Если бы ее отношения с экономкой были не такими натянутыми, Сирена могла бы избавить ее от необходимости прислуживать ей сегодня за ужином. А теперь она сидела в столовой в полном одиночестве, отодвигая одно блюдо за другим. У нее совершенно пропал аппетит. Желудок отказывался принимать какую-либо пищу. Натан уехал. Завтра утром, в одиннадцать часов, ей, как написал Вард, предстоит появиться в «Эльдорадо». Почему он выбрал именно этот день и это время? Может, он видел Натана перед тем, как отправить записку, и знал, что Натана не будет в городе? Почему он послал ей такое странное письмо? Чего он от нее хотел? Если он собирался потребовать того более осязаемого вознаграждения, о котором говорил, то в какой форме ей предстояло его благодарить? Но одно она знала точно: Вард от нее ничего не добьется. Сирена тоже могла ему кое-что сказать, предъявить кое-какие обвинения, на которые ему придется ответить, хочет он того или нет. Все эти мысли, роившиеся в голове, не давали ей покоя.

Сирена провела бессонную ночь. Когда утром Доркас пришла с чашкой кофе, она увидела, что волосы миссис Бенедикт спутались в какой-то кошмарный клубок, а под глазами залегли глубокие тени. Увидев свое отражение в зеркале, Сирена даже застонала. В таком виде и настроении она просто не сможет встретиться сегодня с Вардом Данбаром. Она не пойдет в «Эльдорадо». Ей придется отправить ему записку, сказать, что у нее нет желания с ним встречаться, что она ненавидит его и больше не хочет его видеть — никогда. Скажет, что ей наплевать на то, что ему от нее нужно, на чувства, которые он к ней испытывает, и на него самого ей тоже наплевать.

Но, несмотря на все эти замечательные решения, к десяти часам Сирена оделась и приготовилась уходить. Охваченная какой-то тупой злобой, она выбрала дорожный костюм с юбкой в складку, блузкой с кружевной отделкой на корсаже и узким жакетом. Он поразительно напоминал платье, которое Вард когда-то ей купил; разница заключалась лишь в том, что этот наряд был сшит из небесно-голубого бархата, а тот костюм был из серого шевиота. Непослушные локоны Сирена прикрыла маленькой шапочкой, тоже из голубого бархата, с атласными лентами, приколотыми брошью с сапфирами и бриллиантами. Пусть Вард думает что хочет. Она просто горела желанием показать ему разницу между прежней Сиреной — бедной и зависимой от него и той, кем стала она теперь — женой богача Натана Бенедикта.

На первой февральской неделе холод ненадолго сменился оттепелью. Дни стояли солнечные, с приятной погодой, не очень теплые, но и не морозные. Сирена не хотела надевать шубу, чтобы не испортить вид ее бархатного костюма, в коляске ей будет тепло и удобно и в одной меховой накидке.

В коляску запрягли других лошадей. Но они, почувствовав твердую руку, державшую вожжи, побежали мерной рысью, и Сирена быстро добралась до города. Она долго не могла решить, что делать с ландо, которое всем бросалось в глаза, пока наконец не оставила его на постоялом дворе, пообещав вскоре вернуться, сделав покупки. Она не испытывала затруднений с деньгами. Со свойственной ему щедростью Натан перед отъездом оставил для нее пачку банкнот на своем столе.

Платная конюшня на улице рядом с Мейерс-авеню, на углу которой находился «Эльдорадо», как нельзя лучше подходила для таких целей. Потом Сирена задумалась: как быть ей самой после того, как она надежно спрятала экипаж от любопытных глаз? Стоит ли ей пройти по Второй улице, свернуть на Беннет-авеню и действительно сделать несколько покупок, или лучше сразу направиться в «Эльдорадо», незаметно проскользнув между коновязей? Наверное, она напрасно оставила коляску здесь, вместо того чтобы сделать это где-нибудь на Беннет-авеню. Будет не так заметно, если она спустится по Беннет-авеню к Мейерс-авеню, а не пойдет сначала по магазинам, чтобы потом вернуться назад.

В конце концов, какая разница? Ей все равно вряд ли удастся сохранить свой визит в тайне. Остается только надеяться, что Натан о нем не узнает. И если ей все равно суждено когда-нибудь отправиться в «Эльдорадо», лучше сделать это сейчас.

Подобрав юбки, Сирена поднялась на возвышение перед коновязью возле салуна. Потом она обошла кладовую и остановилась перед черным ходом. Дверная ручка плавно опустилась от нажатия рукой, и дверь на смазанных петлях распахнулась без единого звука. Сирена вошла и закрыла дверь за собой.

Она сразу окунулась в давно знакомые запахи — винного перегара, табачного дыма и немытых плевательниц. В салуне, как всегда, царил полумрак. Сирена замерла, охваченная каким-то смешанным чувством волнения и страха. Пол по-прежнему был засыпан песком, под потолком висели все те же круглые закопченные лампы. Она опять увидела ряды блестящих бутылок и бокалов перед зеркальной стеной бара, женщины сидели в прежних непринужденных позах и по-прежнему разговаривали громкими крикливыми голосами. Справа находилась сцена с опущенным занавесом, а рядом — лестница, ведущая наверх, в комнаты Варда. Ничего не изменилось, ничего, кроме нее самой.

Наверху послышался стук закрывающейся двери, а потом — звук шагов. Нет, ее не увидят здесь охваченной смятением, не знающей, прятаться ей или убежать. Расправив плечи, Сирена прошла на середину бара. Впившись пальцами в сумочку из змеиной кожи, она оглядела салун с выражением любопытства на лице и повернулась только после того, как спускавшийся по лестнице человек дошел до нижней ступеньки. Это был Вард. Он стоял рядом с лестницей, опершись рукой на перила, и выглядел так, словно только что вылез из ванны. Его русые волосы не успели просохнуть, загорелые щеки были совсем гладкими после бритья. Широкая твердая грудь оставалась открытой, но он уже успел надеть безупречно отглаженные серые брюки из плисовой ткани, а на мягкой коже ботинок играли отблески света. Холодные светло-зеленые глаза Варда смотрели на нее настороженно и с затаенной тревогой.

— Доброе утро, Вард, — сказала Сирена, удивившись, как естественно и спокойно звучит ее голос.

Он кивнул:

— Сирена.

— Видишь, я получила твое послание.

— И пришла. Я всегда утверждал, что ты очень умная женщина.

— Ты меня переоцениваешь, — ответила она таким же насмешливо-торжественным тоном, как и Вард.

Он встретился взглядом с ее спокойными серо-голубыми глазами, неторопливо оглядел округлые линии ее тела, скрытые голубым бархатным костюмом.

— Ты хорошо выглядишь… как богатая женщина.

— По-моему, ты должен удивляться этому меньше всех.

Такой ответ смутил Варда, он нахмурился и кивнул:

— Ты права. Ты ведь никогда не скрывала, чего хочешь, так?

Сирена заранее подготовилась к такому ходу.

— Ты меня неправильно понял. Я имела в виду те деньги, которые тебе заплатил Натан, чтобы ты отсиделся в горах, а он мог бы спокойно на мне жениться.

Вард удивленно вскинул брови.

— Что?

— Он, наверное, отвалил тебе немалую сумму, если ты едва не потерял «Эльдорадо» и даже позволил ему дать свое имя твоему сыну.

Сирена рассчитывала, что ее слова собьют Варда с толку, однако ее ждало разочарование. На какое-то мгновение он побледнел, крепко вцепившись в перила, но тут же овладел собой и теперь стоял перед ней высокий и несгибаемый.

— Вон ты как все повернула, — присвистнул Вард.

— Это, по-моему, ясно как дважды два.

— Даже если тебе известно, что Натан уже однажды предлагал мне деньги, но я от них отказался?

— В тот раз отказалась я, если ты не забыл. Тебе следует вспоминать об этом всякий раз, когда ты собираешься в чем-нибудь меня обвинить.

— Зачем нам ворошить прошлое, если передо мной стоит счастливая женщина, настоящая жена богача? Натан поступил благородно, сделал тебе предложение, и ты его приняла. Это тоже ясно как дважды два.

— Да, я согласилась, за неделю до того, как у меня родился ребенок. Я решила, что у него должен быть хоть какой-нибудь отец. Так что же побудило тебя принять предложение? Натан поднял цену?

Сирена не отрываясь смотрела на Варда, ее голубые глаза, казалось, горели огнем.