Он повернулся и твердым шагом направился к выходу из Овального кабинета. За спиной раздались слова Маковски:

– Значит, пришел конец твоей карьере, идиот.

Серилья взялся за ручку и на мгновение оглянулся.

– Я тебя еще не отпускал! – рявкнул новоиспеченный президент. – Назад!

Серилья засмеялся, вышел и хлопнул дверью.

Дэвид медленно спускался по лестнице, с усилием передвигая ноги в туфлях, которые, однако, были легкими и, видимо, дорогими. Одежда тоже оказалась удобной и выглядела недешевой.

Таким же был и дом, в который он попал. Вдоль коридора и лестницы тянулась толстая и мягкая ковровая дорожка, расшитая восточными узорами, а на лестничной площадке лежал такой же ковер ручной работы. В углу стояла высокая ваза тончайшего фарфора с цветами. Огромная люстра, свисающая с потолка в холле, в который выходил коридор, была явно из натурального хрусталя.

Он преодолел еще несколько ступенек и остановился, чтобы немного передохнуть.

– Холден! Вы меня удивляете. Я и не думал, что вы сможете подняться сегодня…

Дэвид повернулся в ту сторону, откуда неожиданно послышался голос, говорящий по-английски с небольшим испанским акцентом, словно в каком-нибудь старом кинофильме. Его владелец оказался невысоким худым человеком, чуть толще сигары, которая торчала изо рта незнакомца.

Он вышел из дверей комнаты, похожей на библиотеку, и быстро приблизился к Холдену, не переставая улыбаться.

– Отлично! Обопритесь на меня. Вас еще шатает.

– Живот очень болит, – выговорил Холден. И это было правдой.

– Понимаю, понимаю, – закивал тот. – После всего, что вам довелось пережить, вы должны благодарить только свою железную волю и физическую выносливость за то, что оклемались так быстро. – Он вынул сигару изо рта. – Позвольте представиться, я – Хуан Эмилиано Ортега де Васкес. Можете называть меня любым из этих имен.

И он усмехнулся.

– Где я? – пристально взглянул на него Дэвид. – И что это все значит, черт побери?

– Давайте удалимся в библиотеку, я угощу вас кофе, и мы обо всем поговорим, – ворковал Ортега, поддерживая его под руку. – Я хочу, чтобы вам понравилось пребывание у нас.

– Не надо тратить зря время…

– Por favor[2] ! – перебил его тот. – Выслушайте меня, сеньор.

Холден чувствовал себя чересчур уставшим, чтобы продолжать спор.

Они вошли в библиотеку, и он осмотрелся по сторонам. Стены, высотой футов в двенадцать, были уставлены от пола до потолка книгами в роскошных кожаных переплетах. В центре просторного помещения, находился широкий письменный стол, обшитый спереди и по бокам кожей. За ним поток солнечного света врывался в высокие окна с распахнутыми тяжелыми шторами золотистого цвета.

Напротив стола стояло кресло из светлой кожи, к которому Ортега и подвел Дэвида. Тот опустился на мягкие подушки, но болевые спазмы в животе не отпускали.

– Если хотите, сеньор, я могу вам дать обезболивающие таблетки.

Холден взглянул на радушного хозяина – или кем там он был – и облизал пересохшие губы.

– Нет, спасибо, не надо.

Ортега улыбнулся и уселся за столом на стул с высокой резной спинкой.

– Давайте сразу поговорим о деле. Вы знаете, где сейчас находитесь?

– Где-то к югу от экватора, возможно, в Латинской Америке. Судя по вашему испанскому, а не португальскому акценту, – явно не в Бразилии. Принимая во внимание политические симпатии ваших друзей, число стран уменьшается.

– Bueno[3] ! – засмеялся Ортега и захлопал в ладоши. – Больше вам пока и не надо знать. А как вы угадали, что находитесь к югу от экватора?

– По воде в ванной. Она закручивается не в ту сторону, как у меня дома.

– Вот это да! – Ортега был по настоящему удивлен. – Вы чрезвычайно сообразительны, сеньор. Ну что же, потому мы и вывезли вас из Штатов, вырвав из рядов «Патриотов», что вы ценны для нас. Но не забывайте и сами о себе. Скажите мне, что вы предпочитаете – чистую постель, заботливый уход, свободу гулять, где заблагорассудится, или процедуры, с которыми вас познакомил товарищ Борзой?

Холден достал из кармана пачку сигарет, зажигалку и закурил.

– Глупый вопрос и глупые обещания. Я не свободен здесь. Разве мне разрешат выйти из дома и гулять, например, в саду?

– Конечно, сеньор, как только вы почувствуете себя лучше.

– И можно будет выходить за забор?

Ортега усмехнулся и экспансивно замахал рукой.

– Пока – нет. Ваш мир будет здесь, внутри. Но, уверяю вас, этот мир – очень приятный, вы сами скоро убедитесь в этом.

– Ладно, посмотрим. Что вы от меня хотите?

– Сначала – чтобы вы поправились. Затем я хочу, чтобы вы откровенно рассказали мне все, что знаете о «Патриотах», – имена, адреса и остальное. О Федеральном Бюро Расследований и о его директоре, Рудольфе Серилье. О всем том, что может представлять ценность для меня и других товарищей. После этого у вас будет выбор – мы предлагаем вам остаться почетным пленником до того времени, пока «Фронт» не одержит окончательную победу и не придет к власти в США, после чего вы получите полную свободу. Более того, вы можете помочь нам быстрее победить, если согласитесь выступать в телепрограммах для народа Америки и рассказывать им правду об эксплуататорах. Если же вы будете упрямиться и не захотите сотрудничать с нами, то в этом случае никакого выбора у вас не будет…

В первый раз в его благодушном голосе прозвучали угрожающие нотки.

– Можно пару вопросов? – спросил Дэвид.

– Пожалуйста, – снова заулыбался тот.

– Скажите мне, если я попал в банду самодовольных товарищей, которые руководят «Фронтом», то как так получилось, что я сейчас не на Кубе? И еще – если Борзой командует всеми террористами Америки, то кто командует им самим?

Ортега ничего не ответил.

После кофе, который оказался чрезвычайно крепким и вкусным, Холден ушел в свою комнату, отказавшись от помощи Ортеги. Он открыл дверь и замер на пороге.

В комнате находилась очень красивая девушка, типичная латиноамериканка. Ее густые черные волосы тяжелыми волнами опускались на голые плечи, стройную фигурку плотно облегали белая открытая блузка и цветастая юбка. Она сидела на кровати Дэвида, которую, видимо, только что заправила.