— Здесь был ваш родич.
— Извини, эрл, — обратился ко мне по титулу херсир, хотя наедине продолжал называть Щепкой, — у него были старые долги, за них он и заплатил. Для тебя ничего не осталось. Но мы готовы заплатить виру.
— Забудь, — дернул я забинтованным плечом в попытке отмахнуться. — Заплатил, и ладно.
— Хочешь взять с них виру жизнью или золотом? — поинтересовался херсир, кивнув в сторону пленников.
— С одного — жизнью. Кстати, сволочи, которую мне хотелось бы прикончить больше всего, здесь почему-то нет.
— Кого? — напрягся викинг.
— Здесь должен быть один черный со шрамами на морде.
— Раб, такой мерзкий и трусливый? — удивился Скули.
— Ну, когда он срезал с меня кожу, трусливым не выглядел.
Говорун зарычал и рванул куда-то сквозь толпу.
— Кто из них должен тебе жизнь? — продолжил Эйд.
— Ибрахим по прозвищу Золотой, — кивнул я в сторону капитана, злобно зыркавшего на меня из-под бровей.
— Как ты хочешь это сделать? — спросил херсир.
Я задумался, и тут, словно почувствовав мои сомнения, вперед вышел Али.
— Вахид, отдай его мне.
— Зачем?
— Для честного боя.
— Что скажешь, Золотой? — повернулся я к Ибрахиму.
— Я не боюсь, собака.
Не скажу, что он разозлил меня, но в висках неприятно закололо.
— Не боишься? Ведь я могу приказать тебя повесить. А будешь лаять — придумаю кое-что похуже, и Али мне поможет.
— Чего ты хочешь… — Рвавшееся с языка оскорбление Ибрахим все же сдержал.
— Кто меня продал?
— Малик.
Жаль, парнишка мне нравился.
— А Граннус?
— Этот торгаш слишком хитер, чтобы его можно было ухватить за язык.
— Хорошо, — кивнул я. — Али, он твой.
Мой соратник шагнул вперед, с ехидной улыбкой вытаскивая из ножен саблю, которая раньше принадлежала Золотому. Под ноги капитану он бросил клинок попроще.
Викинги моментально перерезали путы. Над Али поработали подручные Золотого, а самого капитана помяли викинги, так что они были в относительно равных условиях.
Рисунок схватки двух арабов отличался от всего, что я видел ранее. В нем смешались размашистые удары и широкие стойки казачьей рубки с прямолинейными ударами и резкими шагами японского стиля. При этом сабли плясали вокруг воинов, словно это были хвосты хидоев. Они двигались как две юлы — то расходясь, то вновь сталкиваясь, и тогда в воздухе разливался мелодичный звон отличнейшей стали.
Али резко качнулся в сторону, пропуская мимо себя скользящий удар сабли Ибрахима. Качнувшись обратно, он словно вплел чужой клинок в «плетение» своего. Солнце заиграло на зеркальной поверхности оружия, разбрызгивая по сторонам крошечные зайчики света. А вслед за ними полетели брызги алой крови. Как и любой серьезный, а не показательный, бой этот продлился всего несколько секунд. Ибрахим резким и в то же время скользящим прыжком разорвал дистанцию. Покачнулся на нетвердых ногах и опустил взгляд на свою грудь.
Сабля — страшное оружие и в своей непредсказуемости гораздо опаснее меча. Казалось, клинок Али лишь лизнул грудь противника, но, пройдясь по его телу, оставил после себя страшную рану, разрубив ребра, как сухие ветки.
Когда Ибрахим падал на палубу, на секунду показалось, что я увидел в чудовищной ране замирающее сердце.
Оглушающие крики викингов заставили меня вздрогнуть.
Через минуту крики стали еще громче — в кругу появился Скули, тащивший за волосы чернокожего палача. Мое сердце гулко стукнуло в ребра. Все раны словно разом воспалились, и этот жар захлестнул голову ненавистью.
Скули подтащил негра к кушетке и, рывком обнажив кинжал, уже собрался протянуть его мне. Рука викинга замерла в начале движения. Он посмотрел на мои спеленатые руки, и в его глазах отразилась растерянность. При этом Говорун даже не сделал попытки самому прирезать пленника. Судя по лицам остальных викингов, я должен был самостоятельно убить истязавшего меня человека. Но они, как и Скули, не знали, как мне это удастся в таком состоянии.
Ну-ну… У настоящей ненависти ограничений не бывает.
— Скули, брось его за борт.
— И все? — удивился викинг.
— Делай.
Пожав плечами, Говорун пробрался сквозь толпу товарищей и швырнул вопящего палача через фальшборт.
Между галерой и соседним судном имелся небольшой участок открытой воды, там мой истязатель и забарахтался, царапая пальцами гладкий борт. Викинги с интересом смотрели на утопающего и не обращали внимания на меня. И зря. Я же закрыл глаза и сконцентрировался.
Так, кто там у нас ближе всего?
Буквально через несколько секунд плеск за бортом резко усилился, и тут же над кораблями взлетел дикий человеческий крик. При виде акаяси, пожирающего живого человека, даже непрошибаемые викинги отшатнулись от борта.
— Интересный способ казни, — задумчиво сказал Эйд и кивнул на остальных капитанов. — А с этими что будем делать? Возьмешь с них виру золотом?
— А у них после вас что-то осталось?
— Ну, мы не настолько хороши, чтобы найти все тайники. Сколько?
— Думаю, по три яйца они с каждого будет достаточно. Или их цену золотом.
Капитаны нахмурились, но обреченности в глазах мародеров я не увидел. Так что рассчитаются как миленькие.
Вроде с основными делами на Корабельным Острове мы закончили, осталось заплатить еще по двум счетам.
Кабатчик, как обычно, находился на своем месте.
— Привет, Граннус. Сколько я остался тебе должен?
Хозяин таверны смерил меня настороженным взглядом, не особо решаясь пялиться на Скули, маячившего за моей спиной вместе с тремя товарищами.
— Сорок золотых.
— Скули, выдай ему сотню.
Говорун с королевским апломбом бросил на столешницу-прилавок кошель с монетами из казны Ибрахима, а кабатчик с не меньшим достоинством смахнул его под прилавок со своей стороны.
— Не подскажешь, где можно найти Малика?
— Думаю, он у своего хозяина.
В ответ я лишь кивнул и вышел из обеденного зала-трюма. У нас с Граннусом особой дружбы не получилось, зато получилось искреннее доверие.
Вотчина торговца Виляла по прозвищу Палка представляла собой группу из трех пузатых торговых кораблей брадарской постройки и аравийской галеры-причала, на которую я высадился по приезде на остров.
Хозяин лавки и причала вполне отвечал своему прозвищу — он был высок и худ как жердь.
— Где Малик? — без обиняков спросил я у торговца.
Тот также без лишних слов качнул головой, приглашая идти за собой. Предварительную обработку местного населения викинги провели еще вчера, так что сейчас все «аборигены» были как шелковые.
Пока мы спускались в трюм торгового судна, переоборудованного под склад, я так и не решил, что делать с предателем. Через секунду вид сильно избитого паренька решил эту проблему.
— Я не хотел говорить… — прохрипел парень, пытаясь встать, но сил на это у него уже не оставалось. — Хозяин узнал, что пропали артефакты, а потом пришел Золотой.
Я посмотрел на Виляла и спросил у Малика:
— Не хочешь рассчитаться за обиды?
— За что? — криво улыбнулся разбитыми губами парень. — По закону за воровство руки рубят, а мне просто ребра сломали. А вот Золотому я бы кишки выпустил.
— Опоздал ты, парень. Али успел раньше.
— Да уж за ним не угонишься.
Как ни странно, именно вымученная улыбка юного араба словно распустила узлы напряжения, и я окончательно поверил, что все же вывернулся из этой ситуации. Как несколько минут назад сказкой казалось спасение, так теперь страшным сном в прошлое уходили перипетии в пыточной каюте.
— Ты как, останешься здесь или вернешься домой на материк?
— С чем? — вздохнул Малик.
— Пятьсот золотых устроят искателя приключений?
— Пятьсот? — В голосе Малика скользило сомнение, которое я принял за жадность.
— Если попал в лодку жадности, спутницей твоей будет бедность. По-моему, это поговорка твоего народа. А от себя добавлю, что в случае с Хоккайдо третьим в вашей с жадностью лодке будет сидеть смерть. Деньги ты получишь в любом случае, а там решай сам. Я тебе не отец.