Вот так-то и устроен мир — каждый старается сорвать с себя нацепленный на него ярлык и пришпилить его на спину соседа.

Я же не пытаюсь избавиться от своего ярлыка. Нельзя сказать, чтобы я очень гордился им, но я и не отказываюсь от него. К тому же в Терезе, если внимательно приглядеться, мещанства куда больше, чем во мне.

В течение целого дня я нахожусь во власти математических вычислений и провожу большую часть своей жизни в единоборстве со случайностью, стремясь лишить ее всякого шанса неожиданно подстеречь нас, поэтому вечером дома мне хотелось бы чувствовать себя непринужденно, столкнуться с чем-то неожиданным, очутиться даже в несколько безалаберной обстановке. Такая перемена принесла бы мне лишь приятную разрядку. Но очень скоро я должен был распрощаться с этой надеждой. Тереза одержима манией чистоты и порядка. В нашей квартире все лежит на своих местах. Я оставляю газету на кровати. Возвращаюсь через минуту — газета на журнальном столике в гостиной. Я кладу ключи на круглый столик в передней, хочу их взять — они убраны в ящик. Я едва имею право стряхнуть пепел сигареты в пепельницу, во всяком случае, это всегда получается некстати. Если, не дай бог, пепел упадет на ковер, меня тут же обзовут дикарем и тут же появится пылесос, который вызывает у меня самое яростное отвращение. Мне казалось, что Тереза — исключение. Но однажды из песенки шансонье я узнал, что на свете есть по крайней мере еще одна такая женщина. Не помню даже, где я его слышал, но бедняга жаловался, что испытывал те же адские муки, что и я. Для него это было уже в прошлом. У него тоже была жена, которая включала пылесос из-за каждой пылинки. Если ему случалось посадить крошечное пятнышко на пиджак, она тут же являлась с бутылкой пятновыводителя, с тряпочкой и щеткой. «Встань к свету лицом, не крутись, повернись» и т. д. Он тоже никогда не мог найти газету там, где ее оставил. Но однажды, как поведал нам шансонье, она превзошла сама себя: «Часам к четырем утра у меня разболелась голова, я встал и пошел в ванную принять таблетку аспирина, когда я вернулся, моя постель была застелена!»

«Наиболее характерные недостатки вашей жены…»

Страсть к порядку овладевает Терезой, только когда дело касается нашей квартиры. По-моему, невозможно больше, чем она, путать слова и вносить такую неразбериху в воспоминания. Для доказательства возьмем хотя бы имена собственные.

Я знаю, что женщинам вообще свойственно путать некоторые наименования. Если женщина заводит разговор о Рио-де-Жанейро, можно не сомневаться, что она имеет в виду Буэнос-Айрес. Такова и Тереза. Никто так виртуозно не спутает ацтеков и инков, Олимпию с Альгамброй, Мориака с Моруа, динамо-машину с аккумулятором, Гаваи с Гаити, Римского-Корсакова с Рахманиновым, параллели с меридианами, сталактиты со сталагмитами, Кондэ с Тюренном, Отей с Лоншаном, Верлена с Рембо, Сирию с Ливаном, шотландцев с ирландцами, опал с топазом, Ренуара с Дега, конъюнктуру с адъюнктурой, Бухарест с Будапештом, дольмены с менгирами. Но хватит и этого. Бог с ней! Пусть она говорит инфракт, арэопорт, трамва, нервопатолог. Как-нибудь с грехом пополам разберусь в этом так называемом французском языке.

Но когда ей диктуют по телефону фамилию, одну-единственную и самую обыкновенную фамилию, которую она должна записать, а она умудряется создать вариантов двадцать, причем ни один из них не будет соответствовать настоящей фамилии, это приводит меня в полное недоумение. Допустим, речь идет о господине Делестрене. Мсье Делестрен звонит в мое отсутствие и просит передать, что он звонил, диктуя ей свою фамилию по буквам. По возвращении я нахожу записку, в которой говорится, что я должен позвонить Дельстрину, Делестринту, Дильстрену, но никогда — Делестрену.

Она, конечно, помнит в лицо всех наших знакомых. Единственное, что она забывает, — это их имена. Голова Терезы населена солидным количеством имен и лиц, и, если она вспоминает какое-то лицо, у нее ускользает имя, если она вспоминает имя, то забывает лицо человека, которому оно принадлежит. Ежедневно, вернее, ежевечерне (память Терезы обычно слабеет после 20 часов) моя супруга под предлогом, что я статистик, листает меня, словно телефонную книгу, ей нужно имя, имя человека, с которым мы хорошо знакомы.

— До чего глупо! Ведь я его прекрасно знаю!

Имя вертится у нее в голове, вот-вот сорвется с языка, но она никак не может ухватить его. Необходима моя помощь. За эти двадцать лет я подыскал имена для стольких лиц, что порой мечтаю очутиться на планете, населенной безымянными существами.

— Да, кстати[171],— говорит она мне, — знаешь, кого я встретила сегодня утром?..

— Дессера!

— Ах, Дессера? А я думал, он в Бельгии.

— Ну, конечно, ой, какая я дура, что я говорю!..[172] Ты знаешь… того самого типа, с которым мы были в Шамониксе… Его фамилия тоже начинается на «Д»… Вспомни, пожалуйста…

— Понятия не имею…

— Ох, до чего же ты глуп… Ты его прекрасно знаешь… Мы еще ездили с ним в машине.

— Может быть, Декло?

— Да нет же, нет, вот идиотская история, у меня так и вертится это имя в голове… Ну помоги мне, пожалуйста…

— Ты же видишь, дорогая, я пытаюсь вспомнить, но я просто ума не приложу, о ком ты говоришь…

— Он ума не может приложить! Но ведь это так просто. Тот самый тип, который возил нас в своей машине, когда мы отдыхали в Шамониксе.

— Мне все же кажется, что это был Декло…

— Уж лучше помолчи! Дай мне сосредоточиться. Это не Дессуш, не Дессэ, не Дюшен, не Дютертр… что-то вроде Диктера.

— Дельвер?

— Нет, я же говорю, что-то вроде Диктера! Подожди, ты меня совсем запутаешь. Просто неслыханно, что ты не можешь мне помочь вспомнить имя! Подожди-ка! Вот еще что… Его жена носила прическу «конский хвост», перевязанный красной лентой.

— Так бы сразу и сказала. Это Тьеглер.

— Ну конечно, Тьеглер!

— Но ты же говорила, что его фамилия начинается на «Д»… Так можно было еще долго ломать голову.

— Я? Да ты в своем уме? Я никогда не говорила, что на «Д». Я говорила на «Т»!

— Но мне кажется…

— Неужели ты думаешь, что я не помню, что говорила две минуты назад? У меня еще есть голова на плечах. Ты просто хочешь изобразить меня круглой идиоткой. Да-да, не спорь!

— Ну, знаешь, это уж слишком! Готов держать пари…

— Что за вечная мания держать пари! Пока я заметила лишь одно — стоило мне упомянуть о женщине с «конским хвостом», как мсье тут же вспомнил фамилиё ее мужа…

— Фамилию…

— А я что говорю?

— Все так, только не фамилиё, а фамилию… «Вспомнил фамилию».

— Вот еще новости! Теперь он начнет учить меня говорить по-французски. Нашел время!

— Послушай, Тереза, это все так несерьезно! Не стоит портить себе нервы из-за таких пустяков! Давай вернемся к главному. Ты мне сказала, что сегодня утром встретила Тьеглера, раз ты заговорила о нем, вероятно, ты хотела мне передать, что он тебе сказал. Так расскажи, дорогая!

— Если тебе угодно… хотя, откровенно говоря, ты этого не заслуживаешь. Так вот, он сказал: «Скажите обязательно вашему мужу, чтобы он непременно сводил вас посмотреть Ингрид Бергман в фильме…» Вот черт, забыла в каком! Я так разнервничалась из-за тебя, что даже не могу вспомнить, как называется фильм. Во всяком случае, это английский фильм и он идет на Елисейских полях.

— Да, интересно… не знаю, что бы это могло быть? Может быть, «Северная колдунья»?

— Нет!

— Ну, тогда «Свидание в полночь»?

— Вот-вот, это самое!

Я не стал, понятно, уточнять, что речь идет о шведском фильме, поставленном Ингмаром Бергманом, в котором Ингрид Бергман даже не участвует, — это могло бы вызвать новые осложнения. Лучше промолчать.

Невозможно подсчитать то время, которое ушло у меня на поиски забытых Терезой имен. Это происходит с ней чуть ли не всякий раз, когда она пытается рассказать какую-нибудь историю друзьям. Я бы мог прекрасно обойтись без всякого имени: анекдот бы от этого не пострадал. Но Тереза должна вспомнить имя во что бы то ни стало. Иначе она грозит, что не станет рассказывать свою историю. Обычно за имена цепляются те, кто их плохо запоминает. И я вынужден прийти на помощь, я вновь и вновь копаюсь в своей памяти, из вежливости наши друзья делают то же, и вот весь стол начинает охотиться за забытым именем — тщетно, имена, которые называют, совсем не те, которые ищет Тереза. После десятиминутных бесплодных поисков Тереза как ни в чем не бывало говорит: