Покрутив кольцо в пальцах и надев обратно, с тяжелым вздохом сползла с кровати и потопала налаживать свою разбитую на мелкие осколки жизнь. А что мне еще оставалось делать, как не стараться забыть приключения и научиться жить без Кондрада? Жевать розовые сопли я никогда не любила и другим не советовала. Да, случилось. Да, больно. Тоскливо. Но жизнь продолжалась, и я не единственная девушка, потерявшая любимого человека. Если другие выживают после такого, то и мне это по силам. К тому же Кондрад, слава богу, не умер. А что не со мной… много хотеть вредно. Главное, пусть живет.

Потянулись тоскливые дни летних каникул. Не спасали даже книги и любимые тренировки. Я постоянно пребывала в мыслях о том мире и Кондраде, который мне больше не снился. Часто вспоминала и прокручивала в памяти все наши общие мгновения. Вспоминала, понимая, что так дальше нельзя. Нужно прекратить сводящее с ума наваждение, оборвать безумную тягу к несбыточному. Тем не менее удавалось мне это из рук вон плохо. В голове глубоко засел его образ, и как я ни старалась от него избавиться, ничего не получалось. Блин, прямо Пенелопа в ожидании. Вспомнилась смешная песенка из старого кинофильма «Ангел в тюбетейке»:

Ага, вот и я батрачила на даче, мысленно роняя слезы. Моя нелепая придурь вызывала недоуменные взгляды родителей и насмешливое подтрунивание братьев, когда я щеголяла в длинной футболке с рукавами и шортах при одуряющей жаре. Увы, раздеться до купальника при них я не могла, пришлось бы родичам на полном серьезе объяснять, откуда взялись шрамы. Вот и парилась в одежде, отказываясь от походов на пляж и купания.

Все мои благие намерения о начале новой жизни пошли прахом и отправили меня прямиком в личный ад, где я благополучно и пребывала. Скоро с меня там начнут квартплату требовать за постой. Самое отвратительное, поделиться мне было не с кем. Такое положение дел продолжалось до тех пор, пока однажды, примерно месяц спустя после моего возвращения, ко мне в комнату не ввалилась мама, сжимая в руке половник. Сдвинув брови, она сказала:

— Илона, нам нужно поговорить. Мне кажется, у тебя серьезные проблемы, которые ты от меня скрываешь.

— Мам, ты о чем? — попыталась я отвертеться от разговора и тут же слегка получила половником по макушке.

— Например, о твоем кольце, которое ты носишь не снимая и на которое постоянно пялишься, когда думаешь, что тебя никто не видит. И не вздумай мне врать, Илона Гавриловна Острожникова, что это дешевая безделушка! Не забывай, я искусствовед и прекрасно знаю, что стоимость подобной «безделушки» исчисляется сотнями тысяч евро. Так что давай выкладывай, откуда у тебя такая дорогая вещь и во что на этот раз ты нас втравила!

— Мам, если я скажу правду, ты не поверишь, — промямлила я и подняла на нее несчастные глаза.

— А ты попробуй, — парировала она и уставилась на меня в ожидании рассказа.

Пожевав в раздумье губу и решив «была — не была», я рассказала все как было и продемонстрировала полученные шрамы, тут же детально осмотренные и ощупанные. Маму сильно взволновали полученные увечья, и она не медленно вознамерилась тащить меня в лазарет, чтобы посмотрел опытный врач. Мало ли какие могут быть последствия глубоких и опасных ранений! Мои уговоры, что все в порядке и ничего не болит, действовали плохо, и мама заявила:

— Прекрати меня успокаивать! У моего ребенка два сквозных ранения, и я желаю знать, чем они могут грозить тебе в будущем!

— Мама! — попыталась прервать я ее. — Это все, что тебя волнует? А то, что я замуж вышла и в другом мире побывала, и муж черт знает где, это как?

— Да, пока это все, что меня волнует, — спокойно ответила мама и разъяснила мне свою точку зрения: — Замуж ты бы раньше или позже все равно вышла, а вот зятю я бы с превеликим удовольствием уши надрала!

— Зачем? — обалдела я.

— Затем, что плохо за тобой смотрел и допустил подобное. Вот ведь мужики какие, постоянно думают не о том и пропускают самое важное!

Я слушала маму и не могла поверить своим ушам. На всякий случай все же решилась осторожно поинтересоваться:

— Ты мне веришь?

Мама внимательно на меня посмотрела и, пожав плечами, ответила:

— А не надо? Ты мне никогда не лгала, и у меня нет поводов тебе не доверять, да и еще при такой куче вещественных доказательств. И вообще, говорю тебе как историк… чего только не бывает на свете! Ты, главное, папе и братьям пока ничего не рассказывай, не стоит их волновать попусту.

От всего происходящего у меня начался ступор, и я чуть заикаться не начала:

— Что значит «попусту»?

— То и значит! Вот появится твой Кондрад, тогда и расскажем.

— Мам, ты издеваешься? Как он здесь появится?

Мама пожала плечами и сообщила:

— Если настоящий мужчина, то появится. А если нет, то и жалеть не о чем.

— Ик… ты еще скажи, что настоящий мужчина должен вырастить сына, посадить дерево и построить дом.

— И что в этом неправильного? — ехидно посмотрела на меня мама и добила: — Хотя, зная твой характер, ты этот дом развалишь по кирпичику, дерево обязательно спилишь, чтоб горизонт не загораживало, и назло всем принципам осчастливишь его дочерью.

— Ну ма-а-а-м!

— Что «ма-а-а-м», — передразнила она меня. — Кто в первом классе наловил лягушек и выпустил их гулять на уроке чтения? Не ты? Или, может, не ты взорвала кабинет химии, пытаясь получить динамит? Или не ты механизировала скелет и довела бедную учительницу до сердечного приступа, когда он попытался поцеловать ей руку? А кто спер первомайские лозунги и, сшив из них парашют, спустил кошку со школьной крыши? Несчастное животное орало дурниной, пока летело к земле под надписью «Свободу трудящимся всех стран!». Скажешь, тоже не ты?

Ответить на это мне было нечего, и я стыдливо промолчала, вспоминая про себя все пакости, о которых мама еще не знала. Или знала, но промолчала, перечислив самые запомнившиеся. Пока я пребывала в задумчивости, мама подсела поближе, обняла меня и сказала:

— Все будет хорошо, доченька. Твое от тебя никуда не денется. Судьба и на печке найдет.

— Хотелось бы на это надеяться, — призналась я, обнимая ее в ответ, и, вдруг вспомнив, поинтересовалась: — Мам, а как ты думаешь, почему он… ну… никак не соглашался…

Мама отстранила меня и, глядя в глаза, прямо спросила:

— Почему он с тобой не переспал?

Да, наша мама не умеет выражаться экивоками и называет все своими именами. Покраснев, кивнула и замерла в ожидании ответа. Мама подумала и выдала:

— Точно сказать не могу, не знаю всех предпосылок, но думаю, немаловажную роль здесь сыграло то, что невеста должна идти под венец непорочной. Могла бы и сама догадаться.

Меня охватил панический ужас:

— Ты хочешь сказать, что он думал, что я девственница?

— Где-то так, — подтвердила мама, и мне стало не по себе. Подумав, я категорически отказалась: — На гименопластику не пойду! Или пускай берет, какая есть, или ну его на фиг! И вообще, может, он никогда не появится, а я тут мучайся!

— Уже взял, — спокойно заметила мама.

С таким справедливым замечанием я не могла не согласиться. И дальше мы уже обсуждали, как мне жить и что сказать папе и братьям, если они спросят о происхождении шрамов, хотя мама авторитетно утверждала, что они даже не заметят. И замечу, как всегда оказалась права.

Жизнь шла своим чередом, время летело быстро. Наступила осень, начались занятия в институте. От Кондрада не было ни слуху ни духу, и я старалась о нем думать поменьше, заполняя свой день разнообразными занятиями. Вечерами от усталости я валилась с ног, с трудом доползая до подушки.

Наступил ноябрь. Я отпраздновала свое девятнадцатилетние.