Фрукты тоже давали, но, как заверил меня Пирогов, только после тщательной помывки, и без фанатизма в плане количества. А вот в плане соблюдения гигиены и санитарии Николай Иванович выступал роли великого Инквизитора, его и называли остряки «наш Парацельс Торквемадович», и карал всех и вся за не соблюдения чистоты. Так, что хлорки и более приятного для солдатского нюха спиртового раствора не жалели. Ни для операционных, палат, пищеблоков, коридоров, полов, стен, отхожих мест. А 5-ти процентный раствор йода на воде и спирту, в военно-полевую хирургию вошёл конечно как триумфатор!

Протобанно-прачечные комплекс в Севастополе, Бахчисарае, Симферополе и других местах, мыли солдат, раненых, больных, стирали, прожигали их форму, больничное бельё. Да, да, в медсанбатах и госпиталях стало появляться постельное бельё, одеяла, пижама, подушки и кровати, а не шинели, грязная форма, солома, лежанки и пропитанные кровью, потом, гноем и вшами форма раненых. Хлопка пока нет своего, но, льна, бязи, поскони, дофига и больше. Поэтому легкая промышленность империи и тысячи и тысячи надомников были загружены заказами на постельное бельё, одеяла, пижаму, шлепанцы и лапти. Ткали, шли, плели.

Из неприятного был обычный набор, воровство, гешефты, халатность, нерасторопность, нежелание делать то, что обязан делать хотя бы нормально, нехватка подготовленных кадров. Для борьбы с набором я сделал себе памятки, и подписал ряд поданных Пироговых бумаг, со своими визами в духе «Исполнить немедленно!», «Провести расследование», по кадрам сказал, что скоро прибудет подмога из Керчи, где новички опыт уже приобрели. И ещё из России и заграницы. Звали работать врачей со всей Европы, платить им будут немало, но, это окупиться спасёнными жизнями, неутраченными конечностями и здоровьём, и участь сами, иностранцы и наших врачей, медиков разного уровня научат. После войны будут предлагать по контракту работать, с упором на обучение.

Ещё перед поездкой в Керчь, я вспомнил, как в первую весну в блокадном Ленинграде стали сеять и выращивать всё, что можно будет съесть летом и запасти на зиму. Вот пусть вместо табака садят овощи, зерновые. Под них даже можно и целину вспахать. Лето долгое здесь успеет вызреть. Всё легче будет к осени со жратвой. И про лечебную грязь из Евпатории, тоже вспомнил. Саки. Трудно не запомнить. Брат оттуда привёз грязь, перед попаданием в девятнадцатый век дома её бутыль был. Думаю и она для лечения раненых пригодиться. Заодно и исследуют её свойства для будущих дел.

В общем, Пирогов со свойственной ему энергией и напору, имея теперь звание генерала и должность замкомандарма Крымской армии, мой «вездеход», вполне успешно пробивал и крушил ранее непробиваемые и несокрушимые бюрократические и коррупционные засеки и форты снабженцев. Нанося им существенные потери и в личном составе, по его рапортам и раскрытой цепочке уже целый взвод тыловиков в эполетах был арестован и находился под следствием. Здесь он как истинный хирург, резал и убирал всё лишнее, что мешало ему двигаться к цели. Наладить медпомощь раненым и больным на всех уровнях от поля боя до доставки в госпиталь, и спасти как можно больше человеческих жизней. Вот эта цель. Это он делал по моей просьбе, и конечно в первую очередь как врач и православный христианин.

Н. И. Пирогов «Дневник старого врача». 12 июня.

«После того, как государь выслушал мой доклад о состоянии дел по медицинской части в Крымской армии и Севастополе, он задал мне несколько уточняющих вопросов. Просмотрел поданные мною на высочайшее утверждение бумаги, и быстро подписал их. После этого он, ходя по комнате и внимательно смотря на меня, остановившись, спросил:

— Николай Иванович, вы, помните мою записку к вам?

— Конечно, Ваше императорское величество. Это была просьба настоящего человека и государя, — ответил я. Император молча кивнул в ответ, и продолжил.

— После войны, я хочу создать новое министерство. Министерство здравоохранения. России пора переставать жить в средневековье. Голод, эпидемии, смертность населения, детская смертность, этого в России сейчас недопустимо много! А люди, это главное богатство страны, империи! И терять это богатство, я как император России категорически не намерен!

— И, вы, Николай Иванович, должны мне в этом помочь, и тоже взяться за это дело. Поэтому я вам предлагаю создать и возглавить министерство здравоохранения. Чтоб вы могли выполнить мою просьбу не только в масштабах войны, а России в целом. Это наш долг с вами! Поэтому, несмотря на занятость, я вас прошу, начинать думать о целях, задачах, структуре министерства, сети медучреждений по всей России, медицинских изданиях. Людях, которых вы призовёте в свои соратники. Денег, как у военного ведомства, конечно, не обещаю, но, и жадничать не буду. Дело крайне важное и необходимое. Но, сейчас на первом месте всё же должна быть война. Уменьшение потерь от ранений и болезней.

Что на это я мог сказать? Несомненно только: «Да!!!» Ведь мне предлагали то, о чём я и не мог думать в своих самых высоких мечтах. И дело было даже не в посте министра, а в возможностях провести изменения в пределах всей России. И мне было понятно, что я сразу много чего не смогу изменить в лучшую сторону, но, я должен был начать. А продолжат уже другие. И меня вновь и вновь после этого разговора с государем посещала мысль об уповании на Промысел. Ведь того, чего я желал в душе и в своих мыслях, было мне дано волей Божьей, через нашего государя».

После Пирогова я пообщался с братьями, Николаем и Михаилом. Моими глазами и ушами в Крыму. Я их просил писать обо всём и всех. Что не нравиться, кто, что, как делает. Так же они были моим лобби на месте, пока «до царя было далеко». Они если надо продавливали мои решения или помогали это делать, оказывали поддержку Барятинскому, Пирогову.

Меньшиков из Крыма уехал, но, но, его дух и люди то остались, поэтому началась чистка армии. А там, особенно в штабах, интендантствах возвели такие фортификационные сооружения, что, даже калибра Барятинского не всегда хватало, чтоб с первого раза выбить оттуда засевших вояк. Поэтому ему на подмогу шли великие князья, и бывало через ор и чуть ли не за шиворот выкидывали из кабинетов наследие Меньшикова и Николая Первого.

Стали братья, великие князья с моей подачи «чистильщиками», утилизаторами уже выступали комиссии по борьбе со злоупотреблениями. Они вкусившие кровь и имеющие высочайшую поддержку в моем лице пока через братьев, начали с марта как всеядные, свирепые вепри пожирать всех и вся, в смысле званий, чинов, родства.

И вот эти двое из ларца, похожие на лица, после приветствий, объятий, сидели со мной за столом и рассказывали о себе, делах в Крыму, Севастополе, отвечали на мои вопросы, я отвечал на их. О смерти их отца Николая, о матери, семье, делах семейных и вообще. Выпили, перекрестились на иконы, помянули ушедшего императора и отца. И за разговором, одновременно уже вблизи рассматривали друг друга. И я, чтоб не отвечать на не очень удобные для меня вопросы спросил их сам:

— Что, братья, изменился я?

— Да, — кратко ответил Николай.

— Ты, Александр, вроде и ты, но, другой, — сказал Михаил.

— Так и вы стали другими. Возмужали, поумнели. Видно, что из юношей превращаетесь в молодых людей, из столичных, в настоящих боевых офицеров. Так, и я, из наследника в императора, — сказал я. Моя похвала им понравилась. Я продолжил:

— Война и власть требует изменений. Прежде всего, себя. Мы, Романовы, уже не можем быть, кем были до войны. Не я сам, не вы, мои братья. Сейчас во время войны и после неё России нужны будут новые Романовы. Которые, вновь поведут её вперед, и сделают, так, чтоб, подобного как в данный момент более не повторялось в истории России. Я, и вы, должны исправить положение дел, и заложить основу для будущего. Иначе династия имеет все шансы потерять Россию и себя уже через два-три поколения. И, я, уверен, что вы станете для меня в этом деле, первой и верной опорой. И для вверенной нам Богом и историей, России. Об этом и отец говорил со мной в свои последние минуты. И просил передать вам.