— Я Ул, — сказал он. — Уходите прочь из земли Ула. Я Ул. Я убивать!

— Мы не причиним тебе вреда, — ответил я. — Мы только хотим пройти через твою страну.

— Уходите прочь, — заворчал Ул, обнажая острые боевые клыки.

К этому времени пятьдесят свирепых человечков собрались у самой воды, ворча и угрожая. На них не было ни одежд, ни украшений, и у них не было оружия, но их острые клыки и перекатывающиеся мускулы спин и плеч говорили, что они вполне способны осуществить угрозу Ула.

— Что нам делать? — спросила Налти. — Они разорвут нас на части, как только мы ступим на берег.

— Может, мне удастся уговорить их дать нам пройти, — сказал я, но после пяти минут бесполезных усилий, я признал поражение. Единственным ответом Ула на мои аргументы было:

— Я убивать! Я убивать!

Мне была ненавистна идея возвращаться, ибо я знал, что нам все равно придется пересечь реку, а мы можем больше не найти такого брода. Но в конце концов я махнул рукой и вернулся назад на правый берег, рука об руку с Налти.

Мы продолжали идти вниз вдоль берега реки. Весь остаток дня я искал следы Дуари. Но мои усилия были тщетны. Я был обескуражен. Мне казалось, что я больше никогда ее не увижу.

Налти старалась развеселить меня, но поскольку она считала, что Дуари нет в живых, то, естественно, не добилась большого успеха.

Ближе к вечеру мне удалось убить небольшое животное. Мы ничего не ели весь день и очень проголодались, поэтому тотчас развели костер и вскоре жарили на нем куски нежного мяса.

После еды я построил в ветвях большого дерева грубый помост и собрал много больших листьев, чтобы они послужили нам подстилкой и покрывалом. Когда стемнело, мы с Налти устроились не без удобств в нашем убежище наверху.

Некоторое время мы молчали, каждый погруженный в свои собственные мысли. Не знаю, о чем думала Налти, но мои мысли были достаточно мрачными. Я проклинал тот день, когда решил построить огромную торпеду, которая перенесла меня с Земли на Венеру. А в следующий миг я благословлял его, ибо это сделало для меня возможным встретить и полюбить Дуари.

Молчание прервала Налти. Словно прочтя мои мысли, она спросила:

— Ты очень сильно любил Дуари?

— Да, — ответил я.

Налти вздохнула.

— Должно быть, очень печально потерять подругу.

— Она не была моей подругой.

— Не была твоей подругой? — тон Налти выдавал ее удивление. — Но вы любили друг друга?

— Дуари не любила меня, — ответил я. — По крайней мере, говорила, что не любит. Видишь ли, она была дочерью джонга и не могла любить никого, пока ей не исполнилось двадцати лет.

Налти рассмеялась.

— Любовь не приходит и не уходит в соответствии с какими бы то ни было законами или обычаями, — сказала она.

— Но даже если бы Дуари любила меня (а она не любила), то все равно она не могла сказать мне об этом. Она не могла говорить о любви, потому что она была дочерью джонга и чересчур молода. Конечно, мне этого не понять, но это потому, что я прибыл из другого мира и ничего не знаю о ваших обычаях.

— Мне девятнадцать лет, — сказала Налти, — и я дочь джонга, но если бы я полюбила мужчину, я бы так и сказала.

— Возможно, обычаи твоей страны отличаются от обычаев страны Дуари, — предположил я.

— Должно быть, они сильно отличаются, — согласилась Налти. — В моей стране мужчина не может заговорить с девушкой о любви, пока она не скажет, что любит его. А дочь джонга выбирает себе супруга, когда захочет.

— Этот обычай имеет свои преимущества, — признал я. — Но если бы я любил девушку, я хотел бы иметь право сказать ей об этом.

— Ах, мужчины находят способы дать знать об этом, не прибегая к словам. Я могла бы определить, любит ли меня мужчина, но если бы я сильно любила его, я бы не стала ждать этого.

— А если бы он не любил тебя? — спросил я.

Налти тряхнула головой.

— Я бы заставила его полюбить.

Я вполне понимал, что такую очаровательную юную девушку, как Налти, трудно не полюбить. Она была стройной и тонкой, с оливковой кожей и тяжелой массой темных волос, прямо сейчас находящейся в пленительном беспорядке. Ее глаза сверкали здоровьем и умом. Черты лица были правильными и почти мальчишескими, а над всем витало чувство достоинства, которое говорило о ее благородной крови. Я не мог усомниться в том, что она дочь джонга.

Похоже, это была моя судьба — встречать дочерей джонгов. Я сказал об этом Налти.

— Скольких ты встречал? — спросила она.

— Двух, — ответил я. — Тебя и Дуари.

— Это не так-то много, учитывая, сколько, должно быть, джонгов на Амтор, и как много у них может быть дочерей. У моего отца семь.

— И все они такие же прелестные, как ты? — спросил я.

— Ты находишь меня прелестной?

— Ты ведь знаешь, что ты такая.

— Но мне нравится, когда мне об этом говорят. Мне нравится, когда ты это говоришь, — мягко добавила она.

До нас донесся рев охотящихся зверей из смутных глубин леса; крики настигнутых жертв. Затем наступила тишина, нарушаемая только журчанием реки, несущей свои воды вдаль к неведомому морю.

Я обдумывал тактичный ответ на простодушное замечание Налти, постепенно задремал и провалился в сон.

Я почувствовал, как кто-то трясет меня за плечо. Я открыл глаза я встретился со взглядом Налти.

— …ты намерен проспать весь день? — поинтересовалась она.

Было совсем светло. Я сел и осмотрелся.

— Мы пережили еще одну ночь, — сказал я.

Я собрал кое-какие фрукты, и мы приготовили еще мяса, оставшегося от моей вчерашней добычи. У нас был прекрасный завтрак, после которого мы отправились снова вниз вдоль берега реки в поисках — чего?

— Если мы не найдем Дуари сегодня, — сказал я. — мне придется признать, что она для меня безвозвратно потеряна.

— И что тогда? — спросила Налти.

— Ты хотела бы вернуться в свою страну?

— Конечно.

— Тогда мы отправимся вверх по течению большой реки по направлению к твоему дому.

— Мы никогда не доберемся до него, — сказала Налти. — Однако…

— Однако что? — спросило я.

— Я думала, что мы можем быть очень счастливы на пути в Анду, — сказала она.

— Анду? — переспросил я.

— Это моя страна, — пояснила она. — Горы Анду очень красивы.

В ее голосе зазвучала ностальгическая нотка. Казалось, ее глаза видят нечто мне недоступное. Внезапно я понял, насколько храбра эта девушка, какой веселой она оставалась во время опасностей и передряг нашего бегства, и все это несмотря на возможную гибель и безнадежность ее положения. Я мягко коснулся ее руки.

— Мы приложим все усилия, чтобы вернуть тебя в прекрасные горы Анду, — заверил я.

Налти покачала головой.

— Я никогда больше их не увижу, Карсон. Даже большой отряд воинов не сможет пережить все опасности, которые лежат между этим местом и Анду — тысяча кобов жестокой и враждебной земли.

— Тысяча кобов — это большое расстояние, — согласился я. — Задача кажется безнадежной, но мы не сдадимся.

Амториане делят окружность на тысячу частей. Получается амторианский градус, хита. Коб — это одна десятая градуса длины на экваторе (или том, что амториане называют Малым Кругом). Это составляет примерно две с половиной земных мили. Таким образом, тысяча кобов составят примерно две тысячи пятьсот миль.

Небольшая арифметика в уме убедила меня, что Налти не могла проплыть вниз по большой реке две с половиной тысячи миль без еды, и я спросил ее, точно ли она знает, что Анду находится так далеко.

— Нет, — признала она. — Но кажется, что именно так. Мы скитались долгое время, прежде чем добрались до реки. А потом я плыла так долго, что потеряла представление о времени.

Как бы то ни было, если мы найдем Дуари, передо мной встанет проблема. Одна девушка должна отправиться вниз по долине в поисках своей страны, другая — вверх! И только одна из них имеет хотя бы смутное представление о том, где находится ее страна!