Брусничная шаль исчезла, ее нет. Мы ищем ее повсюду, но не находим. Неужели кто-то нашел ее и прихватил с собой? Или это ветер унес шаль к черту на куличики?

Не помню, стало ли мне от этого легче или я испытала разочарование оттого, что мы обнаружили всего лишь несколько осколков от передних фар. Мы наехали здесь на человека, и наехали на большой скорости. Других следов случившегося мы не находим. Нет следов крови, нет камня или валуна, который мог задеть автомобиль.

Мы снова садимся в машину и едем дальше. Ты говоришь что-то о странном кургане «Сахарная голова», видневшемся вдали, словно это имеет какое-то отношение ко всей этой странной истории.

Внизу, проездом через Хемседаль, мы не говорим ни о чем другом, кроме случившегося. Кажется, разговор начал ты, и именно тогда, когда мы проехали съезд с шоссе, куда тебе в тот раз непременно нужно было свернуть и ради чего ты соблазнял меня. Сейчас было просто немыслимо, чтобы кто-то из нас сказал об этом хотя бы слово.

Мы заключаем договор. Всю дорогу до дома мы можем обсуждать нашу роковую поездку, но как только возвращаемся в Крингшё, и словом не упомянем о происшествии на горном перевале — ни ты, ни я, ни между собой, ни с кем бы то ни было. С момента нашего возвращения в Осло случившееся у Эльдреваттнет будет упоминаться исключительно как это.

Но я нарушила наш договор своими письмами. Не думаю, что это повлечет за собой для нас какие-то несчастья. Надеюсь на обратное, потому и пишу.

Бруснично-алой шали там больше не было, да ведь и времени прошло немало, но только теперь мы убедились в этом собственными глазами. В глубине души я была этим немного разочарована… Ведь если бы мы нашли эту шаль, пусть даже разорванную в клочья зверями в лесу, это послужило бы свидетельством того, что та, кого мы встретили в березовой роще, не была человеком во плоти и крови… Она была явившимся нам духом, ведь в этом случае мы судили бы наши обстоятельства по двум шалям — одной, принадлежавшей несчастной женщине, и другой, по-прежнему наброшенной на плечи Брусничницы. Поскольку об этом несчастье так и не сообщили в новостях, мы сошлись бы, пожалуй, во мнении, что водитель белого фургона позаботился о женщине с шалью. Но относительно ее состояния единства во мнениях у нас не было. То, что мы вновь встретились с ней в березовой роще, для тебя служило бы доказательством того, что ей достались при столкновении разве что незначительные увечья; для меня же прямо противоположного: она погибла от увечий, а ее появление там — было для нее появлением из иного мира! Ты полагал, что сразу же после падения она поднялась, а потом попросту уехала в белом фургоне. Ты твердо внушил себе, что ей нужно было снова спуститься с гор в Хемседаль, что у нее были какие-то дела с иностранным трейлером. Такое решение загадки вполне объясняло бы, почему мы ничего не слышали о несчастном случае на дороге. Я со своей стороны была абсолютно уверена в том, что женщина в алой шали либо получила тяжелые увечья, либо умерла, когда ее внесли в автофургон. Но уже через неделю после того, как мы сбили женщину с шалью, она была в нормальном состоянии. Хотя ты полагал, что она здесь, в нашем мире, а я — что она там, в мире ином.

Мы обсуждали и время происшествия. Если мы только слегка задели ее, зачем связывать ее с автофургоном, проехавшим через несколько минут? Это твои слова. Она всего лишь продолжила свой путь. Какой смысл водителю белого фургона сообщать полиции о том, что женщина средних лет идет по горному перевалу вдоль шоссе №52?

Я сказала: но мы ведь видели, что она словно испарилась. Даже если бы мы ее только сбили, она должна была, выйдя к людям, позвонить в полицию и сообщить, что ее едва не погубил красный «фольксваген» с лыжами на крыше.

Ты выслушал меня, ты держал руль увереннее, чем когда мы ехали по другой дороге, но покачал головой: значит, по той или иной причине она не хотела идти в полицию. Откуда мы знаем, чем она занималась там в ночное время? Обычно в такое время суток в горах прогулок не совершают… за много километров от ближайшего дома или селения! Само собой, можно перейти через горы и в ночное время, в это время года по-настоящему темно и холодно еще не бывает. Но все равно для этого должна быть причина: допустим, ты выполняешь какое-то поручение или спасаешься от чего-то бегством.

Я слушала. Теперь мы обсуждали твои доводы. Я спросила: от чего, например, спасаются бегством?

Несколько минут ты вел машину, не отвечая. Мы оба говорили в совершенно чуждой нам манере. Этане был разговор старых приятелей. Мы больше не шутили и не улыбались, хотя и были подчеркнуто предупредительны и желали друг другу всего самого лучшего! Но сделать это лучшее для другого были не в силах.

«От кого или от чего спасаются бегством?» — снова спросила я.

Ты ответил: от водителя трейлера. Что-то случилось, и ей пришлось бежать в горы. Возможно, здешняя местность ей хорошо известна. Чтобы пройти пешком этот горный перевал, не нужно обладать особой выносливостью: две долины на западе и востоке плотно примыкают друг к другу, плечом к плечу. Только Эльдреваттнет разделяет их между собой.

Ты посмотрел на меня так, словно просил помочь в своих рассуждениях. Ты сказал: откуда нам знать, не спасалась ли эта женщина после какого-то преступления? Например, после убийства человека, который много лет зверски обращался с ней и который лежал теперь мертвым в кабине иностранного трейлера. В таком случае, как известно, в полицию не идут.

Эта мысль так тебе понравилась, что мне пришлось прикрыть рот рукой, чтобы ты не заметил, как я улыбнулась. Но ты заметил мой жест и добавил: это она водитель трейлера. Когда мы проезжали мимо, в кабине трейлера никого не было. Мы увидели, как этот «водитель» женского рода удаляется через горный перевал всего через несколько минут после этого; было прохладно, она накинула на плечи шаль. Она отвернулась от нас, так как не хотела, чтобы ее запомнили и потом узнали, потому что договорилась с водителем белого фургона о встрече подальше от больших дорог — в глуши. У озера они должны были встретиться и передать что-то ценное. Допустим, пару килограммов белого порошка или несколько купюр, или — почему бы и нет — купюры в обмен на порошок. Или, наконец, они должны были встретить более серьезный груз, который им собирались сбросить с самолета? В таком случае полицию не отыскивают. После того как тебя столкнул автомобиль, тебя может обуять мысль о мести, а если ты просто идешь вдоль дороги и тебя заметили, не так уж важно, где через неделю окажется эта машина. Мы, стало быть, поехали к леднику, спрятались там, где нет дорожных сообщений, например для трейлера, а она явилась за нами, чтобы наказать. Чтобы сыграть с нами шутку. «Отменная шутка, — подчеркнул ты, — есть множество способов лишить жизни человека. Если ты из породы изобретательных, есть множество способов навлечь на кого-либо пожизненную кару».

Вспомни свое письмо о том человеке, который будто бы пытался заколдовать супружескую пару, чтобы заставить ее развестись.

После тех твоих слов я прекращаю скрывать, что меня забавляют твоя изобретательность и фантазия. Я коснулась рукой твоего бедра, вероятно, тебе это понравилось; кажется, это был последний раз, когда мы выказали физическую нежность друг к другу. Я сказала: «Очнись, Стейн! Если она не получила серьезных увечий, зачем ей понадобилось там, наверху, в холодную ночь срывать с плеч свою красную шаль?»

Вряд ли ты веришь во все эти теории… Ты и сам признался, что всего лишь старался мыслить рационально. Но ведь главное в Брусничнице — не только то, что она точь-в-точь похожа на женщину, которую мы сбили, но и то, как она появилась в роще, когда мы были возле наперстянки — этих красных колокольчиков. Они как-то особенно разрослись, от них веяло такой силой. А ее внезапное исчезновение! Я принялась истолковывать случившееся со спиритуалистической точки зрения — когда мы ехали домой через Гуль и Несбюен и дальше через Крёдерен, Сокне, Хёнефосс и Сёмгихёгде, теперь ты внимательно прислушивался к моим словам; и это не была просто любезность. По-моему, ты пребывал в замешательстве. Я ничего не сказала об увезенной мной книге и о том, что, пока ты спал, целое утро читала ее перед нашим отъездом. А то, что мы нашли эту книгу всего за несколько часов до встречи с Брусничницей, не кажется тебе странным?