— Компьютер починили, папа?

Мэтью отрицательно покачал головой.

— Нет, мышонок, но это совсем неважно.

— Прости меня, пожалуйста, пап. Я больше так не буду, — грустно, опуская глаза, сказала девочка.

— Все бывает, мышка. Кто не совершает ошибок? Пусть эта послужит тебе на будущее уроком.

— Послужит, — пообещала Эмили и улыбнулась солнышку, подставив ему свои щечки с ямочками.

И, как всегда, от яркого солнышка принялась чихать.

— Будь здорова, детка!

— Я уже не детка!

«Это чиханье…»

Мэтью прищурился и внезапно окаменел, пригвожденный к месту неожиданно всплывшим воспоминанием, которое надолго заслонил от себя. Теперь оно вспыхнуло, разорвавшись как граната.

Полгода тому назад, 4 июля 2011 года, в День независимости, он принял приглашение Рашель Смит, одной из своих коллег по Гарварду, которая устраивала барбекю у себя на даче в Кейп-Коде, возле старинного маяка, приютившегося на краю скалистого залива и глядевшего на бескрайний океан. Пока мужчины жарили мясо, женщины, сидя возле воды, болтали, а ребятишки под присмотром няни играли внутри маяка.

— Кто хочет курицы? Кому хот-дог? — громко закричал Дэвид Смит, муж Рашель, славный, уравновешенный человек, главный врач больницы в Чарль-стоуне.

Четыре девчонки тут же выбежали из своего убежища и примчались к нему за едой. День был просто великолепный, солнце залило окрестности ослепительным светом. Оказавшись на солнце, Эмили тут же чихнула несколько раз подряд.

— Она всегда чихает, если попадает из тени на солнце, — заметил Мэтью. — Странно, не правда ли?

— Не тревожься, — успокоил его Дэвид. — Дело известное! Яркий свет заставляет чихать примерно одного человека из четырех. Наследственная особенность, приятель. В медицине ее называют «световой чихательный рефлекс».

— И как ты его объясняешь?

Врач задвигал в воздухе большой вилкой, словно водил указкой по доске.

— Представляешь себе зрительный нерв? Он расположен в непосредственной близости от тройничного нерва, который отвечает за чихание, но и не только, конечно. Тройничный контролирует выделение слезной жидкости, слюны, а также отвечает за мимику лица.

— Хорошо, и что дальше? — поинтересовался Мэтью.

Дэвид ткнул вилкой по направлению к солнцу.

— У некоторых людей эти два нерва как бы сообщаются между собой. Сильное раздражение зрительного нерва тут же передается тройничному, и человек чихает.

— Работают, как два подключенных электропровода?

— Именно, приятель. Ты все прекрасно понял.

— А ты уверен, что это не опасно?

— Абсолютно уверен. Всего-навсего небольшая наследственная особенность зрительного и тройничного нерва. Да ты сам должен чихать точно так же!

— Я? Никогда!

— Значит, так чихала Кейт. Иначе быть не может.

— Почему?

— Потому что это доминантный признак.

— И что это значит?

— Это значит, что у ребенка, унаследовавшего эту особенность, один из родителей непременно тоже обладал ею. Так что, если ты не чихаешь от солнца, то уж Кейт-то определенно должна. Эй, забирай свой стейк, пока он не сгорел.

Мэтью поблагодарил кивком головы и отошел со стейком в сторону. Вспоминал. За все четыре года их совместной жизни он ни разу не видел, чтобы Кейт чихала от солнца…

— Папа! Посмотри, какой мне дали большой хотдог! — закричала Эмили, бросаясь к нему в объятия и брызнув кетчупом от хот-дога прямо ему на пиджак. — Ой, папа!..

— Ничего страшного, мышонок, — успокоил он ее. — Но двигайся мягче, дорогая, ты такая порывистая.

Он стер с пиджака томатное пятно, продолжая думать о том, что ему сообщил доктор Дэвид. Но потом решил не морочить себе голову и постарался забыть об этом. И забыл. Вытеснил.

Теперь забытая сцена грубо вторглась в его сознание.

Вернула к настоящему. Вызвала гнев. Потом оцепенение. Потом тоскливую безнадежность. Мучительное сомнение поселилось в нем, терзая и подтачивая. А что, если Эмили не его дочь?

Мэтью снова вернулся к началу их романа с Кейт. Они познакомились в октябре 2006 года. По словам Кейт, зачали Эмили 29 октября. На свет девочка появилась спустя восемь месяцев, 21 июня, погожим летним днем. Недоношенный на месяц ребенок. Обычное дело. Правда, Эмили ничуть не походила на недоношенную: вес три с половиной кило, рост 52 сантиметра. Ее недолго продержали в больнице под наблюдением. Тогда бурная радость, оттого что он стал отцом, заслонила от него все эти «мелочи».

— Пап, ты в порядке? Хочешь, съешь пряник!

Голосок Эмили не освободил Мэтью от размышлений.

— Не сейчас, мышка! Съем обязательно, но попозже, — пробормотал он в ответ.

Мэтью обернулся к Эйприл и без всяких объяснений объявил:

— Мне нужно выйти купить кое-что!

Бостон, 2010

12 часов 30 минут

Эмма вышла из такси на Сомерс-стрит, в самом центре Уаттапана. Уаттапан — квартал, расположенный на южной окраине Бостона Он не относился к тем, которым путеводители для туристов посвящают многие страницы. Мела метель, улицы были пустынными. Отсутствие людей на улицах успокоило Эмму, избавив от чувства опасности, но вид, куда ни бросишь взгляд, был неприглядным. Маленькие кирпичные домишки откровенно просили ремонта. Громоздились склады со стенами, покрытыми граффити, за заборами пустыри, рядом лачуги с крышами из толя…

Эмма пошла вверх по улице, разыскивая городской каток, и наткнулась на компанию бомжей. Они заняли весь тротуар, сгрудившись вокруг жаровни, оставив в стороне крафтовые мешки, куда собирали банки из-под пива. Из пропитых ртов Эмме вслед понеслись окутанные паром ругательства, но она не обратила на них внимания. Разве такой пустяк мог ее сейчас остановить?

Вот и здание городского катка. Огромный ангар из металлических конструкций, с фасадом, расписанным тэгами местных приколистов. Эмма вошла внутрь ангара, купила входной билет и, минуя раздевалку, отправилась прямо туда, где ребята катались на коньках.

Детские голоса неслись из-за ограды. Каток был поделен на несколько секций. В одной из них молодой тренер обучал школьников-малышей шести-семи лет игре в хоккей. Две учительницы следили за занятиями, поднимали падавших малышей, шнуровали коньки, надевали шлемы и поправляли щитки.

Эмма подошла поближе к сияющему льду и в одной из учительниц сразу узнала Сару Хиггинс. Теперь Сара коротко стриглась, здорово похудела и выглядела гораздо старше, чем на фотографиях, несмотря на джинсы и свитер крупной вязки.

— Миссис Шапиро?

Сара дернулась, словно под действием электрического тока, и ошеломленно уставилась на Эмму. Ее давным-давно никто уже так не называл.

— Кто вы такая? — осведомилась учительница, подходя к борту катка.

— Хорошая знакомая Мэтью. Похоже, у него неприятности, и мне хотелось бы ему помочь.

— Меня это не касается.

— Уделите мне, пожалуйста, пять минут.

— Не теперь. Вы же видите, я занята.

— Поверьте, это по-настоящему важно, — настаивала Эмма.

Сара со вздохом согласилась:

— Тут рядом есть небольшой буфет. Ждите меня там. Я приду через пятнадцать минут.

Спустя двадцать минут.

— Мы прожили с Мэтью почти десять лет, а познакомились еще раньше, — начала Сара и отпила глоток чая.

Эмма сидела напротив нее, внимательно слушала и нервно теребила соломинку в стакане с кока-колой.

— Познакомились мы в 1992 году, в университете Массачусетса, Мэтт учился на философском факультете, я — на педагогическом.

— Любовь с первого взгляда?

— Не сказала бы. Скорее общность интересов. Мы читали одни и те же книги, горели теми же идеями, имели одинаковые политические пристрастия. В первый раз мы поцеловались вечером после выборов, когда впервые победил Билл Клинтон. Я и Мэтт были волонтерами и работали в комитете поддержки.