– Людей моих писать, – пояснил мне на всякий случай бай Дустум и, жестом приказав мальчишке следовать за ним, направился к трактиру. На ходу обернувшись, он ощерил редкие мелкие зубы и великодушно предложил нам с Готардом: – Можешь барашка пересчитать, пока туда-сюда бегает…

Люди бая явно неплохо понимали имперский разговорный: негромко посмеиваясь, они двинулись за своим господином.

– Вот же наглая морда, – проворчал я, когда все степняки, пройдя под стиархом, двинулись в трактир.

– Да, гонору в бае Дустуме хоть отбавляй, – согласился Готард. – Хотя это еще ничего… Он один был. А как осенью здесь несколько баев встретятся да как начнут друг перед другом хвалиться…

– Так что с овцами делать будем? – поинтересовался я у десятника, кивая на отчаливший паром. – Вон их сколько… Может, и двадцать тысяч, а может и все сорок. Сосчитаем на всякий случай?

– Кэрридан, ты обалдел? – покрутил пальцем у виска Готард. – Мы и так с этой отарой до ночи на причале прокукуем. А если еще и считать придется, то и до утра не управимся. Да и с чего вдруг? Может, полагаешь, Дустум сбрехал насчет количества овец? Да на кой ему это надо? Серебрушкой больше уплатить придется, серебрушкой меньше… Он ехать будет и золотой на дороге увидит – так поленится спешиться и поднять! У него ж деньжищ куры не клюют!

– Тоже верно, – вздохнул я, покосившись на обольстительную суккубу. Похоже, не выйдет сегодня отвлечься от этого соблазнительного видения.

«А зря, зря ты отказываешься овец счесть!» – неожиданно заявил бес.

«Тебя забыл спросить, – перво-наперво осадил я этого прохвоста, а уже потом якобы нехотя осведомился: – Хочешь сказать, ты уже подсчитал, сколько этих мерзких тварей скопилось на том берегу?»

«А чего их там считать? – хитро сощурился рогатый. – Р-раз – и готово!»

«И сколько же овец у тебя вышло?» – делая вид, что мне ну совсем неинтересно, спросил я.

«Ну… Совсем не двадцать одна тысяча восемьсот! – выдал бес, жизнерадостно скалясь. Перескочив с перил пристани мне на плечо, жарко зашептал в ухо: – А давай проучим этого наглого пузана, а? Раз уж такая отличная возможность подвернулась».

«А ты не брешешь, скотина рогатая? – усомнился я. И попытался выведать у беса численность отары: – Может, овец все-таки именно столько, сколько и сказал бай Дустум? Или всего на десяток больше?»

«Не-а, – помотал башкой бес. – Их аж на четыре тысячи шестьсот сорок три штуки больше!»

«На сколько?!» От эдакой наглости я обалдел. Ладно там десяток-другой овец не сосчитать, ну пусть сотню… Учитывая, что отара очень большая, это было бы вполне в порядке вещей. Но пытаться пятую часть всех своих овец провезти без уплаты пошлины?! Вот же жулик этот бай Дустум!

«Брехло какое, да?! – утверждающе вопросил бес, радостно потирая лапки. – Такого просто обязательно нужно наказать!»

«Это точно», – без задней мысли поддержал я рогатого.

«А знаешь, каким образом лучше всего наказать этого жмота? Чтобы он до самой смерти урок не забыл?» – обрадованно поинтересовался прохвост. И хитро сощурился, намекая, что уж он-то знает.

Но я не стал спрашивать у беса совета, как он того ждал, а вместо этого сказал: «Знаю я, какой урок ему преподать, – сейчас оформим его как контрабандиста, и казначейские потом из него всю душу вынут. Затаскают по судам… А уж сколько сдерут при этом!..»

«Осел ты! Вот ты кто! – Бес с досадой постучал себя по башке кулачком. – Идею правильно уловил, а дальше тупость какую-то измыслил! Не о казначействе тут думать надо, а о себе! Тебе же подвернулся отличный случай срубить сотенку-другую замечательных золотых кругляшей! А ты… Казначейство… Тьфу! Осел, одним словом!» – недовольно засопев, выдал рогатый прохвост.

«На себя посмотри, нечисть поганая, – хладнокровно парировал я. – На осла ты, может, и не похож, а на животное больше меня смахиваешь. Вон и рога и хвост есть».

Непроизвольно ощупав рожки, бес озлился: «А ты, а ты… А ты вообще животное безрогое и бесхвостое! И тупо-ое… Ленивец которое зовется!»

«Сам ты ленивец! – рассердился я. – Особо зловредной породы. Тоже ничего не делаешь, а если и делаешь, то назло, да советы тупые даешь!»

«Тупые?! – оскорбленно вскинулся бес. – Это просто у тебя ума не хватает понять всю гениальность моих советов! – И язвительно фыркнул: – Ну беги, сдавай казначейским контрабандиста. А заодно и меня! Ведь казначейские чинуши обязательно поинтересуются, как же тебе удалось сосчитать овец! И поглядим тогда, кого ты таким способом проучишь, бая Дустума или себя!»

«Да, этот момент я как-то из виду упустил». Я озабоченно потер лоб. Бес правильно толкует: так палиться – не вариант… Дустум штрафом отделается, а меня братья-инквизиторы запросто за ребро на крюк подвесят… Вряд ли они не осведомлены о математических талантах мелкой нечисти. Вот что значит привычка – сжился с бесом и забывать начал, чем мне его присутствие грозит.

«Да ты не только этот момент, а еще и десять других упустил!» – уведомил меня рогатый, недовольно подергивая хвостом.

«Ну это ты загнул», – недоверчиво хмыкнул я.

«И ничего я не загибал, – с досадой буркнул бес. – Да что там говорить, ты же не только мелочи из виду упускаешь, но и самое важное! Перспективу, понимаешь, не чуешь!»

«Какую еще перспективу?» – недоуменно нахмурился я.

«Самую главную! – Бес назидательно воздел пальчик к небу. – Перспективу разжиться средством исполнения всех желаний!»

«Каким еще средством?» – совсем запутался я.

«Вот же осел! – едва слышно пробурчал рогатый, скривившись, как от зубной боли. – О возможности разжиться золотишком я тебе толкую, остолоп!»

«Золотишком, значит, разжиться захотелось, нечисть поганая? – Сощурившись, я поглядел на беса, сообразив вдруг, как с ним можно поквитаться. И, скрыв за радостной улыбкой злую усмешку, сказал: – А что, можно попробовать!»

«Уф! Ну наконец-то! – обрадовался бес. – Дошло-таки, что надо ободрать этого наглого пузана как липку, раз подвернулась такая возможность!»

«Ага», – подтвердил я. И задумался.

Непросто ведь будет вывести бая Дустума на чистую воду. Тут тонкий расчет нужен, чтобы прижать этого жулика и самому не спалиться. На самом деле нужно овец считать… Но это зряшная затея. Если прямо сейчас затеять их пересчет, бай, несомненно, это увидит. И что тогда в итоге помешает ему заявить, что он немного ошибся, и назвать другую цифру? Другое дело, когда он в таможенной декларации распишется… Тут уж не увильнуть. Но тогда подсчетом овец придется всю ночь заниматься. Да еще и на следующий день останется. И у Дустума будет уйма времени, чтобы придумать, как уйти от ответственности. Деньги у него есть, а значит, найдется и способ решения проблемы в моем лице. Поиздержится, конечно, изрядно, но выкрутится. Разве что врасплох его застать…

День выдался длинный. Мне удалось все хорошенько обмозговать и прикинуть различные варианты построения задушевной беседы с баем Дустумом. И на него самого я еще пару раз успел полюбоваться, когда заходил в трактир перекусить. А заодно и на их игру с Лигетом посмотрел. В золоченой коробке, что за баем тащил мальчишка, оказались шахматы. Изумительной работы, надо сказать. Фигурки изящные, отлитые из лунного и черненого серебра, а клетки на доске выложены из квадратиков светлого янтаря и темного малахита. Настоящее произведение искусства по сравнению с грубо вырезанными деревяшками с облупившейся краской, какие были у нас в караулке, в кельмской управе.

Бесу тоже очень понравилась шахматная доска. Всю ее рылом своим слюнявым истыкал: хотел удостовериться, что фигурки полностью из драгоценного металла, а не из меди, покрытой серебром.

Настал вечер. Переправили наконец последних овец. Я отправил Готарда за баем Дустумом, а сам занял свое рабочее место в конторке.

Чуть погодя ко мне заглянул тяжко отдувающийся бай. Он раздвинул губы в радушной улыбке и зачем-то щелкнул пальцами. Вскоре выяснилось зачем. Мальчишка этот, то ли слуга, то ли дальний родственник бая, выметнулся вперед и положил на сиденье стула для посетителей атласную подушку с кистями, расшитую золотом, как и халат Дустума. На эту подушку бай и уселся.