Выйдя через пару минут из окуения, со зла открыв пинком дверь в приёмную, и стоя в ночнушке, я взревёл: «Свет!!! Быстро!!!» Дежурные адъютанты с встревоженными лицами быстрее быстро зажгли лампы Дэви с отражателями и понесли их по моему знаку рукой в кабинет. «О керосиновой лампе не забыл. А о… стали! Забыл! У-у-у!!!», продолжал я себя крыть. Сел, и начал писать и рисовать всё, что знал о бессемеровском способе, дутье воздухом, кислородом, горячем дутье, нарисовал конвертер. Причем двух экземплярах один оставил себе, другой запечатал в пакет и распорядился, что с рассветом фельдъегеря мчались в Керчь, и вручили пакет собственноручно Обухову и Пятову, под их роспись о получении и не разглашении. Утром после копирования, такие же пакеты уйдут в Луганск на завод, на Урал, Питер, Мальцеву, на наиболее продвинутые металлургические заводы. Будем реализовывать вариант развития, «Пусть расцветают сто цветов». После этого успокоившись, и в конец уставший пошёл спать, на часах было двадцать минут второго. Лёг наконец спать, и с мыслью: «Лучше поздно, чем ещё позднее», уснул.

Каждый день у меня крутилась мысль, «Делать это или не делать?» И по мере поступление мне сведений о делах, которые прокручивали эти люди и те, кто были с ними в теме, всё чаще на свой вопрос, я давал себе ответ… делать. Даже решил, что надо увеличить количество объектов в этом важнейшем мероприятии.

Из окружающих, кроме братьев только Барятинский решился со мной говорить на эту тему. Мысль его была о том, что наказать надо, но, что не стоит так жёстко и много. Я вспыхнул, но, сдержался. Учитель же. И провёл с ним работу над ошибками. Достал из бюро несколько папок по делу о злоупотреблениях генерал Затлера, и посадив за стол дал ему посмотреть. Там были уже мои пометки, прежде всего там, где были примерные суммы ущерба. Я уже успел посчитать сколько в совокупности было в рублях серебром, пусть теперь и Барятинский увидит. А то ишь, чистюля. Сам за другим столом занялся другими бумагами.

Минут через десять, князь начал сопеть, потом постанывать, урчать, и вроде как порыкивать. Минут через тридцать он закончил, и сообщил мне об этом. Я посмотрел на него. Вид у него был примерно такой, «Дайте мне финку, я этих сук, прям сейчас порешу!!! На хрен финку, я их, гнид, голыми руками удавлю!!!»

— И это, Александр Иванович, только по Южной и Крымской армии. А сколько по России в целом! Ты, представляешь масштаб!!! — воскликнул я.

— Вот это всё! — и ткнул пальцем в сумму, — должно быть здесь, в Крыму! В виде провианта, снаряжения, пороха, медикаментов! Будь хотя бы половина этого, война бы шла по другому.

— А этого, у Севастополя и армии, ни… черта нет!!! Ни черта!!! — сказал я, но, от мата всё же удержался.

— Сколько из-за этого погибло офицеров и солдат! России теперь веками жить с горечью и позором от поражений, которых может быть и не было, если б, не эти и другие, иуды!!!

— И ты, мне предлагаешь проявит к ним милость!? После вот этого?! — сказал я, и указал на бумаги.

— Взять на себя грех, за погубленные ими жизни, поражения и позор. И отказаться от справедливого воздаяния за содеянное ими? Против Отечества, меня, тебя, — продолжал я.

— Кто это должен сделать если не я? Скажи мне, Александр Иванович, кто? — задал я ему вопрос.

Он, пристально смотря на меня, сказал: «Вы, Ваше императорское величество, это ваш долг. И я вас поддержу».

— Спасибо, Александр Иванович. За верность и понимание, — ответил я, и пожал ему руку.

После этого разговора Барятинский, стал ко мне относиться по-другому, не как к человеку, с которым когда-то весело проводил время, а, как к тому кто может принимать трудные решения.

Утро, 31 мая, я начал обычно подъём, зарядка, завтрак. Доклад, дежурного генерала, что всё готово. «Готово. Что ж и я готов», — сказал я, и мы выдвинулись к месту казни. Туда где будет осуществлена справедливость, уже, получается по моей воле. Повесят десять человек, которые своими действиями обрекли на гибель тысячи людей. Они воровали для себя и других, а из-за этого погибали от нехватки пороха, свинца, снарядов, отсутствия нормального питания, солдаты, матросы, офицеры, да и генералы. Раненые и больные умирали, по причине недостатка, медикаментов, материалов, из-за отвратных условий для оказания помощи и лечения. Тысячами!!! Так, с какого, х…, я должен быть к осужденным проявить милость!!!???

Я отчасти сам такое прошёл в ранней путинской армии. Где ушлые отцы-командиры и прапоры-снабженцы тырили многое из того немногого, что должно было достаться солдатам. И, я, сам по себе, простой человек, не понимал, такого момента. Вот ты намутил, наворовал. Всё, ты богат до конца жизни, дети, внуки обеспечены выше крыши. Зачем дальше воровать!? Понятно, что ты, в системе. И выйти из неё непросто. Но, если, ты не мелкая сошка, а маститый коррупционер, и можешь уйти уже в сторону. Но, всё равно продолжаешь мутить и воровать. Зачем!? Ей, Богу, точно, что сытый голодного не разумеет.

Поэтому, когда убрали помост из под ног приговоренных, и они начали хрипеть и биться в конвульсиях, я спокойно смотрел на это. Потому-что это было СПРАВЕДЛИВО.

Те кто с холодным расчётом забирают жизни людей, для получения от этого выгоды для себя, поправ все человеческие и божьи законы и нормы, заслуживает наказания, в данном случае… смерти. Забрал чужую жизнь, отдай свою. По крайней мере сейчас смотря на казнь, я был уверен в этом. И так же я знал, что сейчас начинал внушать, страх!!! Мощнейшее природное чувство человека. И это не было плохо. Страх, необходимый элемент для управления.

Я распорядился найти «Государя», но, без афиширования этого действа. Перечитать, освежить, найти ответы. Пусть лучше бояться, чем любят. Хотя те, кто стоял у меня за спиной, и подобные им, за исключением немногих, вряд ли меня будут любить, даже если я буду стелиться перед ними. Бисер перед свиньями. Поэтому пусть лучше боятся. С Макиавелли не сильно поспоришь по таким вопросам.

После казни, я вновь вернулся во дворец к другими делам. После обеда было итоговое совещание, от том, что успели наработать в эти дни рабочие группы. И вот, что они наработали.

Вероятней всего противник отложит общий штурм Севастополя, и вновь ударит по Керчи. Цель, ухудшить снабжение города-героя и армии, разгромить побережье Азовского моря, ну, и взять реванш за поражение. Может пройти по Дону вглубь земель. В связи с этим было решено усилить Керченский отряд генерала Хомутова. К нему должна уйти одна из дивизий из Южной армии, полк морпехов с Балтики, плюс казаки. В сумме это получалось более тридцати тысяч штыков и сабель, более сотни полевых орудий. Задача отряда вновь не пустить противника к Керчи. Находясь в обороне или полевом сражении. Для это было решено половину винтовок, часть ружей, пули, порох взятых трофеями у Керчи отдать Хомутову. И всю трофейную артиллерию.

Решение об усилении береговой артиллерии тяжелыми орудия даже не обсуждалось, тем более, что было сообщено, о том, что приведут к Керчи союзники… броненосцы. Это же касалось и Азовской флотилии, которая должна была в кратчайшие сроки перевооружена на артиллерию способную противостоять бронеутюгам противника. Это были 60-фунтовые пушки конструкции Н. А. Баумгарта образца 1855 года, с длиной канала 17,6 калибра, которые в режиме форс-мажора испытывали с марта по май. И уже лили на Александровском Олонецком и Луганском заводах. Так же выбор пал на пудовые бронзовые единороги. Для этих орудий, чтоб они могли бороться с броней делали стальные ядра, с юбками из меди, для лучшей обтюрации, с целью увеличения скорости. Так же создали особой состав пороха, тоже для роста скорости. Всё это давало шансы на пробитие брони. Обстрел фрагмента воссозданного борта броненосца с деревянной обшивкой и броневыми листами из железа толщиной 4 дюйма (102 мм), 8-мь дюймов (203 мм) подкладкой из дерева показал, что с полторы сотни саженей (320 метров) стальными ядрами с юбками при усиленном заряде, борт уверенно пробивается. Готовили союзничкам и неожиданности по артиллерийской и морской части. Керчь должна быть вновь удержана с суши и моря. Любой ценой.