– Ладно, Савва, не поминай нечистого всуе. Нужен ты мне по делу важному. Только тебе довериться могу. Садись к столу. Коли не доел, не допил, велю сейчас принести медов да закуски. Разговор у нас с тобой будет долгий и тайный.

– Ни мгновения для личной жизни, все – на алтарь отечества! – по-прежнему чуть капризно, с уверенностью старого друга, которому многое дозволено, ответствовал Савва, усаживаясь напротив князя.

– Начну я разговор наш с самого главного, – медленно, с расстановкой, как бы рассуждая вслух, произнес Александр. – А главным, как ты сам наверняка понимаешь, у великого князя сейчас может быть лишь одно: как Русь от ордынского ига избавить.

При этих словах князя Савва мгновенно посерьезнел, напрягся, лицо его утратило выражение благодушия и веселого лукавства. Сейчас он даже в роскошном купеческом одеянии стал походить на грозного умелого воина, прошедшего через десятки кровавых битв и труднейших походов, кем, собственно, и был на самом деле.

– Хвала Господу, что довелось мне наконец услышать от тебя слова эти, Александр Ярославович, – сказал он хриплым, чуть дрогнувшим от волнения голосом. – А то уж болтают кругом невесть что. Мол, когда ты в Орду ездил, за ярлыком на великое княжество, опоили тебя колдуны ханские, волю да доблесть отняли, подчинили на веки вечные: Ведь били мы с тобой и шведов на Неве, и немцев на Чудском озере. Пора уж и ханам мечей наших отведать! – Последние слова он почти выкрикнул, сжав кулаки так, что побелели костяшки пальцев.

– Сия болтовня досужая о том, что я душой и телом Орде принадлежу да Русь за ярлык великокняжеский продал, мне ведома, – спокойно ответил князь. – Только забывают клеветники мои почему-то, что за покорность мою мнимую земли русские вот уж сколько лет от набегов ордынских избавлены! И ни разу дружина русская в походах ханских не участвовала. А ведь ханы от всех народов покоренных вспомогательного войска требуют, и те за поработителей своих еще и головы кладут, другие страны разоряя во славу ханской алчности да ненасытности. А ежели клеветники эти, меня в предательстве ханам укоряющие, такие смелые да отважные, что ж они сами против Орды не выступят? Да только с кем: во всей Руси, кроме земель новгородских, лишь один из десяти в живых остался:

Савва вскочил со скамьи, вытянулся по-военному:

– Прости, великий князь, ежели что худое про тебя сказал али подумал! Душа ведь болит за тебя да за Русь-матушку!

Князь также поднялся со своего места, ласково положил руку Савве на плечо:

– Ничего, друг, привык я уже к упрекам этим, прямым или подспудным. Может, это и к лучшему, если даже мои соратники ближайшие в моей преданности Руси да ненависти к ханам сомневаются. Значит, уж в Орде-то мне тем более поверят. Так что садись поудобнее да слушай далее. И возражай, коль с чем не согласен будешь: не похвалы мне твои нужны, а замечания дельные.

Александр прошелся по тесной горнице, встал возле оконца, помолчал, затем вновь заговорил, обращаясь к своему верному дружиннику, сидящему сейчас перед ним, а может быть – и ко всем людям русским, мечтавшим сбросить ордынское иго:

– Я, как человек государственный и военный, не болтать привык, а действовать. И вопрос передо мной стоит не о том, избавлять Русь от ига или не избавлять, а о том, как это сделать, где, когда и какими силами. Сам знаешь, один лишь порыв героический для сокрушения рати противника недостаточен, да и мало одну рать истребить, надобно еще всю войну выиграть! Самое главное – с чего начать и чем закончить приготовления к решительным битвам следует. Понятно, что войско собрать необходимо. Но какое войско? Какой численности, с каким вооружением? Из кого? На какие средства? Ведь недавно совсем дружины русские, полнокровные и всем обеспеченные, выходили навстречу ханским полчищам, но были разгромлены. И выходит, что сейчас, на Руси разграбленной и обезлюдевшей, мы должны собрать войско намного лучшее: Так чем же дружины прежние были плохи все-таки, почему полегли все как один, со славой, но без победы? – Александр вновь присел к столу напротив своего дружинника, взглянул на него вопросительно.

– Да нет же, князь, – ответил Савва слегка озадаченно. – Дружины наши были отменные. Знавал я, как и ты, многих витязей и киевских, и владимирских, не говоря уж о рязанских да суздальских. Просто, по моему разумению, враг превзошел нас численностью. Ведь налетело их тьма-тьмущая, то есть сотни тысяч. А князья русские выступили порознь.

– Может быть, и правда это, что числом своим нас орды опрокинули. По крайней мере, все так и думают. Но ты же, Савва, как никто другой знаешь, что превосходство численное неприятельское мастерством воинским на нет сводится. Мы же отроков наших в дружинах один против пяти сражаться учим. И преуспевают многие. Шведов мы с тобой били малой дружиною, их и было раз в пять больше тогда. Так что многочисленность пятикратная еще дела не решает. Вспомни к тому же, что в крепостях, за стенами городскими, наши войска оборонялись. А при крепостном бое, знаешь ведь, каково соотношение сил обороняющихся и нападающих должно быть? То-то же: один к трем. Так вот и получается, что превосходство численное ордынское вовсе и не таким уж подавляющим было.

– А ведь прав ты, князь! – с удивлением ответствовал Савва. – Я как-то об этом и не задумывался. Вроде бы и так все ясно было.

Он озадаченно почесал в затылке, но затем продолжил:

– Тогда другое объяснение следует. У ордынцев тактика боя и в поле, и при осаде более успешной и для нас неожиданной и непривычной оказалась!

– Молодец, Савва, – похвалил князь. – Слово немецкое правильно выучил и к месту произнес!

– Ну, так ведь небось не только лаптем щи хлебаем, искусство воинское и свое совершенствуем, и чужую науку изучать не чураемся! – с законной гордостью ответствовал дружинник.

– Вижу, что правильно я именно тебя для предстоящего дела выбрал, – сказал Александр. – Ну, да об этом мы после поговорим: А насчет тактики ханской я с тобой согласен полностью. Очень искусно используют они в поле свою легкую конницу против наших дружин с тяжелым вооружением. Впрочем, для нас тут особой новости нет: мы ведь тоже клин немецких рыцарей на Чудском озере не в лоб, а маневром фланговым да вооружением более легким одолели. А вот с ордынцами пока справиться не можем. Стало быть, не все еще в их тактике нам ведомо, не можем пока ответ достойный найти.

– Может быть, не зря они непобедимыми себя мнят? – с явственным сомнением в голосе произнес Савва. – Говорят ведь в народе, что, мол, плетью обуха не перешибешь.

– Плетью обух перешибать не надо, плетью надо по глазам хлестать! – неожиданно резко, со злостью, ответил князь. Затем прежним спокойным и рассудительным тоном продолжил: – Да нет, Савва, и Орду можно бить. Вспомни-ка, как войско Батыево, которое за несколько дней и Рязань, и Владимир взяло, под крошечным Козельском семь недель топталось! Знавал ведь я воеводу тамошнего, жаль, что не близко. Он не столько крепостью мышц и удалью бесшабашной славился, сколько вдумчивостью да начитанностью, знаниями обширными по истории воинской, древней и нынешней. Наверняка он какое-то важное и для врага неожиданное тактическое решение нашел, слабое место их разгадал и по нему бил искусно.

– Да, защитники Козельска своим мужеством и стойкостью во веки веков прославились! – сурово и торжественно произнес Савва.

– Так ведь владимирцам и рязанцам тоже мужества и решимости биться не на живот, а на смерть не занимать было! И рвы, и стены в этих городах, не в пример козельским, мощнее несравненно, и ратников у них было во сто крат больше. А теперь представь, что бы было, если бы большие города ту же тактику обороны, кою воевода козельский открыл, применили? Вообще бы ханам победы не видать! Знать бы, что же такое он придумал! – Князь произнес последние слова с отчаянием, пристукнул в досаде кулаком по столу. – Да спросить теперь не у кого: живым из города ни единый человек не вышел!

Савва только молча развел руками, кивнул согласно. Он в который раз восхитился остротой мышления Александра, видевшего с неожиданной стороны и объяснявшего более глубоко и точно те вещи и события, о которых, казалось бы, всем все было уже давно известно.