал я, разглядывая серое полотнище с обожженным краем. – Хотел бы я знать, что на нем изображено…
– Коля! – возмутилась Марианна.
– Не тратьте вы время на этого неудавшегося Пинкертона, – веселый голос Андрея прозвучал у меня за спиной. – Ты лучше, Оленька, расскажи все мне. Честное слово, я с некоторых пор стр-рашно интересуюсь Средневековьем.
– Ох, не верится что-то, – вздохнула Ольга. – Только, чур, не жаловаться – сам напросился.
Вполуха слушая Ольгин рассказ и короткие замечания Андрея (после каждой его реплики Ольга широко открывала глаза – похоже, Андрюшка успел неплохо подковаться), я брел за ними, рассеянно рассматривая висевшее на стенах оружие, какие-то карты, графики и макеты. Музей как музей. Для меня в них всегда главным был не рассказ экскурсовода – все равно через месяц-другой забудется – а настроение, какой-то особый аромат времени. Рано или поздно, но я начинал его ощущать, и потом, порой через несколько лет, он вдруг сам собой всплывал из подсознания, напоминая, казалось бы, о накрепко забытых вещах и встречах.
Андрей протянул руку к тяжелой затворенной двери, но Марианна опередила его.
– Туда нельзя, – и с веселым смешком добавила: – пока.
– А что там? – поинтересовался я.
– Судя по расположению, – тронный зал? – ответил Андрей, вопросительно глядя на Ольгу.
– Угадал, – подтвердила она.
– Именно здесь и состоится торжество, – тут же вставила Марианна.
– С этим залом связана красивая легенда, – отмахиваясь от подруги, быстро вставила Ольга. – Хотите расскажу?
– Конечно, – ответил я.
– Говорят, что время от времени после захода солнца в тронном зале появляется привидение. Высокая молодая дама, голубоглазая, очень красивая. Она одета в длинное серебристо-серое платье, на голове – баронская корона. Дама выходит из темного угла, проходит мимо трона и вдруг замирает на месте. Она пытается подойти к стене, тянет к ней руки, но что-то ее не пускает. И тогда призрак медленно тает в воздухе. Правда, красиво? Жаль, что я сама не видела.
– А пробовала? – поинтересовался Борис.
– Конечно, – рассмеялась Ольга. – Чуть не месяц провела ночами в тронном. Но не повезло.
Мы прошли мимо закрытого зала и оказались на балконе, нависшем над крепостной стеной.
– Когда-то здесь была сторожевая башня, – пояснила Ольга. – Вообще от замка мало что осталось. И этот балкон, и остальная часть здания пристроены уже в девятнадцатом веке. Ну вот и все. Экскурсия завершена. Боря, покажи, пожалуйста, мальчикам их комнаты. А через полчаса просим в тронный зал. Дорогу найдете?
Мы заверили, что не заблудимся.
Гостей было совсем немного. Помимо нас, в зале находились артисты, так лихо рубившиеся сегодня на мечах, старичок-горнист и симпатичная молодая особа по имени Вероника, оказавшаяся хозяйкой музейной библиотеки и архива.
Старинные часы гулко отсчитали время, маленькая дверь, укрывшаяся в тени за троном, отворилась, и в зал вошли Гюстав и Ольга. Подозреваю, что во времена, когда в зале собиралась сотня буйных рыцарей, шуму было не больше. Поздравления звучали искренне и радостно. Чего только не пожелали новобрачным в тот вечер, и конечно, никто не знал, что пожеланиям этим не суждено сбыться. Почти никто…
Часа через полтора компания перебралась к очагу, в котором жарко горели сухие дрова. Развеселый форейтор (его, кстати, звали Алексеем) пощипывал струны гитары, остальные подпевали. Один лишь Гюстав продолжал сидеть, откинувшись на спинку трона. Ольга несколько раз подходила к мужу, он ласково шептал ей что-то, но не поднимался. Наконец Андрей решительно направился к нему. Я последовал за другом.
– Князь Гюстав и Ольга на троне сидят, – весело продекламировал Андрей.
– Не князь, а барон, – улыбнулся в ответ Гюстав. – Знаете, ребята, у меня сегодня какое-то странное ощущение. Родись я несколько веков назад, свадьба все равно проходила бы здесь. Этот зал видел всех моих предков. Больше тысячи лет провели они под этим кровом. Даже страшно представить.
– Замок такой старый? – удивился я.
– Очень, – оживился Гюстав. – В прошлом году мы провели раскопки. Оказалось, что эти стены построены на месте других, совершенно разрушенных временем. Когда-то вокруг шумел город, от которого не осталось даже названия. Мои предки пришли сюда в незапамятные времена. Видите вон ту железную руку на стене?
– Я давно к ней присматриваюсь, – отозвался Андрей.
– По преданиям, она принадлежала основателю нашего рода. В яростной битве ему отсекли кисть правой руки, и оставшийся безвестным местный ремесленник изготовил этот протез.
– Интересно, – обводя глазами стены зала, сказал я. – Дорого бы я дал за возможность заглянуть сюда лет этак восемьсот назад.
– Я тоже, – откликнулся Гюстав. – Сколько тайн хранит этот замок! В трех шагах от меня – вот в этой стене – потайная дверь, за ней целый лабиринт, вырубленный в монолитной скале. Кто его сделал, когда, зачем? В семейных хрониках на эти вопросы нет ни слова ответа, да и само подземелье не упоминается, словно о нем никто не знал.
– Подождем, – заявил я. – Не зря же Андрей Средневековьем заинтересовался. Побывает здесь наш путешественник по времени, потом мы его допросим с пристрастием…
– Вы действительно хронодесантник? – Гюстав живо повернулся к Андрею: – Это правда?
– Правда, – подтвердил Андрей, выбирая яблоко покрупнее из вазы, стоящей в центре стола. – Только не особенно верьте Николаю. У него в каждой фразе полно допущений и преувеличений. Писательская братия называет это гиперболой и гротеском. Дело в том, что в ближайшие годы мы будем ходить либо во времена, когда человека не было, либо в недавнее прошлое.
– Почему? – удивился Гюстав.
– Боятся изменить ход истории, – важно пояснил я.
– Опять врет, – заявил Андрей. – Прошлое изменить невозможно. Ведь время – это… Ну, для наглядности, представьте реку. Мы движемся против ее течения. Вперед забежать то ли можно, то ли нельзя – не знаю. А назад – вновь спуститься по течению – вполне. Но дело в том, что время, куда мы вернулись, или в нашем примере – вода, уже утекло. Сколько ни баламуть воду в устье реки, в верховьях ее ничего не изменится.
– Подожди, подожди, – перебил я, – ты хочешь сказать, что если я, зная точный час гибели какого-нибудь героя, вернусь в прошлое и спасу его, то в нашем сегодняшнем ничего не изменится?
– К сожалению. А может быть, и к счастью. Понимаешь, есть какой-то странный парадокс, выяснили его совсем недавно. Мы его, не мудрствуя лукаво, называем «фатум» – судьба. Если ты попытаешься спасти когда-то погибшего человека, то в назначенный день и час он все равно умрет. Не от пули, так от сердечного приступа или несварения желудка.
– Ничего себе перспектива, – возмутился я. – Это что же, выходит, что мое будущее расписано по нотам?
– При чем здесь будущее? – пожал плечами Андрей. – Я говорю о прошлом, о событиях уже свершившихся когда-то. Порой возникает ощущение, что у времени есть своеобразные запретные зоны, куда вход выходцам из других веков запрещен. Что-то мешает сделать тот или иной поступок, буквально выталкивает из реки времени… Так что Карфаген все равно будет разрушен. А твой, Колька, нос – разбит.
– При чем здесь мой нос? – не понял я.
– А помнишь, ты в нулевом цикле сверзился с дерева и расквасил нос? Так вот, как бы я или весь наш отряд ни старались в прошлом, носу твоему все равно быть разбиту. Хотя… Не исключено, что именно это событие предотвратить все же удастся. Вряд ли оно имело важное историческое значение, – Андрей вздохнул и перешел на серьезный тон: – Я невероятно все упрощаю, ребята. А прошлое – штука странная. Что-то там удается, а что-то нет, хоть в стенку головой бейся. Время имеет свои законы, и, чтобы их познать, требуется, простите уж за плохой каламбур, время. Если честно, многого я сам понять не могу, да и никто сегодня на ваши вопросы не ответит.