В Смоленск Параскева Брячиславна въезжала в открытых санях. Собравшиеся на её пути следования смоляне громко и восторженно кричали. В то время как сани проносились мимо стоящих вдоль обочины дороги празднично разодетых горожан, те на краткий миг замолкали, чтобы поклониться новой смоленской княгини, а затем опять, как ни в чём не бывало, продолжали от души веселиться. Веселиться до той поры, покуда не замечали ехавшего чуть в отдалении своего государя. Тут уж смоляне, все как один, бухались на колени, хотя и могли по статусу (вольные люди как — никак) от этого воздержаться, и истово осеняли меня крестами, причитая при этом «слава Богу, Владимир вернулся!»

Для охраны и эскорта столь ценного «живого груза», каковым являлась Параскева, выделил три десятка ратьеров. Сам же я, отстав от княгини на три сотни метров, передвигался верхом на коне вместе с сотней Малытя. Позади шёл сборный пеший батальон из наиболее отличившихся бойцов. Остальные войска были оставлены по пути следования в Гнёздове.

Маршрут «свадебного кортежа» я согласовал со смоленскими старшинами ещё в Каспле — именно там, в знак великого почёта и уважения, меня встретила первая торжественная процессия, состоящая из смолян и жителей окружных городков (Жидчичи, Каспли, Лоденец). Что поделать, если горожанам свою новую княгиню захотелось отдельно от меня поприветствовать

— Ей здравницы кричать будем, а на тебя, государь, молиться! — решительным, не терпящим возражения тоном, то ли в серьёз, то ли в шутку, заявил смоленский наместник Перемога. — Эти два разных дела совместить вместе никак не можно!

Выслушав такие «веские» аргументы, мне ничего не оставалось, кроме как дать себя уговорить. В таких малостях грех не идти на поводу у своих подданных. Зато в случае разногласий в более важных делах будет лишний раз, чем козырнуть. Дескать, я вам даже в таком «важном» деле, как порядок въезда в город княгини на уступки пошёл, а вы мне в такой «чепухе» как порядок исчисления налогов не идёте навстречу! А что ещё остаётся ожидать моим доверчивым и наивным подданным от прожжённого циника из будущего?

При въезде в Смоленск, не знаю как остальные, но лично я был поражён царящему здесь оживлению. К нашему приезду горожане успели как следует подготовиться и устроить поистине царскую встречу. Улицы были запружены толпами голосящего народа, от которого слышались нескончаемые здравницы в мою скромную честь. Центральная улица — «Большая дорога», по которой мы передвигались, была увешана красными полотнами с жёлтыми кругом и крестом, что, по всей видимости, несколько упрощённо символизировало флаг, который использовался в армии. Эти странные полотна свешивались прямо из верхних окон и чердаков домов, буквально по всей длине улицы. У церквей стояли монахи с иконами и приветствовали нас дымом ладана и церковными «песнопениями». При всём при этом звонари били во все колокола, усиливая и без того оглушительную какофонию. На улице царил всеобщий праздник.

Нарезав круги по городу, отстояв торжественный молебен в Успенском соборе, мы отправились в перестроенный за лето Свирский дворец. Авдий постарался на славу, бывшую деревянную резиденцию Изяслава Мстиславича я не узнавал, теперь здесь господствовали кирпич и черепица. В Свирском дворце мы с Параскевой и зажили, хотя моему сердцу милее был Ильинский детинец. Но вряд ли княгиня сможет нормально жить среди стука молотов и дыма труб, работающих круглосуточно на «СМЗ», и днём и ночью. А вообще я решил как — нибудь устроить экскурсию по «СМЗ» своей молодой жене, должна же смоленская княгиня знать, чем живёт и дышит её законный венчанный супруг.

В облицованном кирпичом княжеском тереме резко прибавилось дворни, многочисленная челядь княгини плотно оккупировала выделенные Параскеве комнаты.

Думцы, многочисленные бояре — компаньоны, чиновники и прочие просители стали слетаться в мою резиденцию целыми стаями, словно перелётные птицы. Бояре на совете теперь и пикнуть не смеют, сидят молча и трепетно заглядывают в мой рот. К старым знакомым добавилось много новых людей, преданно поедающие меня глазами и спешащие исполнить любое порученное им дело. А дел хватало на всех! За время моих недавних «странствий» было написано много новых законов и указов, а также немало дополнений к уже существующим. Вот теперь — то их и предстояло, во — первых обнародовать, а самое главное реализовать на практике.

Младшая дружина была реформировано ещё в мае. Конные «гридни», «отроки», «детские» успешно переквалифицировались в ратьеров, телохранителей, а также усилили командный состав в пехотных подразделениях.

Ратьеры из княжеского терема были переселены в места дислокации учебных казарм, где тренировались пехотные новобранцы. Больше сотни ратьеров, отрядами по десять человек были направлены в новые формирующиеся полки.

Материально — правовое положение ратьеров существенно улучшилось. Каждый из них был поставлен на особое пожизненное довольствие, включающее в себя ежеквартальные выплаты в натуральном (продукты питания, непродовольственные товары) и денежном выражении. В случае военного похода ратьеры могли также рассчитывать на часть трофеев добытых в бою у неприятеля. Ратьеры не были на постоянной основе приписаны к казармам. Они имели право на земельные участки, дома в городе, а также могли в свободное от службы время заниматься торгово — хозяйственной деятельностью (тренировки проводились вахтовым методом, длительность их зависела от времени года и приказа главнокомандующего). Ратьеры у меня превращались, по своему статусу, в некий аналог стрельцов Московского государства. Довольствие десятника было вдвое, довольствие сотника — в десять, а тысяцкого — в пятьдесят раз выше довольствия рядового ратьера. Аналогичный ратьерам социально — правовой статус приобрели ротные пехотинцев, а также взводные, но в сильно усечённом виде.

По обновлённому Уставу к каждому пехотному полку придавался сотенный отряд ратьеров. Количество пехотных полков к весне будущего года должно вырасти с трёх до четырнадцати. Соответственно по штатному расписанию этим полкам в совокупности требовалось тысяча четыреста всадников, плюс моя личная сотня конных телохранителей, итого полторы тысячи.

Проблему с увеличением численности ратьеров я был намерен решать двумя способами. Во — первых, на законодательном уровне ограничить максимальную численность боярских отрядов, установив его в десять человек. А всех, кто в этот лимит не попадёт, стоило попытаться заманить в кавалерию, тем более служба там, после внесённых мною изменений, стала весьма привлекательной.

Сложнее было ввести лимит по численности в отношении купцов и торговых гостей. Для охраны некоторых торговых караванов требовались военизированные отряды во многие десятки человек. Но и здесь выход был найден, проблема решалась путём организации в крупнейших городах княжества филиалов «Государственного охранного предприятия». Контрольный пакет акций я был намерен оставить в своём кармане, а 49 % раздать заинтересованным лицам из числа торговых гостей и купцов. Теперь за пределами княжества корабельные и сухопутные караваны будут находиться под надёжной охраной «гопников».

Во — вторых, возвращаясь к ратьерам, резкое увеличение их численности, просто автоматически диктовала потребность верстать в новые войска простолюдинов. Обучение их мастерству копейного удара и особенно умению лучника займёт непозволительно много времени. А этой неосуществлённой субстанцией разжиться в достатке у меня никак не получается! В этой связи на полигонах стали отрабатываться новые тактические схемы, где основной постулат ведения боя звучал — «сначала стреляй, потом руби!». Перевооружённая огнестрельным оружием конница должна была превратиться в хорошо обученную, дисциплинированную кавалерию, способную повиноваться приказам своего командира и совершать сложные маневры на поле боя. Моя конница полностью отказывалась от «шока» (копейного удара) в пользу подвижности, совмещенной с огневой мощью. Копьё и лук каждому ратьеру заменили на четыре пистолета с колесцовым замком и шпагой.