— За ней дали, должно быть, порядочное приданое?

— Прекрасное приданое, но это самая обыкновенная вещь в нашей семье.

— И поскольку ваш брак — уже «совершившийся факт», оно, конечно, останется в вашем распоряжении?

— Право, не знаю. Я не наводил никаких справок на этот счет.

— Ну, понятно. Скажите, виделись вы с мисс Доран накануне венчанья?

— Да.

— И как она себя чувствовала?

— Как нельзя лучше. Все время строила планы нашей будущей совместной жизни.

— Вот как! Это чрезвычайно любопытно. А утром в день свадьбы?

— Она была очень весела — по крайней мере, до того как кончилась церемония.

— А потом вы заметили в ней какую-то перемену?

— Да, по правде говоря, я тогда впервые имел случай убедиться в некоторой неровности ее характера. Впрочем, этот эпизод настолько незначителен, что не стоит о нем и рассказывать. Он не может иметь ни малейшего значения для нашего дела.

— Все-таки расскажите, прошу вас.

— Хорошо, но это такое ребячество… Когда мы с ней шли от алтаря, она уронила букет. В это время мы как раз поравнялись с передней скамьей, и букет скользнул под скамью. Произошло минутное замешательство, но какой-то джентльмен, сидевший на скамье, сейчас же подал ей букет, который ничуть не пострадал от падения. И все-таки, когда я заговорил с ней по этому поводу, она резко оборвала меня и потом, сидя в карете, когда мы ехали домой, казалась до нелепости взволнованной этим пустячным случаем.

— Вот как! Так, значит, на скамье сидел какой-то джентльмен? Стало быть, в церкви все-таки была посторонняя публика?

— Ну конечно. Это неизбежно, раз церковь открыта.

— И этот джентльмен не принадлежал к числу знакомых вашей жены?

— О нет! Я только из вежливости назвал его «джентльменом». У него был вид человека из простонародья. Я даже не разглядел его хорошенько. Но, право, не стоит о нем говорить и отвлекаться от темы нашего разговора.

— Итак, леди Сент-Саймон вернулась из церкви уже не в таком хорошем расположении духа? Что она делала, приехав в дом отца?

— О чем-то разговаривала со своей горничной.

— А что представляет собой ее горничная?

— Ее зовут Алиса. Она американка и приехала вместе с моей женой из Калифорнии.

— Вероятно, она пользуется доверием вашей жены?

— И, пожалуй, чересчур большим доверием. Мне всегда казалось, что ее госпожа слишком много ей позволяет. Но в Америке, знаете ли, иначе смотрят на эти вещи.

— Сколько времени продолжался их разговор?

— Не знаю, право. Несколько минут. У меня были другие заботы, и мне было не до того.

— И вы не слышали, о чем они говорили?

— Леди Сент-Саймон сказала что-то о «захвате чужого участка». Она постоянно употребляет такого рода жаргонные словечки. Я понятия не имею, что она имела в виду.

— Американский жаргон бывает иногда очень выразителен. А что делала ваша жена после разговора со служанкой?

— Она пошла в столовую.

— Под руку с вами?

— Нет, одна. Она всегда была чрезвычайно независима в таких мелочах. Минут через десять она поспешно встала, пробормотала какие-то извинения и вышла из столовой. Больше я не видел ее.

— Если не ошибаюсь, горничная Алиса показала, что ее госпожа вошла в свою комнату, накинула на подвенечное платье длинное дорожное пальто, надела шляпку и ушла.

— Совершенно верно. И потом ее видели в Хайд-парке. Она прогуливалась там в обществе Флоры Миллар — женщины, которая сейчас арестована и которая утром того же дня устроила скандал в доме мистера Дорана.

— Ах да, расскажите мне, пожалуйста, об этой молодой особе и о характере ваших отношений.

Лорд Сент-Саймон пожал плечами и поднял брови:

— В течение нескольких лет мы были с ней в дружеских, я бы даже сказал — в очень дружеских отношениях. Она танцевала в «Аллегро». Я обошелся с ней, как подобало благородному человеку, и она не может иметь ко мне никаких претензий, но вы же знаете женщин, мистер Холмс. Флора очаровательное маленькое существо, но она чересчур порывиста и до безумия влюблена в меня. Узнав, что я собираюсь жениться, она начала писать мне ужасные письма, и, говоря откровенно, я только потому и устроил такую скромную свадьбу, что боялся скандала в церкви. Едва мы успели приехать после венчанья, как она прибежала к дому мистера Дорана и сделала попытку проникнуть туда, выкрикивая при этом оскорбления и даже угрозы по адресу моей жены. Однако, предвидя возможность чего-либо в этом роде, я дал соответствующие указания слугам, и те быстро спровадили ее. Это оказалось нетрудно: она сразу утихомирилась, как только поняла, что скандалом тут не поможешь.

— Слышала все это ваша жена?

— К счастью, нет.

— А потом с этой самой женщиной ее видели на улице?

— Да. И вот этот-то факт мистер Лестрейд из Скотленд-Ярда считает самым серьезным. Он думает, что Флора выманила мою жену из дому и устроила ей какую-нибудь ужасную ловушку.

— Что ж, это возможно.

— Значит, и вы того же мнения?

— Я сказал, что это возможно, но не говорю, что это вероятно. А что думаете на этот счет вы сами?

— Я убежден, что Флора не способна обидеть и муху.

— Однако ревность иногда совершенно меняет характер человека. Я хотел бы знать, каким образом вы сами объясняете то, что произошло.

— Я пришел сюда для того, чтобы получить объяснение, а не для того, чтобы предлагать свое собственное. Я изложил перед вами все факты, какие мог. Впрочем, если вас интересует моя точка зрения, то я могу высказать ее вам: я допускаю, что возбуждение, которое испытала моя жена в связи с огромной переменой, происшедшей в ее судьбе, сознание того, что она столь внезапно перешла в среду высшей аристократии, могло вызвать у леди Сент-Саймон легкое нервное расстройство.

— Короче говоря, вы полагаете, что она внезапно потеряла рассудок?

— Если хотите, да. Когда я думаю, что она могла отвернуться от… я не хочу сказать — от меня, но от всего того, о чем тщетно мечтали многие другие женщины, мне трудно найти иное объяснение.

— Что ж, это, конечно, тоже вполне приемлемая гипотеза, — ответил Холмс улыбаясь. — А теперь, лорд Сент-Саймон, у меня, пожалуй, есть почти все нужные мне сведения. Скажите только одно: могли вы, сидя за свадебным столом, видеть в окно то, что происходило на улице?

— Нам виден был противоположный тротуар и парк.

— Отлично. Итак, у меня, пожалуй, больше нет необходимости вас задерживать. Я напишу вам.

— Только бы вам посчастливилось разрешить эту загадку! — сказал наш клиент, поднимаясь с места.

— Я уже разрешил ее.

— Что? Я, кажется, ослышался.

— Я сказал, что разрешил ее.

— В таком случае, где моя жена?

— Очень скоро я отвечу вам и на этот вопрос.

Лорд Сент-Саймон покачал головой.

— Боюсь, что над этим делом еще немало помучаются и более мудрые головы, чем у нас с вами, — заметил он и, церемонно поклонившись, с достоинством удалился.

Шерлок Холмс засмеялся:

— Лорд Сент-Саймон оказал моей голове большую честь, поставив ее на один уровень со своей!.. А знаете, я не прочь был бы выпить виски с содой и выкурить сигару после этого перекрестного допроса. Что касается моего заключения по данному делу, то оно сложилось у меня еще до того, как наш клиент вошел в комнату.

— Полноте, Холмс!

— В моих заметках есть несколько аналогичных случаев, хотя, как я уже говорил вам, исчезновение происходило тогда не столь скоропалительно. А опрос лорда Сент-Саймона превратил мои предположения в уверенность. Побочные обстоятельства бывают иногда очень убедительны.

— Однако, Холмс, ведь я слышал то же, что слышали и вы.

— Да, но вы не знаете предыдущих случаев, которые сослужили мне отличную службу. Почти такая же история произошла несколько лет назад в Абердине и нечто очень похожее — в Мюнхене на следующий год после Франко-прусской войны[47]. Это почти такой же случай, но… А, вот и Лестрейд! Здравствуйте, Лестрейд! Вон там, на буфете, вино, а здесь, в ящике, — сигары.