На самом деле, я, конечно же, сомневалась, что Порриманы сорвутся из Адольдага. Они и так сильно рисковали, отправляясь в сюда, а теперь, когда не понятно смогу ли я раздобыть крышу над головой… У них было трое детей — трое сорванцов и это все решало. А вот молодежь!.. Они не были обременены отпрысками и могли решиться на авантюру, тем более что я заранее раздала им рекомендательные письма на открытую дату и они бы, даже если наша авантюра не увенчается успехом, неплохо устроились после.

Но едва мы приняли решение, возмутилась Агна — она не желала бросать меня, и готова была служить кем угодно, лишь бы быть подле. В итоге было решено взять ее как камеристку и компаньонку.

Но все наши планы испортила погода. Дожди лили, не переставая, уже третью неделю. И если бы еще в первые две, мы, загрузив повозку, на пони выехали бы из усадьбы, то на третью рисковали увязнуть на дороге по ступицы. Уже давно все было собрано, а дождливая пелена затянула все холмы и словно цепная собака сторожила нас в Адольдаге, не давая и шагу ступить за пределы.

Начало ноября встретило нас ясными утрами, и я воспрянула духом. Еще капельку, еще чуть-чуть и можно будет тронуться в путь. По ночам уже ударял морозец, и землю прихватывало ледком.

И вот ранним утром, пока земля была схвачена морозцем, и жидковатая грязь почти не расползалась под колесами и копытами пони, мы тронулись в путь. Пони катил тележку, наполненную самым необходимым, чтобы выжить в первое время, а мы вчетвером шли рядом с ней пешком, дружно перемешивая дорожную грязь, так и норовившую налипнуть на длинные подолы юбок.

Проводником у нас стал Питер: во-первых, как единственный мужчина среди трех женщин, а во-вторых — и это самое главное — как единственный из нас повидавший разные города. В юности ему пришлось постранствовать полтора года, и он более или менее знал, куда можно поехать.

На ночь остановились в небольшой деревушке в трактирчике (несмотря на то, что Адольдаг считался весьма глухим местом, в полудне пути верхом или дне пешком находился большой тракт, и все деревеньки стояще вдоль него как раз и кормились за счет дороги). Чтобы не оставлять явных следов, я представилась вдовой отставного секунд-лейтенанта сухопутных войск его величества, и сняла одну комнату на всех. Мы еще не знали, куда направимся, и пока лишь планировали добраться до Тосмута, где проведем несколько дней, а потом двинемся по торговому тракту куда-нибудь еще.

Отдохнув в Тосмуте и восстановив силы, мы решили двигаться дальше, но уже теперь на запад. Мы закладывали петли позаковыристее, и в населенные пункты входили то вчетвером, то парами, каждый раз, представляясь по-разному. То Питер был разорившимся лавочником вынужденным таскать на себе двух родственниц — сестру жены и свою тетку, то Агна была смущенной девушкой, которую из жалости не бросили слуги разорившегося родителя. Потом я стала дочерью помершего священника, на место которого прислали нового из епископата, а меня попросили вон… Мы изощрялись, насколько позволяла фантазия и возможность, чтобы окружающие поверили в нашу легенду.

И вот в итоге, три недели спустя, как вышли из Адольдага, мы добрались до крупного торгового города — Стейфоршира, славившегося своими рынками, на которых возможно было купить почти все. И вот в этом шумном, суетном и многолюдном месте мы и решили переждать пару месяцев, чтобы, продав пони и обзаведясь дополнительными деньгами, на них сесть в дилижанс, и отправится сначала на восток в один из крупных портов. Там за грошовые деньги сплавиться на баржах с углежогами южнее, а потом из портового города, еще раз поменяв пару маршрутов в крупных городах, осесть на побережье в тихом местечке.

В Стейфоршире в рабочем квартале, где жили работяги и начинающие подниматься по социальной лестнице эмигранты, на Питера мы сняли небольшую узкую как чулок квартирку с кухней на первом этаже, в которой помещались только длинный стол и печь, и с двумя продуваемыми ветрами спальнями на втором. Пони продали уже на следующий день, чтобы внести арендную плату на месяц вперед. Питер через день устроился на работу, а Агна и Меган подались в горничные к торговцу средней руки (рекомендации я им обеспечила), а вот я осталась на хозяйстве. Конечно, я тоже сперва порывалась пойти работать, но как выяснилось, что ничего не могу делать так, чтобы не выдать себя через пару же часов. Чуждость и отличие в поведении выдавали меня с головой сразу же. И если мои действия, пока я была маркизой и хозяйкой усадьбы считались чудачеством и так не бросались в глаза, то когда пыталась выдать себя за стоящую на ступени более низшего класса, чем аристократия — становилось понятно сразу, что я не та, за кого себя выдаю. Прежде всего — это была свобода в движениях, свобода во взгляде, не тот наклон головы, не так хожу, не так держу руки, даже не так дышу. То, что неосознанно считывалось людьми, живущими в этом мире, воспитанными в реалии этого мира, выдавало меня с головой.

Поэтому мне ничего не оставалось, как заняться домашним хозяйством да рукоделием, и поджидать всех с работы уже с горячей едой.

— О Боже! Как я устала! — простонала Меган, прогибаясь в спине.

Девушка вернулась сегодня позже остальных. Питер уже начал беспокоиться, и порывался было пойти ее искать, но тут его жена пришла сама.

— Миссис О'Коган — эта глупая гусыня — ничего кроме общества таких же вульгарных подруг не видела, а мнит себя королевой! Узнала, что я у миледи в камеристках была и давай на меня лишнюю работу навешивать. Нет, чтобы денег прибавить?! Так жалко! А помогать ее тупой камеристке, делая за нее всю работу — так это пожалуйста! То ей не так, и это не эдак!..

Но тут Питер подошел и прервал возмущенные словоизлияния супруги, обняв и прижав ее к себе. Меган тут же затихла, довольно уткнувшись носом в кафтан мужа.

А я почувствовала себя виноватой. Все работают, деньги приносят, а я одна дома прохлаждаюсь, даже на базар за продуктами не хожу. Питер отсоветовал мне это делать, мотивируя тем, что могу заблудиться, что обвесят или обсчитают. Я пока не стала его разубеждать, но… Сколько себя знала в городах я не плутала никогда. Это в лесу — едва опушка скрывалась из виду — я теряла направление, а вот в городе, даже среди одинаковых домов в спальных микрорайонах — никогда.

— Давайте все к столу! — чтобы заглушить чувство вины начала я суетиться.

На стол тут же выставила горячее — картошку тушеную со шкварками, еще теплый хлеб, горшочек с лечо (я захвалила несколько штук из усадьбы), сыр, нарезанное тонкими полосками соленое сало. Еда была хоть и немудреной, но сытной.

Меган подскочила мне помогать, но я тут же усадила ее на место.

— Нечего! Ты весь день крутилась, а я дома была. Забудь на время — кто есть кто.

Однако пока я не накрыла на стол и не взяла в руки ложку, никто не приступил к еде — все ждали меня как хозяйку.

Разговор потек неспешно, каждый рассказывал, что произошло за день, делился новостями. В итоге засиделись мы до позднего вечера. Мне даже пришлось на всех прикрикнуть и начать разгонять спать. А когда со стола все было убрано, посуда перемыта, мы с Агной стали укладываться. Я расстилала постель, а девушка, заплетя свои длинные волосы в косу, переодевалась в ночнушку.

— Миледи, если вам что-то из покупок необходимо — вы мне скажите, — вдруг предложила она. — Я завтра для господского дома на базар пойду, заодно и нам могу прикупить немного. Масла там или еще чего… Вы обязательно скажите. Мне вменили в обязанность каждый день за свежими продуктами ходить, так я и для нас могу.

— Ничего не надо, — махнула я рукой, и тут же заторопила ее. — А ну марш в кровать, а то простудишься еще! С ума сошла — на полу босой стоять!

Девушка юркнула под одеяло, а я, скинув шаль, потушила лампу и последовала за ней. Спать вдвоем на одной кровати было гораздо теплее.

Я проснулась от стука двери. За окном было еще темно, небосвод даже не начал сереть. Протянув руку, я убедилась, что Агны уже не было рядом. В такую темень — а все уже ушли на работу… Грустно вздохнув, я, повернувшись на бок, устроилась поудобнее. Подремлю еще пару часиков и за дела, тем более что запланировано их у меня предостаточно. Сегодня я собиралась сделать пробную вылазку на рынок за продуктами. А то не дело это — живем уже в городе больше недели, а я так за порог и не ногой — точно страдающая агорафобией. Не порядок…