…И почему это должно было произойти в маленьком печальном дворике? Не потому ли, что в этот таинственный уголок редко заглядывало солнце, и уже к середине августа на деревьях появлялась жёлтая листва, а асфальт вечно не просыхал от дождевых луж. Редкие прохожие, попадая в этот мрачноватый дворик, зябко передергивали плечами и спешили поскорее удалиться.

Давно нет уже этого дворика, он остался там, в прошлом. Теперь туда от нас уходят наши обиды и радости, несбывшиеся надежды, и ещё то, о чём мы не желаем вспоминать, да ещё наши первые любимые, которых мы почему-то всегда торопимся забыть.

А тогда… Тогда был просто вечер, последний вечер лета. Большие, влажные звёзды августа, срываясь, падали в тёплые травы. Всё и всех скрыла тогда эта ночь. И только этот странный дворик нарушал гармонию ночи. Из глубины дворика вырывался вальс, он то исчезал в глубине пластинки, то снова рвался ввысь, тревожа ночь. Видимо, пластинку очень часто крутили. Через несколько минут этот вальс, наверное, затих бы, если бы во дворик не заглянула рыжая немолодая женщина — Осень. Она подошла, прислушалась и пошла в глубь дворика, туда, где играла пластинка.

— Как хорошо, что вы пришли ко мне на вальс! — вдруг раздался возле неё звонкий юный голос.

И тут женщина увидела молодого человека. Это был сам Август!

— Ну что вы, я здесь совершенно случайно, я просто услышала музыку, — стала оправдываться женщина, нервно сжимая пальцы своих усталых рук.

— Не стесняйтесь, это же вальс! А вальс подходит любой женщине в любом возрасте.

Женщина даже не успела ничего ответить, как вихрь вальса подхватил её и вознёс над спящим обыденным миром. Вальс словно вырвался из старой пластинки и закружил эту ночь. Земля, небо, деревья, звезды, дома — все поменялось местами и закрутилось в этом вихре. А у женщины словно горб свалился с плеч — горб, сложенный из прожитых лет и накопившейся усталости, — и она вновь почувствовала себя молодой, лёгкой, полной жизненных сил. Тут она осмелилась поднять на мужчину глаза — и адским огнем полыхнули её щеки: на неё пристально и внимательно смотрели его чёрные бархатные глаза. И ей захотелось прямо сейчас утонуть в любви, спрятаться в этом спокойном бархате чёрных глаз. Но она только бессильно уронила голову на мужское плечо и подумала: милый, что ж ты так запоздал?

A вальс неистовствовал над спящим миром. Но вот его темп стал замедляться и перешёл в плавный ритм. Необычная пара наконец-то коснулась земли. Женщина оторвалась от мужского плеча и буквально без чувств повалилась на ветхую скамейку, уронив свою рыжую голову на обнаженную руку, и задремала с полной хмельного вальса головой. А молодой Август, сделав несколько шагов, растворился в темноте последней летней ночи. Пластинка жалобно всхлипнула и смолкла. И на неё упал осенний лист.

А утром, когда солнце на минуту заглянуло в этот дворик, женщина проснулась, огляделась, и не поверилось ей, что прошедшей ночью здесь неистовствовал вальс. Она обвела взглядом неприветливые серые стены домов, обшарпанную скамейку, на которой она спала, да ещё рядом стоял чей-то выброшенный, разбитый патефон с треснутой пластинкой. Она зябко повела плечами: неужели именно здесь она кружилась в вальсе?

— Да, здесь всё так и было в прошедшую ночь. И сейчас у тебя горчинка в груди, а всё потому, что тебе снова хочется сладкого бабьего лета, — вдруг заговорило в груди её сердце.

— Да, мне снова очень хочется сладкого бабьего лета! — призналась самой себе, пряча усмешку в ладони, рыжая женщина — Осень.