Варенье из жимолости особых изысков над собой не требовало, оно само по себе было хорошо, в чистом виде так сказать. Но чтобы не добавлять гигантское количество сахара и не варить один к одному, а два к одному и чтобы при этом оно не закисло, мне пришлось изрядно поломать голову. Однако я вспомнила кое-что, и все вышло на славу.
И в этом строительно-заготовочном угаре, когда я едва не погребла себя на благо общества, у нас объявился сосед. Вернее не так…
Однажды днем, когда мы с женщинами отдыхали в тени беседки и пили чай со свежим вареньем, в гости пожаловал отец Митчелл, но не один, а с неким джентльменом, весьма приятной наружности, даже очень приятной! Мужчина был красив истинно мужской красотой: высокий, статный и даже грациозный. Прямой взгляд серых, можно даже сказать стальных глаз взирал на мир твердо, но в их глубине мерцали шаловливые искорки, пепельно-русые волосы вьющиеся крупной волной, были собраны в хвост, повязанный черной лентой. Отлично пошитый камзол с обшлагами в скромном позументе, как подобает истинному джентльмену, а не позеру, сидел на нем идеально, начищенные до блеска сапоги сверкали, а сногсшибательно элегантный вид завершала по-военному прямая осанка.
Даже Меган, влюбленная в Питера, а уж это я знала четко, хоть девушка старалась этого не демонстрировать, потрясенно вздохнула.
Оказалось, что в деревню с визитом вежливости к пресвитеру пожаловал баронет Джонатан Эйрли. Баронет, будучи третьим сыном графа Эйрли, тогда еще вовсе не баронет, не без помощи батюшки купил офицерский патент на чин лейтенанта и отправился служить в армию его величества. Дослужившись до капитана и доказав свою преданность короне аж в двух военных компаниях, после ранения, получив при этом ненаследный титул баронета, подал в отставку и вновь не без помощи отца приобрел имение. Оно оказалось неподалеку, всего лишь в трех часах пути, и хоть раньше пустовало, но все же было в отличном состоянии. На землях, что продавались, стояло несколько деревень.
Таким образом, сделав отличнейшее капиталовложение, баронет решил осесть в этих местах и остепениться.
— Но каково же, было мое удивление, — протянул он, делая глоток ароматного садового чая, — когда, в беседе со святым отцом, я узнал, что поблизости, буквально в нескольких часах езды от меня живет прекрасная леди.
Я сдержанно улыбнулась. Конечно же, я ни капельки не верила в искренность его комплементов, но все же мне было приятно. После того инцидента с Себастьяном, когда я предстала на дороге в виде чумазой крестьянской девки, я все же начала соблюдать правила в одежде, положенные для леди. Конечно, строго я их не придерживалась, но тем не менее выглядела гораздо лучше, чем в тот раз. На мне была легкая летняя блуза, с открытым воротом и вышитыми по его краю полевыми цветами, и легкая юбка, с очень широким поясом, который достигал почти до груди, и заменял мне собой одновременно как жилетку, так и корсет. Волосы были заплетены сложной косой, наподобие венца, что придавало мне более строгий, и я бы даже сказала, торжественный вид.
— Я выбрал эти места из-за ровного климата, да и земли пока здесь имеют невысокую стоимость, но весьма устойчиво, я бы даже сказал, стабильно повышаются в цене год от года. И поэтому я прямо же с границы, не заезжая в столицу, чтобы не потратиться, направился прямиком сюда, — меж тем продолжал баронет, поощренный моей улыбкой. — А вам как нравятся эти места?
— Очарована ими, — стала отвечать я, тщательно подбирая слова. Не говорить же мне ему правду. — Я даже рада, что уехала из столицы. Здесь так спокойно, все настраивает на неспешный лад. И люди здесь чудесные. А святой отец, — тут я сделала вежливый жест в сторону пресвитера, который ложечкой из креманки подчищал вторую порцию жимолостного варенья. Он поднял на меня лучащийся довольством взгляд и улыбнулся. — Просто спас меня, когда я приехала.
— Полно вам! — взмахнул он ложечкой. — Вы преувеличиваете! Это было лишь легкое недоразумение. Деревенский люд всегда несколько настороженно относится к чужакам. Знаете, когда я только приехал сюда, они тоже с опаской относились ко мне, даже на проповеди не очень-то ходили. Зато потом!.. Люди они действительно чудесные и всегда помогут.
— О-о-о! Так вот почему у меня никак не наладятся отношения со старостами и арендаторами, — заметил баронет. — Наверное, мне следует так же, как и миледи обратится к пресвитеру?
— О да! Церковь это скрепляющая людей сила и не стоит ее недооценивать, — согласился отец Митчелл.
Я поддерживала ни к чему не обязывающий разговор, а сама тем временем краем глаза присматривалась к новому гостю. Если отец Митчелл часто наезжал к нам, и к его визитам я уже привыкла, как к нечто само собой разумеющемуся, то баронет Эйрли для меня пока был загадочной персоной.
Оказалось, что мужчина тоже украдкой разглядывал меня, и нет-нет, но наши 'взгляды исподтишка' пересекались. И тогда я неожиданно поймала себя на том, что испытываю некоторую неловкость, а еще немного и меня бросит в краску. Надо отдать должное чести баронета, он даже вида не подал, что заметил мое смущение и легкие заминки при ответах.
А еще хочу отметить — я потихоньку начала принимать местные реалии, порой даже верила, что женщина все-таки не лошадь, которая сама не знает, чего она может, а слабое существо, которому без поддержки окружающих просто не выжить в сложном мире. Хотя когда сталкивалась с решением очередного вопроса, я махом выкидывала эту глупость из головы, и начинала действовать. Но все равно порой так приятно было почувствовать себя слабой, чтобы кто-нибудь о тебе заботился. Ну хотя бы на чуточку.
И неожиданно тут такое проявление такта! Никто не вперяется взглядом, словно у меня на голове рога растут. Мне было так приятно.
Мы беседовали еще долго, пока не начало темнеть. Отец Митчелл с удовольствием наелся варенья, мы с Джонатаном — он позволил называть его попросту — побеседовали о нюансах ведения хозяйства в усадьбе и имении, поделились теми немногими воспоминаниями о столице. Оказалось, что Джонатан тоже по роду своей прежней деятельность был далек от блеска столичной жизни и вовсе не тяготел к нему.
Потом мы тепло распрощались. Баронет Эйрли получил от меня разрешение приезжать, когда ему захочется. Правда мне тут же пришлось заверить отца Митчелла, что и его я жду в любое время, дабы угостить очередной новинкой из моих заготовок, ведь пресвитер, отказавшись от многих мирских удовольствий, так и не смог отказать себе в одном — отведать что-нибудь нового и необычного.
В спальне царил полумрак, из-за опущенных штор было даже душновато, но лежащим на большой кровати было все равно. Вернее лежал только один он, а она сидела на нем верхом. Ее длинные рыжие вьющиеся волосы достигали поясницы, и когда она откидывала голову назад, те касались белоснежных ягодиц.
— Ви, не поступай так со мной больше, — умоляюще протянул он.
В ответ женщина засмеялась и, прогнувшись в пояснице, в очередной раз откинула голову назад и приподняла волосы руками. Упругие темные пряди цвета меди так красиво контрастировали с ее молочно-белой кожей.
— Ви?..
Она рассмеялась вновь, теперь принужденно. Ее смех, отдающий легким безумством и оттого так будоражащий воображение и подстегивающий без того безудержное желание лежащего под ней мужчины, разорвал тишину спальни.
Не выдержав, мужчина рванулся к ней.
— Вивьен, черт тебя подери! Ты слышишь, что я тебе говорю?!
Он схватил ее за волосы на макушке, заставляя выпрямиться. Но та, как кошка податливая ласковой руке, плавным движением поднялась и, прижавшись к его груди, запустила шаловливые пальчики в его каштановую гриву.
— Слышу, — зашептала она, едва касаясь его губ своими губами. — Слышу… Но я свободная женщина, а значит делаю все что хочу…
— Тогда почему Хольгрим, этот старый пень?!
Мужчина сжал руку в кулак, сильно, можно даже сказать, болезненно дергая ее волосы на затылке. Но женщина, казалось, даже не заметила этого, разве что чуть подалась назад.